Михаил Михайлович Пришвин был, наверно, очень душевным дедушкой. Стремился к прекрасному и гармонии: бежал из мира людей в мир природы и животных. Но удивительное дело - была у него, как и у многих современников и потомков, какая-то ослепленность и ужасающая нравственная нечувствительность или неразборчивость. Вот, например, какой записью из Дневника от 22 июня 1937 г., времени обсуждения новой Сталинской Конституции, может огорошить наш кладовщик солнца:
«Спрашиваю себя: «Кто же этот мой враг, лишающий меня возможности быть хоть на короткое время совсем безмятежным?» И я отвечаю себе: мой враг - бюрократия, и в новой конституции я почерпну себе здоровье, силу, отвагу вместе с народом выйти на борьбу с этим самым страшным врагом всяческого творчества»
То есть бюрократия-то, конечно, враг, но откуда же ему было брать не столько эту силу и отвагу, сколько сами мысли о ней, если ведь расплодил и взлелеял эту систему вождь всех народов, пред которым весь гуманизм старика Пришвина отступал в придурковатом изумлении.
Любые аналогии с современной действительностью не случайны.