Новая итальянская пехота: предпосылки
Начинаю серию постов, посвящённых организации и тактике итальянской пехоты начала XVI в. Материал в значительной мере взят из книги М.Арфайоли “The Black Bands of Giovanni” (2005 г.).
Говорить о том, что жители Италии конца XV в. не были знакомы с военным делом и потому оказались беззащитными перед вторжением французов в 1494 году, начавшим длительный период Итальянских войн, было бы неправильно. К своему сожалению, итальянцы были знакомы с войной очень хорошо. Раздробленность Северной и Центральной Италии на множество небольших сеньорий или республик, находящихся под формальным верховенством папы или императора, но фактически независимых, привела к тому, что XIV-XV вв. оказались заполненными бесчисленными военными конфликтами между ними. Имена итальянских кондотьеров, впервые сделавших военное ремесло выгодным и постоянным бизнесом, были известны по всей Европе. Самые удачливые из них приобретали титулы и владения. С другой стороны, представители знатных родов и владетельные князья нередко сами становились на путь военного наёмничества. Мир в Лоди, заключённый между ведущими итальянскими государствами в 1454 г., был призван принести на Апеннинский полуостров успокоение, но и после него конфликты не прекратились. За практикой поспевала теория - нам известны многочисленные трактаты по искусству завоевать и удержать за собой lo stato, написанные итальянцами.
Однако, именно Итальянские войны оказались своего рода поворотным моментом в развитии военного дела. В седьмой книге своего диалога “Искусство войны” Н.Макиавелли, устами известного кондотьера Фабрицио Колонны, выразил разрыв между военным делом XV в. и новациями, принесёнными в Италию с войсками Карла VIII: “Пока наши итальянские князья ещё не испытали на себе ударов войны, нагрянувшей с севера, они считали, что правителю достаточно уметь написать ловко составленное послание или хитрый ответ, блистать остроумием в словах и речах, тонко подготовить обман... раздавать военные звания по своему произволу... Эти жалкие люди даже не замечали, что они уже готовы стать добычей первого, кто вздумает на них напасть.
Вот откуда пошло то, что мы видели в 1494 г., - весь этот безумный страх, внезапное бегство и непостижимые поражения; ведь три могущественнейших государства Италии были несколько раз опустошены и разграблены”.
Младший современник Макиавелли Франческо Гвиччардини более точно обозначил причины слабости Италии перед “новыми варварами”: ярость артиллерии (furore delle artiglieri) в осадном деле, новый способ (altro modo) сражения пехотинцев на поле боя - вот, что изменило “лик войны”. Артиллерию оставим в покое, возможно, на время. Посмотрим, на какой основе складывался новый способ организации и сражения пехоты на рубеже XV/XVI вв., из которого выросла новая тактика “пики и выстрела”.
В XV в. итальянская пехота обыкновенно подразделялась на отряды под командованием капитанов, в подчинении у каждого из которых находилось до 500 пехотинцев. Роль пехотных войск в военном деле возросла во второй четверти XV в., согласно М.Маллетту, в первую очередь благодаря хорошим возможностям строить на равнинах Северной Италии полевые укрепления. Это была лёгкая пехота, вооружённая мечами и щитами. Профессионализм пехотинцев был, вероятно, довольно большим, хотя к профессиональным солдатам в кампаниях иногда присоединялись слабо подготовленные ополченцы (городская милиция). Так или иначе, численность пехотных подразделений была относительно небольшой и роль им придавалась второстепенная. Первоначально её функции оставались по сути средневековыми: в поле - вспомогательно-оборонительная, в укреплениях по ситуации - оборона либо осада. В период конфликтов между многочисленными итальянскими сеньориями и городскими республиками доля пехоты в армиях неуклонно росла, достигнув к концу столетия 50%. Возростало многообразие видов пехоты: Ф.Контамин называет для третьей четверти XV в. копейщиков, арбалетчиков, лучников, пикинёров, щитоносцев, тарченосцев, скопитариев. Одновременно росли и тактические возможности этого рода войск.
