Коломяжский ипподром и Комендантский аэродром.
На Коломяжском проспекте, в окружении складов стоит здание красного цвета, увенчанное небольшой башенкой с часами и флюгером (Коломяжский пр., 13). Это - все что осталось от Коломяжского ипподрома.
Коломяжский ипподром строился по проекту архитектора Л. Н. Бенуа, который был "великий любитель скачек и бегов" (помимо Коломяжского, Бенуа построил также ипподромы на Семеновском плацу и в Царском селе). Вот два его эскиза к проекту трибун ипподрома:
Бенуа вспоминал: "Душой этого дела был генерал И. А. Арапов, милейший и живой человек, что очень редко можно встретить среди русских бояр. Закладку совершили в 1888 году. Помощником у меня был архитектор Виктор Федорович Коврайский. Стройка шла скоро, но потом замедлилась. Тут я перезнакомился со всеми тогдашними премьерами скакового спорта: Папе, Грабовским, Дорожинским и прочими.
В 1889 году, будучи за границей, я осматривал устройство ипподромов в Берлине и Вене. Парижский ипподром я знал раньше. Освящение Коломяжского состоялось 11, а открытие новых скачек - 12 июля 1892 года. Сезон был убийственный по причине нескончаемых дождей: в продолжении четырех летних месяцев было всего 11-12 дней без дождя! Самое мокрое лето, "чего не запомнят старожилы"!"
О новой постройке активно писали газеты: "Нынешний скаковой ипподром, без сомнения, великолепен. Петербуржцы не привыкли к таким роскошным зданиям в области спорта...
Всех зданий три... Первое - судейская и членская беседка, затем двухрублевая трибуна, где помещаются ложи, тотализатор и т.д. Последнее - рублевая трибуна, сравнительно узкая постройка, с местами амфитеатром"
"Солидность и вместе с тем легкость и элегантность всей постройки, изящество в устройстве и расположение всех мелочей производят чрезвычайно красивое впечатление. Перед глазами точно изящная декорация. Иллюзия дополняется живописным фоном окрестностей."
Ипподром просуществовал вплоть до революции. Вскоре после нее трибуны разобрали, а оставшиеся здания и освободившуюся территорию стали использовать как склады.
На ипподроме проводились не только скачки. В 1910 году Императорский Всероссийский аэроклуб устроил в Петербурге первое авиашоу - пригласил на показательные полеты пять зарубежных летчиков. Единственным русским участником первой авиационной недели был Николай Попов, незадолго до того получивший во Франции диплом авиатора. Поскольку в состав учредителей аэроклуба входили Петербургское скаковое общество и Московское общество поощрения рысистого коннозаводства, аэроклубу удалось арендовать для полетов Коломяжский ипподром.
Вскоре после этого летчики перебрались на соседнее Комендантское поле, соответственно переименованное в Комендантский аэродром, который вплоть до 1959 года служил одним из центров русской и советской авиации. И именно здесь произошла первая русская авиакатастрофа, жертвой которой стал капитан Лев Макарович Мациевич.
В 1910-м году он вместе с другими русскими офицерами был отправлен во Францию для обучения пилотированию самолетов.
23 сентября 1910-го года он пилотировал самолет Фарман-IV.
Неожиданно самолет развалился в воздухе. Вот как вспоминал об этом один из очевидцев: "Я стоял у самого барьера - и так, что для меня все произошло на фоне солнца. Черный силуэт вдруг распался на несколько частей. Стремительно черкнул вниз тяжелый мотор, почти так же молниеносно, размахивая руками, пронеслась к земле чернильная человеческая фигурка…
Исковерканный самолет, складываясь по пути, падал - то "листом бумаги", то "штопором" - гораздо медленнее. И, отстав от него, какой-то непонятный маленький кусочек, крутясь и кувыркаясь, продолжал свое падение, когда все остальное было на земле. На этот раз солдаты аэродромной службы и полиция опередили остальных. Туда, куда упало тело летчика, бежали медики с носилками, скакала двуколка Красного Креста. Я даже не подошел к останкам самолета. Подавленный до предела, совершенно не понимая, как себя вести, - это была вообще первая смерть в моей жизни! - стоял над неглубокой ямкой, выбитой посреди равнины ударившимся о землю человеческим телом, пока кто-то из взрослых не увидел мое лицо и не сказал мне сердито: "Детям тут делать нечего".
