Слепой глухого не разумеет, а сытый голодному глаз выклюет
Эксперты требуют доработать поправки в ГК по авторскому праву
16:35 15/02/2011 Общественные слушания на тему поправок, касающихся авторского права и свободного доступа к информации, прошли в Общественной палате РФ. Член ОП Елена Лукьянова пояснила, что в палату обратилось сообщество книгоиздателей и выразило обеспокоенность в связи с тем, что библиотекам дано право отцифровывать свои фонды, что, по их мнению, может нарушить права авторов. >>
Другие новости дня
Свежее впечатление из Общественной палаты, где прошло очереденое окончательное и бесперспективное заседание по копирайту в Интернете.
Кворум специалистов по авторскому праву был вполне себе достойным - от разработчиков 4-й части ГК были лично Павлова и Калятин, приехал на последнем оставшимся от бесчинств Интернет-пиратства Майбахе хозяин издательства ЭКСМО, Комитет по культуре Госдумы был представлен руководителем аппарата Сизовой (напомнившей чуть позже всем, что именно она являлась инициатором замечательной акции "Вору.нет") и многими другими известными профессионалами (включая бывшего генерала КГБ Савостьянова, который стал продвигать интересы "Системы Масс-Медиа"), пришедшими показать лицом свои возможности по лоббированию отечественного законодательства в поисках клиентов, алчущих защиты...
От Интернетов были Одноклассники в лице Андрея Миронова, Гугл в лице Марины Жунич и ряд функционеров РАЭКа.
Началось все с того, что бывший главред "Коммерсанта" Васильев принес и подарил председательствующей ее собственную диссертацию, купленную в библиотеке Ленина (директор которой Александр Вислый присутствовал в зале), что собственно и задало привычный тон дискуссии.
Солировала известная своей заботой о библиотеках Дарья Донцова, которая обрадовала присутствующих тем, что она уже написала 150 книжек и готова еще 450 написать, "но что делать авторам, которые написали за всю жизнь 2-3 книги" - задалась она вопросом. Если дать право библиотекам оцифровывать книги, то они все умрут! Ведь и Пушкин и Толстой были профессиональными авторами - они писали за деньги!?
Мысль о том, что Пушкин и Толстой писали для высшего общества, в отличии от нее самой, (что и послужило причиной их обязательности для "подтягивания" остальной части того самого общества до этих ценностей) ее совсем не посещала... Как и мысль, что именно ее (Донцову) надо защищать авторским правом самым строгим образом как в течение, так и после истечения срока охраны в 70 лет после смерти, изъяв ее "литературу" из всех библиотек всего мира и запретив копирование вообще и в Интернете в частности под страхом смертной казни (можно еще и объявить для сохранности государственной тайной)... Чтобы вообще в истории русской литературы этой жвачки не нашлось во время раскопок спустия 2000 лет, скажем...
И именно поэтому следует еще раз законодателю подумать над тем, что произведения у нас охраняются "вне зависимости от достоинств"... Я так думаю, что чем ниже достоинство произведения, тем сильнее его надо охранять :)))
Дальше была целая серия феерических выступлений - от Госдумы из депутатов был Мединский (видимо, как самый пишуший). Когда ему ведущая адресовала вопрос - " ну что же делать, если законы у нас хорошие, а правоприменение - ну никакое?" - он сразу честно признался, что ничего особо не понимает в обсуждаемой проблеме, однако точно уверен, что интеллектуальная собственность - это собственность, и за ее воровство надо сажать, штрафовать и вообще всячески карать - короче ВСЕМ ИДТИ В АТАКУ НА ПИРАТОВ! А на закуску объяснил, что депутаты тоже ничего в этом не понимают, что законы пишут не они, а только обсуждают и обратился к многочисленным издателям и прочим посредникам правообладателей (типа Литреса), чтобы они написали поправки в административный и уголовный кодекс и прислали их в Госдуму...
И он как всегда был прав и честен, по крайней мере в части его мнения о депутатском корпусе. А что касается того, чтобы уголовным и прочим законодательством у нас занимались издатели и прочие правообладатели, так тут все правильно - у нас же тюрьмы создают зэки, больницы - больные, а кухарки правят государством...