Несмотря на это почти нигде пехота не сумела стать ударной силой на поле сражения, сравнимой по значению с кавалерией. Единственным исключением для XV в. являлись швейцарцы, чьи плотные соединения (сперва алебардистов, а после поражения от миланцев при Арбедо в 1422 г. - ещё и пикинёров) могли не только успешно отражать натиск тяжёлой конницы, но даже атаковать её (Грансон, Муртен, Нанси, 1476-77 гг.). Им не мешала даже стрельба арбалетчиков, лучников и стрелков из ручного огнестрела, которые были в армии герцога Бургундского. Постепенно швейцарская тактическая организация стала основной моделью и образцом для подражания при создании тяжёлой пехоты, каковой задачей были вынуждены заняться все ведущие европейские государства. Отдельные слагающие успеха швейцарцев - эффективное сочетание наступательного и защитного вооружения (главное - длинная пика), особенности состава (компании родственников-соседей) и мобилизации (чуть ли не централизованной, под главенством властей города или кантона), специфика формирования (крупные по численности баталии) и построения (плотный строй), особенности командования (выборность младших командиров и коллегиальная система принятия решения старшими) - могли использоваться в соседних странах. Император Максимилиан I уже в 1479 г. успешно использовал против французов при Гинегате построение пикинёров, набранных в своих нидерландских владениях, плотными “квадратами”. Но лучшим примером заимствования швейцарской пехотной тактики являются немецкие ландскнехты.
Из каких элементов формировалась “новая” пехота в Италии в конце первой трети XVI в.? Традиционная итальянская пехота была лёгкой, очень мобильной, предназначенной для охраны или штурма городов и полевых укреплений, а также сражений в открытом строю на пересечённой местности, неблагоприятной для конных войск. Пехотинцы обычно были вооружены либо мечом и щитом (либо же коротким шестовым оружием вроде протазана или копья), либо метательным оружием, таким как арбалет или ручницы (schioppetto). Пика довольно быстро приобрела статус “королевы оружия”, однако даже полное переоснащение итальянской пехоты само по себе не привело к возникновению воинских контингентов, способных соперничать с oltramontani из Швейцарского союза или немецких земель. В начальный период Итальянских войн “новая” итальянская пехота за редкими исключениями терпела довольно жалкие и тяжёлые поражения.
Переход к плотному строю был затруднён рядом количественных и качественных факторов. В то время наилучшим формированием для пехоты считались баталии, состоявшие из более чем 5 тыс. чел. каждая. Полагаясь только на себя, участники баталий должны были сражаться исключительно агрессивно, преобразуя свою массу в ударную силу. Между тем, небольшие, как правило, итальянские государства полагались на весьма нестабильный и фрагментированный резерв человеческих ресурсов. Мобилизационные трудности усугублялись тем, что, как правило, на Апеннинском полуострове одновременно присутствовали одна-две иноземные армии, также потреблявшие местных солдат. По весьма пессимистичным оценкам Франческо Марии делла Ровере (первая треть XVI в.), в Италии в любой конкретный момент нельзя было набрать более 10 тыс. “хороших пехотинцев” (buoni fanti).
Секретом успеха пикинёров было использование массивной пики и массы плотного строя самих солдат. Поэтому пикинёры, как правило, тренировались маршировать и сражаться в сомкнутом строе, поддерживая один другого, а также управляться со своим тяжёлым оружием длительное время. Уже в XV в. швейцарцы организованно готовили своих подростков к сезонной службе в пехотных каре; в конце столетия в Берне даже действовало училище пикинёров, возможно, не единственное в стране. Важное значение имела также моральная подготовка - воспитание в солдатах чувства взаимной ответственности и единства, чему способствовали принципы мобилизации швейцарских баталий.
Фехтование на пиках. Виргилий Солис, сер. XVI в.