Похороны Мациевича собрали огромное количество народа:
Мациевичу было посвящено несколько стихотворений, лучшим из которых (и увы, пророческим) стало стихотворение А. Блока "Авиатор":
Летун отпущен на свободу.
Качнув две лопасти свои,
Как чудище морское в воду,
Скользнул в воздушные струи.
Его винты поют, как струны…
Смотри: недрогнувший пилот
К слепому солнцу над трибуной
Стремит свой винтовой полет…
Уж в вышине недостижимой
Сияет двигателя медь…
Там, еле слышный и незримый,
Пропеллер продолжает петь…
Потом - напрасно ищет око:
На небе не найдешь следа:
В бинокле, вскинутом высоко,
Лишь воздух - ясный, как вода…
А здесь, в колеблющемся зное,
В курящейся над лугом мгле,
Ангары, люди, всё земное -
Как бы придавлено к земле…
Но снова в золотом тумане
Как будто - неземной аккорд…
Он близок, миг рукоплесканий
И жалкий мировой рекорд!
Всё ниже спуск винтообразный,
Всё круче лопастей извив,
И вдруг… нелепый, безобразный
В однообразьи перерыв…
И зверь с умолкшими винтами
Повис пугающим углом…
Ищи отцветшими глазами
Опоры в воздухе… пустом!
Уж поздно: на траве равнины
Крыла измятая дуга…
В сплетеньи проволок машины
Рука - мертвее рычага…
Зачем ты в небе был, отважный,
В свой первый и последний раз?
Чтоб львице светской и продажной
Поднять к тебе фиалки глаз?
Или восторг самозабвенья
Губительный изведал ты,
Безумно возалкал паденья
И сам остановил винты?
Иль отравил твой мозг несчастный
Грядущих войн ужасный вид:
Ночной летун, во мгле ненастной
Земле несущий динамит?
Мациевича похоронили в Александро-Невской лавре, а на месте его падения был установлен небольшой памятник, сохранившийся до наших дней (он находится в сквере между домами 11 и 13 на Аэродромной улице):
А на детской площадке неподалеку от памятника стоит вот такой вундерлюфт для тех детей, которые решат выбрать тот же путь, что и Мациевич:
Коломяжский ипподром строился по проекту архитектора Л. Н. Бенуа, который был "великий любитель скачек и бегов" (помимо Коломяжского, Бенуа построил также ипподромы на Семеновском плацу и в Царском селе). Вот два его эскиза к проекту трибун ипподрома:
Бенуа вспоминал: "Душой этого дела был генерал И. А. Арапов, милейший и живой человек, что очень редко можно встретить среди русских бояр. Закладку совершили в 1888 году. Помощником у меня был архитектор Виктор Федорович Коврайский. Стройка шла скоро, но потом замедлилась. Тут я перезнакомился со всеми тогдашними премьерами скакового спорта: Папе, Грабовским, Дорожинским и прочими.
В 1889 году, будучи за границей, я осматривал устройство ипподромов в Берлине и Вене. Парижский ипподром я знал раньше. Освящение Коломяжского состоялось 11, а открытие новых скачек - 12 июля 1892 года. Сезон был убийственный по причине нескончаемых дождей: в продолжении четырех летних месяцев было всего 11-12 дней без дождя! Самое мокрое лето, "чего не запомнят старожилы"!"
О новой постройке активно писали газеты: "Нынешний скаковой ипподром, без сомнения, великолепен. Петербуржцы не привыкли к таким роскошным зданиям в области спорта...
Всех зданий три... Первое - судейская и членская беседка, затем двухрублевая трибуна, где помещаются ложи, тотализатор и т.д. Последнее - рублевая трибуна, сравнительно узкая постройка, с местами амфитеатром"
"Солидность и вместе с тем легкость и элегантность всей постройки, изящество в устройстве и расположение всех мелочей производят чрезвычайно красивое впечатление. Перед глазами точно изящная декорация. Иллюзия дополняется живописным фоном окрестностей."
Ипподром просуществовал вплоть до революции. Вскоре после нее трибуны разобрали, а оставшиеся здания и освободившуюся территорию стали использовать как склады.
