Воздушная тревога
Уже в который раз балет наносит своему врагу ощутимый удар! Кажется, все в "Сильфиде" Пьера Лакотта знакомо, отсмотрены не только все составы "Стасика", но и без малого все спектакли, а как попадаешь под авианалет воздушных духов, так и собираешь порой себя после этого по кусочкам. Сегодня было все, как обычно. За исключением одного: пожалуй, что и лучше. То ли с отвычки так показалось, то ли на самом деле мастерство танцовщиков возросло. Сдается, что второго больше. А первое лишь обострило восприятие. Короче, Эрика Микиртичева была строго на своем месте. Да и Семен Величко тоже.
Эрика
Сначала о дамах.
Эрика. Есть актрисы, которым главные роли не вредят, у которых иммунитет к звездной болезни. С Эрикой все так и обстоит: ее ведущие партии не заставляют успокоиться, но, наоборот, подстегивают. Улучшают. Она становится увереннее без высокомерия, а все остальное у нее от Бога и правильного воспитания. Девочка мила и приятна в общении. Привлекательна. Вызывает симпатию вне сцены. Конечно, милая девушка - не профессия, но на сцене естественное благородство и простота обязательно проявятся. Чем-то хорошим, бесконечно приятным. И напротив, человеческая несостоятельность покажет себя рано или поздно и оттолкнет даже самого преданного зрителя.
Сегодня Эрика удивила по-настоящему. Она предстала перед зрителем наивной Сильфидой, которая искренне не понимала, куда попала, не то чтобы считая, что все двери перед нею если не открыты, то обязательно откроются, а даже не подозревая о том, что есть такая штука - дверь. И это не было тривиально. В простодушии родилось благородство образа. Такую Сильфиду и пожалеть не грех. Весь второй акт - непрерывное обретение Сильфидой Эрики Микиртичевой субъектности. Вначале - она ведомое чужой злой волей снящееся ничто. В конце - разбуженное нечто. И если в первом акте мы вправе говорить о суккубе, то во втором мы можем смело заявить о человеке. Который смертен. Вот и Сильфида умирает. Но уже по-человечески. Т.е. получает надежду на спасение в рамках самой строгой христианской сотериологии. И спектакль уклоняется от трагедии Джеймса к триумфу Сильфиды.
Меняется Эрика, и вместе с нею меняется ее аудитория.
Теперь о господах.
Семен. Парень с лицом с архаической вазописи и телом гимнаста, с воинственностью шотландского сепаратиста и офицерской выправкой - вот его Джеймс, и что еще нужно для этой роли? Можно придумать множество Джеймсов, среди которых один может быть даже сатанистом, предающимся блуду с духом воздуха, тогда как другой - упертым пуританином, озабоченным спасением суккуба, но каждый из них все равно останется незамысловатым представителем разбойничьего горского клана, прячущегося при случае под коровьей шкурой, чтобы выследить и убить англичанина. В сущности, очень простым и по-хорошему ограниченным. Живущим инстинктами и охотно раз за разом вступающим в неравную битву с наперсточниками. Каждый Джеймс будет разыгрывать иную историю своей гибели, но для сегодняшней Сильфиды Эрики Микиртичевой сегодняшний Джеймс Семена Величко оказался идеальным. Он живет в атмосфере веселящего газа с легкими добавками афродизиаков и опиатов, но воздух вокруг него ощутимо тревожен. Он то невозмутим, то вдруг обеспокоен, его душа начинает тихо петь лишь во втором акте, во время бесконечного танца с Сильфидой, чтобы завершить спектакль оглушительным выдохом безмолвия.
Слегка застенчивая улыбка Эрики, легкое недоумение Семена - это уже поклоны.
Еще один спектакль стал историей.
Эрика
Сначала о дамах.
Эрика. Есть актрисы, которым главные роли не вредят, у которых иммунитет к звездной болезни. С Эрикой все так и обстоит: ее ведущие партии не заставляют успокоиться, но, наоборот, подстегивают. Улучшают. Она становится увереннее без высокомерия, а все остальное у нее от Бога и правильного воспитания. Девочка мила и приятна в общении. Привлекательна. Вызывает симпатию вне сцены. Конечно, милая девушка - не профессия, но на сцене естественное благородство и простота обязательно проявятся. Чем-то хорошим, бесконечно приятным. И напротив, человеческая несостоятельность покажет себя рано или поздно и оттолкнет даже самого преданного зрителя.
Сегодня Эрика удивила по-настоящему. Она предстала перед зрителем наивной Сильфидой, которая искренне не понимала, куда попала, не то чтобы считая, что все двери перед нею если не открыты, то обязательно откроются, а даже не подозревая о том, что есть такая штука - дверь. И это не было тривиально. В простодушии родилось благородство образа. Такую Сильфиду и пожалеть не грех. Весь второй акт - непрерывное обретение Сильфидой Эрики Микиртичевой субъектности. Вначале - она ведомое чужой злой волей снящееся ничто. В конце - разбуженное нечто. И если в первом акте мы вправе говорить о суккубе, то во втором мы можем смело заявить о человеке. Который смертен. Вот и Сильфида умирает. Но уже по-человечески. Т.е. получает надежду на спасение в рамках самой строгой христианской сотериологии. И спектакль уклоняется от трагедии Джеймса к триумфу Сильфиды.
Меняется Эрика, и вместе с нею меняется ее аудитория.
Теперь о господах.
Семен. Парень с лицом с архаической вазописи и телом гимнаста, с воинственностью шотландского сепаратиста и офицерской выправкой - вот его Джеймс, и что еще нужно для этой роли? Можно придумать множество Джеймсов, среди которых один может быть даже сатанистом, предающимся блуду с духом воздуха, тогда как другой - упертым пуританином, озабоченным спасением суккуба, но каждый из них все равно останется незамысловатым представителем разбойничьего горского клана, прячущегося при случае под коровьей шкурой, чтобы выследить и убить англичанина. В сущности, очень простым и по-хорошему ограниченным. Живущим инстинктами и охотно раз за разом вступающим в неравную битву с наперсточниками. Каждый Джеймс будет разыгрывать иную историю своей гибели, но для сегодняшней Сильфиды Эрики Микиртичевой сегодняшний Джеймс Семена Величко оказался идеальным. Он живет в атмосфере веселящего газа с легкими добавками афродизиаков и опиатов, но воздух вокруг него ощутимо тревожен. Он то невозмутим, то вдруг обеспокоен, его душа начинает тихо петь лишь во втором акте, во время бесконечного танца с Сильфидой, чтобы завершить спектакль оглушительным выдохом безмолвия.
Слегка застенчивая улыбка Эрики, легкое недоумение Семена - это уже поклоны.
Еще один спектакль стал историей.