Успешность и посмертие
Среди творческих людей мы любим и празднуем только неудачников. То есть, тех, кто потерпел поражение в материальной и чиновной жизни. Большая успешность способна отпугнуть посмертную славу или уменьшить ее.
Мы с удовольствием чествуем Моцарта и Шуберта. Но стоило бы им выйти хотя бы в гайдны - и наша любовь была бы меньше. Гайдн гениальный композитор, но слишком был удачлив и хорошо жил, чтобы сходить по нему с ума. А Сальери совсем не плох, но вот умел человек устроиться - и стал не нужен будущему.
Почему мы предпочитаем Пушкина Жуковскому, а Гоголя - Салтыкову-Щедрину? Потому что оба выскользнули из шинели. Салтыков-Щедрин - вице-губернатор, редактор толстого журнала, и для посмертия это вроде клейма. Вердикт - память без любви. Жуковский обретался при царе, был гимнюком и даже придумал красивый проект казни через повешение. Вердикт - неполное забвение.
Почему мы Мандельштама стали массово предпочитать Пастернаку, а еще двадцать лет назад было наоборот? Потому что скандальчик с Нобелевкой и красивая смерть на даче - ничто в сравнении с гибелью в вошебойке.
Посмертие не любит статских и тайных советников, столоначальников, его сиятельств и превосходительств, а заодно и преосвященств. И академиков не любит. И генералов. А вот те, которым было здесь плохо, которых били, травили, сживали со свету... - они желанные гости в нашей памяти. Получается, что наша память и есть истинный тот свет, где каждому воздается не только по его делам, но и по его земным успехам. И чем больше были те успехи - тем меньше места в посмертной памяти.
Мы с удовольствием чествуем Моцарта и Шуберта. Но стоило бы им выйти хотя бы в гайдны - и наша любовь была бы меньше. Гайдн гениальный композитор, но слишком был удачлив и хорошо жил, чтобы сходить по нему с ума. А Сальери совсем не плох, но вот умел человек устроиться - и стал не нужен будущему.
Почему мы предпочитаем Пушкина Жуковскому, а Гоголя - Салтыкову-Щедрину? Потому что оба выскользнули из шинели. Салтыков-Щедрин - вице-губернатор, редактор толстого журнала, и для посмертия это вроде клейма. Вердикт - память без любви. Жуковский обретался при царе, был гимнюком и даже придумал красивый проект казни через повешение. Вердикт - неполное забвение.
Почему мы Мандельштама стали массово предпочитать Пастернаку, а еще двадцать лет назад было наоборот? Потому что скандальчик с Нобелевкой и красивая смерть на даче - ничто в сравнении с гибелью в вошебойке.
Посмертие не любит статских и тайных советников, столоначальников, его сиятельств и превосходительств, а заодно и преосвященств. И академиков не любит. И генералов. А вот те, которым было здесь плохо, которых били, травили, сживали со свету... - они желанные гости в нашей памяти. Получается, что наша память и есть истинный тот свет, где каждому воздается не только по его делам, но и по его земным успехам. И чем больше были те успехи - тем меньше места в посмертной памяти.