27 марта 1951 года я сказал маме, что буду родиться. У нас с мамой на эту тему уже проходили совместные обсуждения, так что ничего нового она от меня не узнала и, в принципе, была готова мне помогать.
Собрала вещички в узелок, пошла в контору, где ей выделили лучший по тем временам транспорт - тарантас. Ехать нужно было в город, а до него из нашего посёлка Растсовхоз двенадцать километров.
За кучера на тарантасе был Артур Циммер, пожилой молчаливый немец. За всю дорогу Артур не сказал ни слова. Только, когда подъехали к Илеку у посёлка Кирпичный, и встал вопрос о том - переезжать на другой берег, или нет.
Дело в том, что весной маленькая речка Илек превращается в широкую полноводную реку. Мутная талая вода в считанные часы поднимается на несколько метров, смывая на пути все насыпи и самодельные мостики, которые люди нагородили для себя, чтобы летом через этот Илек переезжать.
Между посёлком Кирпичный и городом Актюбинском и делали каждый год такую насыпь. Из щебня, камней, протяжённостью около полукилометра. В насыпи были неширокие проходы, русла для протекания речки. И сверху - деревянный настил, по которому в одну сторону могла проехать только одна машина или лошадь с повозкой.
Наступала весна, уровень воды в речке поднимался, вода шла через верх и смывала, уносила в Каспий все доски и брёвна, разрушала насыпь. Потом, после половодья, машины привозили новый камень, брёвна. Приходили бульдозеры. Промоины засыпались. Мостики восстанавливались.
Мама с Артуром подъехала к насыпи-мосту как раз в момент, когда весенняя вода уже пошла через дорогу. Насыпи уже не было видно. О ней можно было только догадываться по линии водопада, которая протянулась от одного берега широкой реки до другого. Обыкновенная такая картина, как на Ниагаре: спокойное течение мутной коричневой воды с обломками мусора, веток и льда на поверхности до определённой линии и - полоса мутной клокочущей пены, поток, срывающийся с насыпи.
Лошадь остановилась. Дорога уходила в воду. По обе стороны реки собралась толпа людей, машин, повозок.
Артур молчал. Мама тоже.
А я толкнул маму и сказал: - Надо бы ехать…
И мама тогда тоже сказала Артуру: - Поехали, может, получится.
Артур согласился. Ответил: - Да…
Тронул поводья, и лошадь ступила в воду.
Он не подгонял лошадь и ею не правил. Просто - сидел, спокойно глядя перед собой на живое течение. Просто - сидел.
Где была насыпь, где - настилы этих нескольких деревянных мостов?
Мутный поток и - шум воды, обрывающейся с насыпи вниз.
А воды было уже много.
Мама рассказывала - временами ей казалось, что вода подбирается под самые сиденья тарантаса.
И ещё она рассказывала, что не боялась. Совсем не боялась.
Лошадь ни разу не ошиблась, не оступилась. И через вечность на сухую землю ступили её копыта, а за ними выехал и сам тарантас с пассажирами.
Артур довёз нас до самого родильного дома. И всё завершилось благополучно.
Я родился в час ночи.
Спустя несколько дней мама возвращалась, уже со мной на руках, обратно в наш Растсовхоз. Через речку нужно было переправляться на лодке. Ну, лодки - они специально приспособлены к тому, чтобы плавать, перевозить людей.
Поэтому особых проблем с переправой уже не возникло. Хотя Илек уже привычно, по-весеннему, разлился, воображая себя Волгой или Амуром-батюшкой.
Возле Растсовхоза рос яблоневый сад. Через него проходила уютная тенистая кленовая аллея. Мама несла меня на руках по этой аллее. Было тепло, солнечно. Пели всякие птицы. В воздухе чувствовался аромат цветущей где-то вербы.
И собирались зацвести яблони.