Кто спрашивал про работу органов опеки?
Петрановская все по полочкам раскладывает. У меня все формулировки кривые выходили, а тут очень понятно:
Почему?
В России количество сотрудников органов опеки определяется от числа детского населения. Допустим, сейчас у районной опеки десять детей в приемных семьях и десять детей в кровных кризисных семьях, с которыми ведется работа и за которыми присматривают. Это один объем работы. Представьте себе, что есть такая святая женщина в органах опеки, которая считает, что очень важно сохранить ребенку семью или найти ему семью. А такие женщины есть, я их знаю. И она работает так, что у нее сто детей находятся в кризисных семьях, и она не забирает этих детей в детские учреждения из семей, а дает семьям время, пытается поддержать их, вразумить. И еще сто детей, которых она вытащила из детского дома у себя в районе и устроила в семьи. Ее объем работы - ее объем головной боли. Риск получить неприятности у нее увеличивается в десять раз. Потому что если что-то случится с ребенком в детском доме, она не при чем. Если что-то случится с ребенком в приемной или в родной, кризисной семье - даже случайное несчастье, какое может произойти со всеми, с нее сразу спросят, и она будет виновата. При этом увеличении объема работы она не получит ни дополнительных денег, ни дополнительных сотрудников в штат, ни автомобиль, чтобы объезжать эти семьи. И она прекрасно понимает, что ее активная работа по семейному устройству детей для нее лично обернется личным, персональным адом. Вот и все. Есть святые люди, которые все равно это делают. Но мы не можем вписать в должностную инструкцию людям, что они должны быть святыми. Большинство не святые. Они обычные тетеньки, которые хотят в семь часов вечера пойти к своим детям ужинать.
И эту проблему как-то можно решить?
Должна быть другая система ответственности. Пока у нас такая система: если что-то случилось с ребенком в семье - органы опеки отвечают, а если случилось в детском доме - опека не отвечает. Поэтому органы опеки очень часто заинтересованы в том, чтобы дети оставались в сиротском учреждении, а не попадали в семьи. Если что случилось с ребенком в семье, им вынесут мозг проверками, обвинениями, потом могут уволить. Я знаю много примеров, когда аналогичные несчастные случаи произошли с интервалом в полгода в детском учреждении и в семье. И была наглядная реакция. Если это случалось в семье, на следующий день там было четыре телеканала, 18 прокурорских проверок. Опека была парализована в работе на несколько месяцев, потому что она обслуживала проверки, а не клиентов. А когда то же самое случалось с ребенком в детском доме, не происходило ничего, кроме внутренней проверки в детском доме, которая сводилась к тому, что ах как жаль, несчастный случай.
Еще один аспект проблемы - у опеки реально нет рук, которыми она может помогать семьям. Опека - это контролирующий орган, она не может быть поддерживающей структурой. Она не может утешать этих родителей, помогать им. И родители никогда не будут максимально откровенными с органами опеки, которые до этого решали, достойны эти люди быть родителями или нет. Они никогда не побегут в опеку с жалобами, что им тяжело, что они не справляются. А чтобы им было куда бежать, должна работать хелперская служба - которая не проверяет, а помогает. Это и есть инфраструктура семейного устройства, когда во всей стране в шаговой доступности есть такие службы. Они как поликлиники, выполняют работу по заказу опеки. Опека - это тот орган, который обязан обеспечить защиту прав детей. Право жить и воспитываться в семье - базовое право ребенка. Опека должна что-то сделать, чтобы у всех детей без исключения было реализовано это право. Но сами органы опеки не могут искать детям родителей, их этому не учили, у них нет подготовки, они не хелперы, они контролеры. Они должны сказать: "Почему у ребенка не реализовано его право жить в семье? Давайте быстро найдем организации, которые это сделают под нашим контролем". Опека заключает договор со службой, которая может быть и государственной, и некоммерческой, и эта служба занимается пиаром семейного устройства, готовит родителей, подбирает семью ребенку, сопровождает семьи.
И на Западе это так?
Именно так, и это никак иначе не может быть. Это профессиональная работа, которой надо заниматься с утра до вечера. И никакие 100 тыс. рублей не помогут ее выполнить.
С того момента, как ребенок попадает в семью, эта семья должна рассчитывать на сеть поддерживающую. А опека сейчас в такой ситуации, что им было бы лучше, если бы эти родители никогда не появлялись на их пороге - лишняя головная боль. Поэтому когда люди приходят в опеку, они там слышат: "У нас детей нет, у нас все больные или ненормальные, зачем вам они? Вы вообще подумали, зачем вам это нужно?" То есть часто органы опеки делают все, чтобы человек ушел.
Есть такая точка зрения, что чиновникам выгодно существование детских домов, потому что это возможность списать какие-то деньги. И поэтому система не реформируется.
Безусловно, и это тоже. Существует система тендеров, на закупку продуктов, ремонты детских домов. И это кормушка на местном уровне.