На ипподроме проводились не только скачки. В 1910 году Императорский Всероссийский аэроклуб устроил в Петербурге первое авиашоу - пригласил на показательные полеты пять зарубежных летчиков. Единственным русским участником первой авиационной недели был Николай Попов, незадолго до того получивший во Франции диплом авиатора. Поскольку в состав учредителей аэроклуба входили Петербургское скаковое общество и Московское общество поощрения рысистого коннозаводства, аэроклубу удалось арендовать для полетов Коломяжский ипподром.
Вскоре после этого летчики перебрались на соседнее Комендантское поле, соответственно переименованное в Комендантский аэродром, который вплоть до 1959 года служил одним из центров русской и советской авиации. И именно здесь произошла первая русская авиакатастрофа, жертвой которой стал капитан Лев Макарович Мациевич.
В 1910-м году он вместе с другими русскими офицерами был отправлен во Францию для обучения пилотированию самолетов.
23 сентября 1910-го года он пилотировал самолет Фарман-IV.
Неожиданно самолет развалился в воздухе. Вот как вспоминал об этом один из очевидцев: "Я стоял у самого барьера - и так, что для меня все произошло на фоне солнца. Черный силуэт вдруг распался на несколько частей. Стремительно черкнул вниз тяжелый мотор, почти так же молниеносно, размахивая руками, пронеслась к земле чернильная человеческая фигурка…
Исковерканный самолет, складываясь по пути, падал - то "листом бумаги", то "штопором" - гораздо медленнее. И, отстав от него, какой-то непонятный маленький кусочек, крутясь и кувыркаясь, продолжал свое падение, когда все остальное было на земле. На этот раз солдаты аэродромной службы и полиция опередили остальных. Туда, куда упало тело летчика, бежали медики с носилками, скакала двуколка Красного Креста. Я даже не подошел к останкам самолета. Подавленный до предела, совершенно не понимая, как себя вести, - это была вообще первая смерть в моей жизни! - стоял над неглубокой ямкой, выбитой посреди равнины ударившимся о землю человеческим телом, пока кто-то из взрослых не увидел мое лицо и не сказал мне сердито: "Детям тут делать нечего".
Похороны Мациевича собрали огромное количество народа:
Мациевичу было посвящено несколько стихотворений, лучшим из которых (и увы, пророческим) стало стихотворение А. Блока "Авиатор":
Летун отпущен на свободу.
Качнув две лопасти свои,
Как чудище морское в воду,
Скользнул в воздушные струи.
Его винты поют, как струны…
Смотри: недрогнувший пилот
К слепому солнцу над трибуной
Стремит свой винтовой полет…
Уж в вышине недостижимой
Сияет двигателя медь…
Там, еле слышный и незримый,
Пропеллер продолжает петь…
Потом - напрасно ищет око:
На небе не найдешь следа:
В бинокле, вскинутом высоко,
Лишь воздух - ясный, как вода…
А здесь, в колеблющемся зное,
В курящейся над лугом мгле,
Ангары, люди, всё земное -
Как бы придавлено к земле…
Но снова в золотом тумане
Как будто - неземной аккорд…
Он близок, миг рукоплесканий
И жалкий мировой рекорд!
Всё ниже спуск винтообразный,
Всё круче лопастей извив,
И вдруг… нелепый, безобразный
В однообразьи перерыв…
И зверь с умолкшими винтами
Повис пугающим углом…
Ищи отцветшими глазами
Опоры в воздухе… пустом!
Уж поздно: на траве равнины
Крыла измятая дуга…
В сплетеньи проволок машины
Рука - мертвее рычага…
Зачем ты в небе был, отважный,
В свой первый и последний раз?
Чтоб львице светской и продажной
Поднять к тебе фиалки глаз?
Или восторг самозабвенья
Губительный изведал ты,
Безумно возалкал паденья
И сам остановил винты?
Иль отравил твой мозг несчастный
Грядущих войн ужасный вид:
Ночной летун, во мгле ненастной
Земле несущий динамит?
Мациевича похоронили в Александро-Невской лавре, а на месте его падения был установлен небольшой памятник, сохранившийся до наших дней (он находится в сквере между домами 11 и 13 на Аэродромной улице):
А на детской площадке неподалеку от памятника стоит вот такой вундерлюфт для тех детей, которые решат выбрать тот же путь, что и Мациевич: