Ну что, с праздничком, старославные? По яичку всем от меня, по крашеному. Оные оне вполне такие себе вкусные. Вот помню, году в осьмидисятом, бежишь, бывалоча, по деревне и в кажный двор-та и забёгиваешь. Орешь, как оглашенный - С праздником, баб Феня! Христос воскресе!
А баб Феня у калитки стоит, плат цветастый на голове поправляет да уголки глаз уголком плата вытирает - слезятся глаза. То ли от ветра, то ли от слез - не забывают правнуки-та! Маленькой морщинистой рукой из кармана передника достанет жменю карамелек слипшихся да печенек, да про яичко, крашеное в шелухе луковой, не забудет. Воистину воскресе. На, родимый, конфеток к праздничку. Да дай поцалую-та.
Поцелует в лоб (детей в лоб можно целовать, не только покойников), перекрестит. А ты так отмахнешься нетерпеливо, да украдкой мазнешь рукавом по лбу. Все время казалось, что бабуля лоб либо щеки слюнявит, вот и хотелось вытереть. А у нее губки-то маленькие, сухонькие, сморщенные - какое там слюнявит! 80 с гаком лет, чай, уже! А ручки у нее всегда были прохладные - не грела уж кровь-то - летом-то, что прохладной ручкой погладит, нравилось, а зимой нет. Да и виделись зимой пореже.
А умерла баб Феня в 92. В здравом уме и трезвой памяти. Силов-то уж не было жить. Вот и вспоминаю ее всегда такой - маленькой, согнувшейся под грузом лет, с сухонькими и прохладными руками, в цветастом плате, который любимый внук Сашка подарил и в заношеном переднике, где всегда для нас лежали карамельки слипшиеся да печеньки. Мир праху, баб Феня, светлой души бабуля. И глаза на мокром месте, как ее вспомнил.
А потом, когда набегаешь по дворам полную котомку яиц крашеных, да карамелек полкило, не меньше и штук пять конфет шоколадных да батончиков соевых, так и побежишь в рощу тополиную, на берегу Малого Кинеля, за сельским клубом, аж пятки в задницу втыкаются - кто из пацанов быстрее туда прибежит, тот и займет козырное место на тайной поляне. А там уж и зачинать можно яйца катать.
Шифер знаете? Такой волнистый, на крышу кладут? Тогда его море было, девать некуда. Берешь осколок шифера, длиной около метра и ставишь его под наклоном. Начинаем катать яйца. Два соперника - один сверху, по жолобку шифера пускает яйцо, второй яйцо ставит внизу, что бы яйцо сверху ударяло по нижнему. Чье треснет - тот и проиграл и его яйцо забирает победитель. Удачливые игроки домой десятка по три притаскивали.
Пока детишки собирают праздничный оброк по дворам, взрослые идут на кладбище, проведать родню и знакомых. Чистят могилки, подновляют оградку краской, выкидывают старые цветы и кладут новые. Поминают, конечно. Куда без этого. Кто водочкой, кто самогоночкой, а кто и винцом. Так положено. Закусывают теми же яйцами, салом вкусным, свежим лучком зеленым, редисочкой да хлебом свежим, пахучим, купленным по дороге на кладбище в сельпо.
Странное для кладбища чувство, но на пасху, на деревенском кладбище чувствуешь себя легко, тихо и спокойно. Умиротворяющая картина. Ярко светит солнышко, звенят-гудят всякие мошки, даже галки-вороны не галдят, а тихо и мирно ждут, когда народ разойдется и можно будет спокойно поклевать оставленные на могилах поминальные пасхальные яйца, очищенные от скорлупы, конфеты-печенье и всякую крупу, которую глупые люди зачем-то рассыпают на могилах.
А я что-то вот давненько не бывал там у родни. Бабуля там, дед, дядька и еще несколько родственников. А еще отец и еще одна бабуля. Вот так. Вот такая пасха.
Не верующий я. Но все равно, заради памяти родственников, отца и бабули - Христос воскресе, православные. Воистину воскресе. По яичку всем от меня, по крашеному.