Хорошо подготовленное каре пикинёров могло одолеть другие типы пехоты, успешно сопротивляться атакам кавалерии и даже двинуть свои ряды на дезорганизованных конников, когда их атака не удастся. Конечно, формирование из разнородной толпы новобранцев подлинного воинского товарищества, в прямом смысле черпающего силу в своей массовости, было делом трудным и дорогим. Между тем, удержание строя было необходимо для того, чтобы сражение не перешло в беспорядочное кровавое истребление, подобное тому, что нарисовано на гравюре Ганса Гольбейна-младшего.
В отличие от гомогенной в социальном смысле Швейцарии, структура населения итальянских государств не позволяла набрать из их свободных жителей нечто наподобие древнеримских легионов, о возрождении которых мечтал Макиавелли. Типологически и по происхождению итальянские пехотинцы находились ближе к основным соперникам и успешным противникам швейцарцев - немецким ландскнехтам. Однако, в Италии не существовало практики организованного массового военного набора, который мог бы способствовать сложению у значительного количества потенциальных профессиональных солдат рекрутского духа военного товарищества.
Наконец, играли роль и практические соображения итальянских правительств. Приведу длинную цитату из Маурицио Арфайоли: “Чтобы получить инструменты, которые позволят им играть самостоятельную роль, итальянские государства должны были заплатить цену - социальную, политическую и финансовую, - которая в период непосредственно после начала Итальянских войн находилась не просто за пределами возможностей большинства из них, но также (что, вероятно, важнее всего) за пределами их подлинной необходимости. В отсутствие “большой стратегии” было неудобно держать в состоянии готовности, без гарантий хорошего результата, большое количество солдат в крупных и дорогих формированиях тяжёлой пехоты, которая мало, или вовсе никак не использовалась, помимо сражений, - в отличие от более гибкой лёгкой пехоты. Значительная доля правящей итальянской элиты находила практичным и удобным доверить защиту своих привилегий и свободы военным силам великих европейских держав, поддерживая их стратегию и “дополняя” их армии итальянскими войсками”.
Всё же мобилизационные возможности для перехода к массовой тяжёлой пехоте в Италии имелись. Иногда итальянские государства оказывались в состоянии преодолеть своё неприятие вооружения своих подданных и смешивали профессиональных солдат и рекрутированных ополченцев разного уровня подготовки. Иной раз они обращались даже к помощи формирований, составленных исключительно из последних, что, впрочем, как правило, было вызвано невозможностью поступить иначе. Однако первый опыт использования больших масс ополченцев был неудачен. Так было с венецианцами при Ла Мотте (1513 г.) и флорентийскими ополченцами, зарезанными как скотина при Прато (1512 г.). Многообещающая попытка Чезаре Борджиа в период его краткого правления в Романье, лучшем месте для набора солдат в Италии, создать крупные формирования тяжёлой пехоты, была прервана не по причине военных неудач, а из-за изменившейся политической ситуации.
Необходимый базис для появления “новой” итальянской пехоты был обеспечен благодаря росту и консолидации присутствия и влияния на Апеннинском полуострове великих иноземных держав. Постоянное использование начиная с 1515 г. враждующими лагерями Валуа и Трастамара-Габсбургов вспомогательных итальянских контингентов способствовало процессу “отложения” тактических знаний и опыта, необходимых для того, чтобы создать новый тип войска. Постепенно в Италии сложился слой людей, имеющих хороший опыт участия в сражениях - слой достаточно многочисленный, чтобы не исчезнуть “естественным” путём в нескольких неудачных боях. Умения и навыки этих профессиональных военных можно было использовать в новых организационно-тактических формах.