Директор Ленинки Александр Вислый дождался своего часа, когда слово предоставили Марине Жунич из Гугла. Она с лучезарной корпоративной улыбкой стала участливо объяснять присутствующим донцовым, как правильно в соответствии с корпоративной политикой и регламентами отправлять в их службу уведомления о пиратских ссылках и сайтах для того, чтобы они подкрутили гаечку поисковика и изменили результаты выдачи, что вызвало агрессивное недомогание от интеллектуального напряжения у присутствующих. А когда она начала рассказывать про замечательную корпоративную систему поиска и распознавания видео-аудио контента на Ютьюбе под названием "Content-ID", тут народ и вовсе заскучал и попытался переключить ее обратно на книги, на что она сообщила, что русских книг у Гугла оцифровано более миллиона...
И в этот самый момент Вислый, которого в начале заседания прилюдно обвинили в пиратстве диссертаций, задал свой вопрос:
- А вот скажите, на основании чего Гугл в проекте "Google Books" оцифровывает книги российских авторов? То есть у нас тут за столом сидит самый крупный пират?
Собственно, после этого дискуссия потеряла содержательный смысл, поскольку ответить на вопрос "почему Гуглу можно, а мне нельзя" в рамках 4-й части Гражданского Кодекса, поправки в который вроде все пришли обсуждать, было увы невозможно...
Жунич прилюдно линчевали, заставили всех остальных юристов от Интернет-индустрии покаяться и признаться в сотрудничестве с властью и правообладателями, и договорились, что Общественная палата соберет всех авторов и поможет им оформить заявление в Гугл в соответствии с их корпоративной политикой и регламентом для того, чтобы никакой русской литературы в проекте "Гугл букс" не осталось.
На этой веселой ноте, слегка смягченной докладом Терлецкого их КОПИРУСа о том, что в Европах почему-то оцифровку книг настоятельно рекомендуют, заседание было закрыто...
Что лично меня умиляет во всех этих ристалищах - это то, что складывается такое впечатление, что все эти люди родились не далее, как вчера, и на разных планетах. Что до них вопросы соотношения, иерархии и баланса частных и публичных интересов в сфере интеллектуальных монополий никогда не обсуждался - начиная с Макколея и Беляцкина, и заканчивая Фишером и Лессигом, которому совсем не случайно некоторые страны доверяют участвовать в разработке своей конституции. Если учесть, что прошедшая у них реформа полиции до боли напоминает нашу отчаянную попытку сделать то же самое, то можно было бы уже сделать некоторые выводы...
Ибо порешать "точечной застройкой законодательства" с помощью юристов-инхаусов вопросы нового общественного договора (чем, собственно, и должен являться настоящий ИСПОЛНИМЫЙ закон), ну не выйдет, дамы и господа, "как ни садитесь" (с) Крылов :)))
Для непонятливых рекомендую поглядывать на картиночку из книжки Лессига почаще, прежде, чем ковыряться в законодательстве, и помнить слова Столлмана - "НЕ ПИШИТЕ ЗАКОНЫ, ПИШИТЕ КОД!":
Если рисунок непонятен, читайте пояснения Лессига, уважаемые законотворцы:
В центре картинки - регулируемая точка: человек, или группа, являющиеся объектом регулирования, или же правообладатель. (В каждом случае мы можем описать это или как средство регулирования, или как право. Для простоты я буду говорить только о средствах регулирования).
Овалы представляют четыре направления, по которым действия человека или группы регулируются - либо сдерживаются, либо, напротив, поощряются.
Закон - наиболее очевидный инструмент давления (по крайней мере, для юристов). Он сдерживает, грозя наказанием, если установленные правила нарушаются. Так, например, если вы своевольно нарушаете авторские права Мадонны, копируя песню с ее последнего CD и выкладывая ее в Сети, вам грозит штраф в размере $150000. Штраф - это вытекающее наказание за нарушение заранее установленного правила. Он налагается государством.