Полное интервью по ссылке
Почему?
В России количество сотрудников органов опеки определяется от числа детского населения. Допустим, сейчас у районной опеки десять детей в приемных семьях и десять детей в кровных кризисных семьях, с которыми ведется работа и за которыми присматривают. Это один объем работы. Представьте себе, что есть такая святая женщина в органах опеки, которая считает, что очень важно сохранить ребенку семью или найти ему семью. А такие женщины есть, я их знаю. И она работает так, что у нее сто детей находятся в кризисных семьях, и она не забирает этих детей в детские учреждения из семей, а дает семьям время, пытается поддержать их, вразумить. И еще сто детей, которых она вытащила из детского дома у себя в районе и устроила в семьи. Ее объем работы - ее объем головной боли. Риск получить неприятности у нее увеличивается в десять раз. Потому что если что-то случится с ребенком в детском доме, она не при чем. Если что-то случится с ребенком в приемной или в родной, кризисной семье - даже случайное несчастье, какое может произойти со всеми, с нее сразу спросят, и она будет виновата. При этом увеличении объема работы она не получит ни дополнительных денег, ни дополнительных сотрудников в штат, ни автомобиль, чтобы объезжать эти семьи. И она прекрасно понимает, что ее активная работа по семейному устройству детей для нее лично обернется личным, персональным адом. Вот и все. Есть святые люди, которые все равно это делают. Но мы не можем вписать в должностную инструкцию людям, что они должны быть святыми. Большинство не святые. Они обычные тетеньки, которые хотят в семь часов вечера пойти к своим детям ужинать.
И эту проблему как-то можно решить?
Должна быть другая система ответственности. Пока у нас такая система: если что-то случилось с ребенком в семье - органы опеки отвечают, а если случилось в детском доме - опека не отвечает. Поэтому органы опеки очень часто заинтересованы в том, чтобы дети оставались в сиротском учреждении, а не попадали в семьи. Если что случилось с ребенком в семье, им вынесут мозг проверками, обвинениями, потом могут уволить. Я знаю много примеров, когда аналогичные несчастные случаи произошли с интервалом в полгода в детском учреждении и в семье. И была наглядная реакция. Если это случалось в семье, на следующий день там было четыре телеканала, 18 прокурорских проверок. Опека была парализована в работе на несколько месяцев, потому что она обслуживала проверки, а не клиентов. А когда то же самое случалось с ребенком в детском доме, не происходило ничего, кроме внутренней проверки в детском доме, которая сводилась к тому, что ах как жаль, несчастный случай.
Еще один аспект проблемы - у опеки реально нет рук, которыми она может помогать семьям. Опека - это контролирующий орган, она не может быть поддерживающей структурой. Она не может утешать этих родителей, помогать им. И родители никогда не будут максимально откровенными с органами опеки, которые до этого решали, достойны эти люди быть родителями или нет. Они никогда не побегут в опеку с жалобами, что им тяжело, что они не справляются. А чтобы им было куда бежать, должна работать хелперская служба - которая не проверяет, а помогает. Это и есть инфраструктура семейного устройства, когда во всей стране в шаговой доступности есть такие службы. Они как поликлиники, выполняют работу по заказу опеки. Опека - это тот орган, который обязан обеспечить защиту прав детей. Право жить и воспитываться в семье - базовое право ребенка. Опека должна что-то сделать, чтобы у всех детей без исключения было реализовано это право. Но сами органы опеки не могут искать детям родителей, их этому не учили, у них нет подготовки, они не хелперы, они контролеры. Они должны сказать: "Почему у ребенка не реализовано его право жить в семье? Давайте быстро найдем организации, которые это сделают под нашим контролем". Опека заключает договор со службой, которая может быть и государственной, и некоммерческой, и эта служба занимается пиаром семейного устройства, готовит родителей, подбирает семью ребенку, сопровождает семьи.
И на Западе это так?
Именно так, и это никак иначе не может быть. Это профессиональная работа, которой надо заниматься с утра до вечера. И никакие 100 тыс. рублей не помогут ее выполнить.
С того момента, как ребенок попадает в семью, эта семья должна рассчитывать на сеть поддерживающую. А опека сейчас в такой ситуации, что им было бы лучше, если бы эти родители никогда не появлялись на их пороге - лишняя головная боль. Поэтому когда люди приходят в опеку, они там слышат: "У нас детей нет, у нас все больные или ненормальные, зачем вам они? Вы вообще подумали, зачем вам это нужно?" То есть часто органы опеки делают все, чтобы человек ушел.
Есть такая точка зрения, что чиновникам выгодно существование детских домов, потому что это возможность списать какие-то деньги. И поэтому система не реформируется.
Безусловно, и это тоже. Существует система тендеров, на закупку продуктов, ремонты детских домов. И это кормушка на местном уровне.
Полное интервью по ссылке