В отличие от швейцарцев, немецкая, испанская и итальянская пехота, по причине недостатка в мощи лобовой атаки была вынуждена делать значительный упор на использование огнестрельного оружия. Поэтому контингенты пехотинцев включали не только пикинёров, но также значительное число стрелков. Хорошо известен опыт Гонсало де Кордовы, который после поражения от швейцарцев при Семинаре (28 июня 1495 г.) изменил вооружение и способы подготовки своих войск. Результатом стало знаменитое смешанное трёхчастное формирование: пикинёры, аркебузиры, эскудадос (роделерос). Смешанный состав пехоты имел явные преимущества. Тяжелая пехота (пикинёры), относительно невосприимчивая к традиционной лобовой атаке кавалерии, обеспечивала защиту от атак жандармов стрелкам, пока те перезаряжали своё оружие. Таким образом, стрелков можно было использовать даже на открытом пространстве, хотя чаще они скрывались за полевыми укреплениями. Растущая необходимость в координировании действий этих двух типов войск породила настоящую цепную реакцию и со временем привела к подлинному симбиозу двух компонентов. В первую очередь именно стремление совместить действия аркебузиров (концентрируя их огневую мощь и упорядочивая её частотность) с действиями пикинёров привело к возникновению подразделений “новой” пехоты. Будучи более составными и сложными для организации и управления, но также более гибкими, они могли на равных соперничать с более мощными, хоть и менее сложными баталиями швейцарцев. Это сочетание массовости наступательных войск со значительным оборонительным потенциалом породило тактику “пики и выстрела”. И именно сотрудничество пики и аркебузы окончательно утвердило господство пехоты в европейских армиях к 1530-м гг.
Хрестоматийным примером раннего удачного совместного действия пикинёров и аркебузиров является сражение в парке Бикокка (1522 г.), с которого отсчитывают начало упадка швейцарцев. Немалую роль в этом сыграла и специфика набора швейцарских солдат. Последние, набранные “оптом”, с разрешения кантональных властей, стремились завершить кампанию поскорее и вернуться домой с добычей. Поскольку французская армия, в составе которой сражалось 16 тыс. швейцарцев, столкнулась с фабианской тактикой имперского командующего Просперо Колонны, в какой-то момент терпение наёмников закончилось. Их командиры поставили главнокомандующему виконту Лотреку ультиматум: распустить солдат или немедленно заплатить им. “Нет денег, нет швейцарцев”, - говорили они. Поскольку средств у Лотрека не было, он предпочёл как можно скорее дать бой неприятелю (чтобы после захватить его казну), несмотря на то, что поле сражения было выбрано и подготовлено последним. 27 апреля 1522 г. две швейцарские баталии по 7 тыс. солдат каждая пошли в атаку против имперского боевого порядка, где их встретила смертельная комбинация из артиллерийского огня и залпов испанских аркебузиров, укрытых за земляным укреплением, а также стена из пик их постоянных соперников - ландскнехтов. В конце концов, после понесённых ужасных потерь, швейцарцы были вынуждены отступить. Катастрофический итог этого сражения вынудил французов уйти из Ломбардии.
Схема битвы при Бикокке.
Укрепления Просперо Колонны в военной миниатюре.
Просперо Колонна.
Гвиччардини писал, что “вплоть до 1521 г. если проигрывали кампанию, то тем самым проигрывали и государство”, а после этого война приняла другой характер. Однако ещё до Бикокки наступательная тактика, характерная для начальной стадии Итальянских войн (и свойственная французам) достигла своего логического конца. Длительный процесс технического и тактического совершенствования, придававший особое значение координации между различными компонентами войска, обычно в сочетании с использованием полевых укреплений, наконец привёл к перевороту. Отныне сражения стали более опасными и, в то же время, менее решающими. Теперь борющиеся стороны пытались “пролонгировать войну” и сражались, “не пытаясь биться в тесных сражениях... более хитростью, умением и проницательным выбором преимуществ”, нежели оружием (Гвиччардини). Выгораживая Джованни де Медичи от обвинений в том, что тот не сражался во многих битвах, его биограф Джованджироламо де Росси доказывал, что ко времени, когда его знаменитый родственник начал свою краткую карьеру в качестве командира (в 1521 г.), век больших сражений уже прошёл. Война превратилась в серию изматывающих маневрирований, перестрелок, засад и штурмов, а воевать открыто - giornata (“днём”) - никто больше не желал, “кроме как с большим преимуществом”. Именно такой тип военных действий практиковали Джованни делле Банде нере и его люди, и именно на такой войне они добыли для себя славу.