Нормы - другой вид сдерживания. Они также наказывают человека за нарушение правил. Однако нормативное наказание налагается обществом, а не (или не только) государством. Может и не быть закона, запрещающего плеваться, но это не значит, что вас не накажут, если будете плевать на землю, стоя в очереди в кассу кинотеатра. Наказание может не быть суровым, хотя это зависит от общества, которое запросто может оказаться гораздо нетерпимее многих законов государства. Принципиальное различие не в строгости самого правила, а в источнике принуждения.
Рынок - третий вид оказания давления. Его давление выражается посредством условий: вы можете сделать Х, если заплатите Y; вам выплатят M, если вы сделаете N. Эти ограничения, естественно, существуют не вне закона или норм - именно закон о собственности определяет, что покупать, оставаясь в рамках закона. Именно нормы определяют пригодность объектов продажи. Но учитывая ряд норм, понятие собственности и договорное право, рынок одновременно накладывает ограничение на образ действий индивидуума или группы лиц.
Наконец (пускай это покажется удивительным), «архитектура», вещественный мир, каким мы его воспринимаем - тоже ограничитель свободы действий. Рухнувший мост может не позволить вам переправиться через реку. Железнодорожная ветка способна не дать сообществу наладить цельную общественную жизнь. Как и в ситуации с рынком, архитектура не влияет посредством вытекающих наказаний. Вместо этого, наряду с рынком, архитектура оказывает давление, создавая непосредственные условия. Эти условия налагаются не судами, предписывающими линии поведения, и не полицией, наказывающей за кражу, а природой, «архитектурой». Если пятисотфунтовый валун преграждает путь, то против вас закон гравитации. Если авиабилет ценой в пятьсот долларов не позволяет вам посетить Нью-Йорк, то здесь ограничение накладывает уже рынок.
Так что первый аспект этих модальностей регулирования очевиден: они взаимодействуют. Ограничения, налагаемые одним, могут усиливаться другим. Или, наоборот, ограничения, налагаемые одним, могут ослабляться другим.
Отсюда прямо следует второй вывод. Если мы хотим понимать действительную свободу как возможность каждого в любой момент поступать по собственному усмотрению, нужно учитывать, как взаимодействуют эти четыре модальности. Есть другие ограничения или нет (они вполне могут быть, речь здесь идет не об осознании), эти четыре относятся к наиболее значимым, и любой регулятор (сдерживающий или высвобождающий) должен прежде всего учитывать взаимодействие этой четверки.
Например, рассмотрим такую «свободу», как возможность водить машину на большой скорости. Эта свобода частично ограничивается законом: ограничениями, устанавливающими предельную скорость в определенных местах и в определенное время. Частично свободу ограничивает архитектура: «лежачие полицейские», например, вынуждают большинство осторожных водителей сбавлять скорость. В качестве еще одного примера, специальные ограничители устанавливают лимит скорости, с которой водитель может вести автобус. В определенной степени свободу ограничивает рынок. С повышением скорости увеличивается расход топлива, таким образом, цена на бензин косвенно сдерживает любителей погонять. И, наконец, общественные нормы могут ограничивать или не ограничивать свободу превышать скорость. Поездите на скорости 50 миль в час мимо школы в своем районе, и вам наверняка попадет от соседей. Та же норма не сработает столь эффективно в другом городе или ночью.
И последний аспект, касающийся этой простой модели, тоже достаточно ясен. В то время как четыре модальности аналитически независимы, закон особым способом воздействует на остальные три . Иными словами, закон иногда подключается, чтобы усилить или ослабить давление одной из модальностей.
Соответственно, закон может использоваться для повышения налога на бензин и, тем самым, стимулировать более осторожное вождение. Закон может требовать укладки большего количества «лежачих полицейских», что максимально усложняет вождение на высокой скорости. Закон может использоваться для того, чтобы финансировать рекламу, клеймящую безрассудных водителей. Или же закон может требовать от других правовых норм большей строгости (например, федеральное постановление о снижении предельно допустимой скорости в отдельных штатах), чтобы сделать скоростное вождение менее привлекательным.
Иными словами, эти ограничения могут что-то менять и могут меняться сами. Для понимания эффективности защиты свобод или собственности в любом конкретном случае необходимо отслеживать такие изменения с течением времени. Ограничение, накладываемое одной модальностью, может размывать другая. Свобода, обеспеченная одной модальностью, может замещаться другой .