Джованни делле Банде нере. Статуэтка работы Джованни Бастианини (XIX в.).
Говорить о том, что жители Италии конца XV в. не были знакомы с военным делом и потому оказались беззащитными перед вторжением французов в 1494 году, начавшим длительный период Итальянских войн, было бы неправильно. К своему сожалению, итальянцы были знакомы с войной очень хорошо. Раздробленность Северной и Центральной Италии на множество небольших сеньорий или республик, находящихся под формальным верховенством папы или императора, но фактически независимых, привела к тому, что XIV-XV вв. оказались заполненными бесчисленными военными конфликтами между ними. Имена итальянских кондотьеров, впервые сделавших военное ремесло выгодным и постоянным бизнесом, были известны по всей Европе. Самые удачливые из них приобретали титулы и владения. С другой стороны, представители знатных родов и владетельные князья нередко сами становились на путь военного наёмничества. Мир в Лоди, заключённый между ведущими итальянскими государствами в 1454 г., был призван принести на Апеннинский полуостров успокоение, но и после него конфликты не прекратились. За практикой поспевала теория - нам известны многочисленные трактаты по искусству завоевать и удержать за собой lo stato, написанные итальянцами.
Однако, именно Итальянские войны оказались своего рода поворотным моментом в развитии военного дела. В седьмой книге своего диалога “Искусство войны” Н.Макиавелли, устами известного кондотьера Фабрицио Колонны, выразил разрыв между военным делом XV в. и новациями, принесёнными в Италию с войсками Карла VIII: “Пока наши итальянские князья ещё не испытали на себе ударов войны, нагрянувшей с севера, они считали, что правителю достаточно уметь написать ловко составленное послание или хитрый ответ, блистать остроумием в словах и речах, тонко подготовить обман... раздавать военные звания по своему произволу... Эти жалкие люди даже не замечали, что они уже готовы стать добычей первого, кто вздумает на них напасть.
Вот откуда пошло то, что мы видели в 1494 г., - весь этот безумный страх, внезапное бегство и непостижимые поражения; ведь три могущественнейших государства Италии были несколько раз опустошены и разграблены”.
Младший современник Макиавелли Франческо Гвиччардини более точно обозначил причины слабости Италии перед “новыми варварами”: ярость артиллерии (furore delle artiglieri) в осадном деле, новый способ (altro modo) сражения пехотинцев на поле боя - вот, что изменило “лик войны”. Артиллерию оставим в покое, возможно, на время. Посмотрим, на какой основе складывался новый способ организации и сражения пехоты на рубеже XV/XVI вв., из которого выросла новая тактика “пики и выстрела”.
В XV в. итальянская пехота обыкновенно подразделялась на отряды под командованием капитанов, в подчинении у каждого из которых находилось до 500 пехотинцев. Роль пехотных войск в военном деле возросла во второй четверти XV в., согласно М.Маллетту, в первую очередь благодаря хорошим возможностям строить на равнинах Северной Италии полевые укрепления. Это была лёгкая пехота, вооружённая мечами и щитами. Профессионализм пехотинцев был, вероятно, довольно большим, хотя к профессиональным солдатам в кампаниях иногда присоединялись слабо подготовленные ополченцы (городская милиция). Так или иначе, численность пехотных подразделений была относительно небольшой и роль им придавалась второстепенная. Первоначально её функции оставались по сути средневековыми: в поле - вспомогательно-оборонительная, в укреплениях по ситуации - оборона либо осада. В период конфликтов между многочисленными итальянскими сеньориями и городскими республиками доля пехоты в армиях неуклонно росла, достигнув к концу столетия 50%. Возростало многообразие видов пехоты: Ф.Контамин называет для третьей четверти XV в. копейщиков, арбалетчиков, лучников, пикинёров, щитоносцев, тарченосцев, скопитариев. Одновременно росли и тактические возможности этого рода войск.
Несмотря на это почти нигде пехота не сумела стать ударной силой на поле сражения, сравнимой по значению с кавалерией. Единственным исключением для XV в. являлись швейцарцы, чьи плотные соединения (сперва алебардистов, а после поражения от миланцев при Арбедо в 1422 г. - ещё и пикинёров) могли не только успешно отражать натиск тяжёлой конницы, но даже атаковать её (Грансон, Муртен, Нанси, 1476-77 гг.). Им не мешала даже стрельба арбалетчиков, лучников и стрелков из ручного огнестрела, которые были в армии герцога Бургундского. Постепенно швейцарская тактическая организация стала основной моделью и образцом для подражания при создании тяжёлой пехоты, каковой задачей были вынуждены заняться все ведущие европейские государства. Отдельные слагающие успеха швейцарцев - эффективное сочетание наступательного и защитного вооружения (главное - длинная пика), особенности состава (компании родственников-соседей) и мобилизации (чуть ли не централизованной, под главенством властей города или кантона), специфика формирования (крупные по численности баталии) и построения (плотный строй), особенности командования (выборность младших командиров и коллегиальная система принятия решения старшими) - могли использоваться в соседних странах. Император Максимилиан I уже в 1479 г. успешно использовал против французов при Гинегате построение пикинёров, набранных в своих нидерландских владениях, плотными “квадратами”. Но лучшим примером заимствования швейцарской пехотной тактики являются немецкие ландскнехты.
Из каких элементов формировалась “новая” пехота в Италии в конце первой трети XVI в.? Традиционная итальянская пехота была лёгкой, очень мобильной, предназначенной для охраны или штурма городов и полевых укреплений, а также сражений в открытом строю на пересечённой местности, неблагоприятной для конных войск. Пехотинцы обычно были вооружены либо мечом и щитом (либо же коротким шестовым оружием вроде протазана или копья), либо метательным оружием, таким как арбалет или ручницы (schioppetto). Пика довольно быстро приобрела статус “королевы оружия”, однако даже полное переоснащение итальянской пехоты само по себе не привело к возникновению воинских контингентов, способных соперничать с oltramontani из Швейцарского союза или немецких земель. В начальный период Итальянских войн “новая” итальянская пехота за редкими исключениями терпела довольно жалкие и тяжёлые поражения.
Переход к плотному строю был затруднён рядом количественных и качественных факторов. В то время наилучшим формированием для пехоты считались баталии, состоявшие из более чем 5 тыс. чел. каждая. Полагаясь только на себя, участники баталий должны были сражаться исключительно агрессивно, преобразуя свою массу в ударную силу. Между тем, небольшие, как правило, итальянские государства полагались на весьма нестабильный и фрагментированный резерв человеческих ресурсов. Мобилизационные трудности усугублялись тем, что, как правило, на Апеннинском полуострове одновременно присутствовали одна-две иноземные армии, также потреблявшие местных солдат. По весьма пессимистичным оценкам Франческо Марии делла Ровере (первая треть XVI в.), в Италии в любой конкретный момент нельзя было набрать более 10 тыс. “хороших пехотинцев” (buoni fanti).
Секретом успеха пикинёров было использование массивной пики и массы плотного строя самих солдат. Поэтому пикинёры, как правило, тренировались маршировать и сражаться в сомкнутом строе, поддерживая один другого, а также управляться со своим тяжёлым оружием длительное время. Уже в XV в. швейцарцы организованно готовили своих подростков к сезонной службе в пехотных каре; в конце столетия в Берне даже действовало училище пикинёров, возможно, не единственное в стране. Важное значение имела также моральная подготовка - воспитание в солдатах чувства взаимной ответственности и единства, чему способствовали принципы мобилизации швейцарских баталий.
Фехтование на пиках. Виргилий Солис, сер. XVI в.
Хорошо подготовленное каре пикинёров могло одолеть другие типы пехоты, успешно сопротивляться атакам кавалерии и даже двинуть свои ряды на дезорганизованных конников, когда их атака не удастся. Конечно, формирование из разнородной толпы новобранцев подлинного воинского товарищества, в прямом смысле черпающего силу в своей массовости, было делом трудным и дорогим. Между тем, удержание строя было необходимо для того, чтобы сражение не перешло в беспорядочное кровавое истребление, подобное тому, что нарисовано на гравюре Ганса Гольбейна-младшего.
В отличие от гомогенной в социальном смысле Швейцарии, структура населения итальянских государств не позволяла набрать из их свободных жителей нечто наподобие древнеримских легионов, о возрождении которых мечтал Макиавелли. Типологически и по происхождению итальянские пехотинцы находились ближе к основным соперникам и успешным противникам швейцарцев - немецким ландскнехтам. Однако, в Италии не существовало практики организованного массового военного набора, который мог бы способствовать сложению у значительного количества потенциальных профессиональных солдат рекрутского духа военного товарищества.
Наконец, играли роль и практические соображения итальянских правительств. Приведу длинную цитату из Маурицио Арфайоли: “Чтобы получить инструменты, которые позволят им играть самостоятельную роль, итальянские государства должны были заплатить цену - социальную, политическую и финансовую, - которая в период непосредственно после начала Итальянских войн находилась не просто за пределами возможностей большинства из них, но также (что, вероятно, важнее всего) за пределами их подлинной необходимости. В отсутствие “большой стратегии” было неудобно держать в состоянии готовности, без гарантий хорошего результата, большое количество солдат в крупных и дорогих формированиях тяжёлой пехоты, которая мало, или вовсе никак не использовалась, помимо сражений, - в отличие от более гибкой лёгкой пехоты. Значительная доля правящей итальянской элиты находила практичным и удобным доверить защиту своих привилегий и свободы военным силам великих европейских держав, поддерживая их стратегию и “дополняя” их армии итальянскими войсками”.
Всё же мобилизационные возможности для перехода к массовой тяжёлой пехоте в Италии имелись. Иногда итальянские государства оказывались в состоянии преодолеть своё неприятие вооружения своих подданных и смешивали профессиональных солдат и рекрутированных ополченцев разного уровня подготовки. Иной раз они обращались даже к помощи формирований, составленных исключительно из последних, что, впрочем, как правило, было вызвано невозможностью поступить иначе. Однако первый опыт использования больших масс ополченцев был неудачен. Так было с венецианцами при Ла Мотте (1513 г.) и флорентийскими ополченцами, зарезанными как скотина при Прато (1512 г.). Многообещающая попытка Чезаре Борджиа в период его краткого правления в Романье, лучшем месте для набора солдат в Италии, создать крупные формирования тяжёлой пехоты, была прервана не по причине военных неудач, а из-за изменившейся политической ситуации.
Необходимый базис для появления “новой” итальянской пехоты был обеспечен благодаря росту и консолидации присутствия и влияния на Апеннинском полуострове великих иноземных держав. Постоянное использование начиная с 1515 г. враждующими лагерями Валуа и Трастамара-Габсбургов вспомогательных итальянских контингентов способствовало процессу “отложения” тактических знаний и опыта, необходимых для того, чтобы создать новый тип войска. Постепенно в Италии сложился слой людей, имеющих хороший опыт участия в сражениях - слой достаточно многочисленный, чтобы не исчезнуть “естественным” путём в нескольких неудачных боях. Умения и навыки этих профессиональных военных можно было использовать в новых организационно-тактических формах.
В отличие от швейцарцев, немецкая, испанская и итальянская пехота, по причине недостатка в мощи лобовой атаки была вынуждена делать значительный упор на использование огнестрельного оружия. Поэтому контингенты пехотинцев включали не только пикинёров, но также значительное число стрелков. Хорошо известен опыт Гонсало де Кордовы, который после поражения от швейцарцев при Семинаре (28 июня 1495 г.) изменил вооружение и способы подготовки своих войск. Результатом стало знаменитое смешанное трёхчастное формирование: пикинёры, аркебузиры, эскудадос (роделерос). Смешанный состав пехоты имел явные преимущества. Тяжелая пехота (пикинёры), относительно невосприимчивая к традиционной лобовой атаке кавалерии, обеспечивала защиту от атак жандармов стрелкам, пока те перезаряжали своё оружие. Таким образом, стрелков можно было использовать даже на открытом пространстве, хотя чаще они скрывались за полевыми укреплениями. Растущая необходимость в координировании действий этих двух типов войск породила настоящую цепную реакцию и со временем привела к подлинному симбиозу двух компонентов. В первую очередь именно стремление совместить действия аркебузиров (концентрируя их огневую мощь и упорядочивая её частотность) с действиями пикинёров привело к возникновению подразделений “новой” пехоты. Будучи более составными и сложными для организации и управления, но также более гибкими, они могли на равных соперничать с более мощными, хоть и менее сложными баталиями швейцарцев. Это сочетание массовости наступательных войск со значительным оборонительным потенциалом породило тактику “пики и выстрела”. И именно сотрудничество пики и аркебузы окончательно утвердило господство пехоты в европейских армиях к 1530-м гг.
Хрестоматийным примером раннего удачного совместного действия пикинёров и аркебузиров является сражение в парке Бикокка (1522 г.), с которого отсчитывают начало упадка швейцарцев. Немалую роль в этом сыграла и специфика набора швейцарских солдат. Последние, набранные “оптом”, с разрешения кантональных властей, стремились завершить кампанию поскорее и вернуться домой с добычей. Поскольку французская армия, в составе которой сражалось 16 тыс. швейцарцев, столкнулась с фабианской тактикой имперского командующего Просперо Колонны, в какой-то момент терпение наёмников закончилось. Их командиры поставили главнокомандующему виконту Лотреку ультиматум: распустить солдат или немедленно заплатить им. “Нет денег, нет швейцарцев”, - говорили они. Поскольку средств у Лотрека не было, он предпочёл как можно скорее дать бой неприятелю (чтобы после захватить его казну), несмотря на то, что поле сражения было выбрано и подготовлено последним. 27 апреля 1522 г. две швейцарские баталии по 7 тыс. солдат каждая пошли в атаку против имперского боевого порядка, где их встретила смертельная комбинация из артиллерийского огня и залпов испанских аркебузиров, укрытых за земляным укреплением, а также стена из пик их постоянных соперников - ландскнехтов. В конце концов, после понесённых ужасных потерь, швейцарцы были вынуждены отступить. Катастрофический итог этого сражения вынудил французов уйти из Ломбардии.
Схема битвы при Бикокке.
Укрепления Просперо Колонны в военной миниатюре.
Просперо Колонна.
Гвиччардини писал, что “вплоть до 1521 г. если проигрывали кампанию, то тем самым проигрывали и государство”, а после этого война приняла другой характер. Однако ещё до Бикокки наступательная тактика, характерная для начальной стадии Итальянских войн (и свойственная французам) достигла своего логического конца. Длительный процесс технического и тактического совершенствования, придававший особое значение координации между различными компонентами войска, обычно в сочетании с использованием полевых укреплений, наконец привёл к перевороту. Отныне сражения стали более опасными и, в то же время, менее решающими. Теперь борющиеся стороны пытались “пролонгировать войну” и сражались, “не пытаясь биться в тесных сражениях... более хитростью, умением и проницательным выбором преимуществ”, нежели оружием (Гвиччардини). Выгораживая Джованни де Медичи от обвинений в том, что тот не сражался во многих битвах, его биограф Джованджироламо де Росси доказывал, что ко времени, когда его знаменитый родственник начал свою краткую карьеру в качестве командира (в 1521 г.), век больших сражений уже прошёл. Война превратилась в серию изматывающих маневрирований, перестрелок, засад и штурмов, а воевать открыто - giornata (“днём”) - никто больше не желал, “кроме как с большим преимуществом”. Именно такой тип военных действий практиковали Джованни делле Банде нере и его люди, и именно на такой войне они добыли для себя славу.
Джованни делле Банде нере. Статуэтка работы Джованни Бастианини (XIX в.).