Неделя дятла

Jul 25, 2007 20:39

Понедельник, 25е июня

Сладкий утренний сон прерывается стуком. Мне требуется несколько минут, чтобы сообразить, что стучат не у меня в голове, а здесь, наяву, прямо за окном. За окном? Мы на втором этаже. Потратив ещё пару минут на то, чтобы окончательно проснуться, я выползаю из кровати. На часах пять утра. За окном никого нет. Стук продолжается. Ощущение, что кто-то забивает гвоздь над моим левым ухом. Я кручу головой влево и вправо, смотрю вниз - пусто. Значит соседи, чёрт бы их подрал. Нет, не может быть - сосед наш в пять утра спит, ему скоро вставать на работу. И тут я вижу его - маленькая смешная птичка мельтешит красным затылком у выступа, отделяющего наш townhouse от соседского. Дятел-недотёпа изо всех сил долбит клювом кирпичную стену. Я стучу по стеклу - улетай, глупый псис, найди себе дерево, не буди ты меня на заре, меня и так скоро дети разбудят. Он растерянно крутит головой - кто тут стучит ему в ответ? Я барабаню по стеклу сильнее. Дятел улетает.

Поспать уже не удастся. Я открываю книгу, которую начала читать пару дней назад и с тех пор любыми способами вырываю десять-пятнадцать минут тут и там из своих сумашедших дней, чтобы окунуться в прозу, которая... Вот в этом месте очень хочется вставить какую-нибудь дешёвую метафору. Её проза - как глоток ледяной воды в жару. Как свежий воздух в нашем загазованном пространстве. Оазис. Мой маленький эскапизм. А ещё она - моё вдохновение, замешанное на лёгком чувстве стыда. Потому что до того, как я начала читать эту книгу, я думала, что я хорошо пишу по-английски.

Просто не с кем было сравнивать. Ну кто там у нас из писателей выучил английский во взрослом возрасте? Конрад? Набоков? Бродский? Где божий дар, а где яичница. А сравнения с теми, по кому можно мерить свои скромные таланты, не выглядя при этом напыщенной идиоткой, были либо в мою пользу, либо «вничью». И тут она на мою голову. Ольга Грушина. Тот же год рождения - 71-й. В Америку приехали примерно в одно и то же время, плюс-минус пол года. Мы даже живём недалеко друг от друга, в пригородах Вашингтона, хоть и не виделись никогда. Обе сидим дома с детьми и пишем что-то там по-английски, считая его своим вторым языком (у неё он, кажется, третий, но об этом вообще лучше не думать). Только она уже написала роман, который несколько известных критиков занесли в списки лучшх романов прошлого года. Она пишет так, что у меня дух захватывает: многие предложения хочется смаковать, вдыхать, перечитывать. Периодически я так и делаю: просто останавливаюсь, перечитываю, немею от восхищения. Я не получала такого удовольствия от языка со времён... со времён... да не помню уже. Сравнения с Набоковым напрашиваются, причём настойчиво. Грушина пишет ПОТРЯСАЮЩЕ.

Вторник, 26-е июня

Прилегла поспать часа в четыре дня, пока дети играют внизу. Только уснула - стук. Чёрт, их уже двое. Причём на том же самом месте. Стучу в окно. Улетают. Через пол часа один из них прилетает опять.

Наш дятел как тот городской житель, что поехал в деревню за грибами и заблудился в трёх соснах, да к тому же напугался до смерти, приняв грязную соседскую свинью за медведя. Совсем ошалели тут - кирпичь от дерева отличить не могут. И чего он всё время долбит по одному и тому же месту? Может, строители решили пошутить и вложили в стену один деревянный кирпич?

Попытаться, что-ли, опять уснуть? Уже недели две мне не хочется делать абсолютно ничего. Книга давно застопорилась. ЖЖ заброшен. Я не пишу ничего ни на каком языке. Почему-то захотелось выучить испанский, да не просто так, а хорошо выучить, чтобы читать Маркеса в подлиннике. Потому, что литературу, которая Поёт, хочется читать в подлиннике. Слава Богу, Грушина пишет на известных мне языках. Я уже почти дочитала роман. Удивительная книга - работает на всех уровнях сразу: микро, макро, и всё, что между ними. Вечный сюжет - Фауст. Продажа души дьяволу за три серебреянника. Только в данном случае дьявол - это Советская власть, душа - талант художника, а серебрянников куда больше, чем три. Тут тебе все привилегии номенклатуры. Поэтому сюжет близок и понятен, имена и названия знакомы, а этические вопросы многожды обмусолены на кухнях и в гостиных. Старо, да не совсем - Грушина находит новые грани у старых проблем, помещает повествование в 85-й год, заставляет героя пересмотреть и пережить все сомнительные поступки его жизни, населяет роман интересными живыми людьми и потрясающе пишет об искусстве. Каждая сцена блестяще выстроена, каждое предложение совершенно, метафоры изящны, описания не затянуты, читать не скучно, но при этом понимаешь, каждой клеточкой ощущаешь, что читаешь Литературу. Ответов лёгких нет, ничто не очевидно, ничего не разжёвано и не положено в рот, книга заставляет думать, мучаться, сопереживать, даже заглядывать в конец, хотя никаких «приключений» там нет. Но главное, она заставляет завидовать. Пол жизни отдала бы, чтобы так писать. Чёрт...

Пятница, 29-е июня

Я убью этого дятла нах вместе с его подружкой. Уже который день я мечтаю о ружье под кроватью. Это кончится когда-нибудь? Они что, до сих пор не поняли, что это кирпич? Запустить бы в него чем-нибудь тяжёлым. Да не попаду - угол не тот. На часах нет ещё шести. Какой-то сегодня день не такой. Я помнила, что сегодня... сегодня что-то... Блин, этот стук спозаранку совсем отшиб мне мозги. Пойду в душ.

Я иду в магазин и покупаю курс испанского - часть на дисках, чтобы в машине слушать, часть на компьютерных файлах, а остальное в книжке. Буду учить новый язык. Мне всегда языки хорошо давались, могла бы много выучить, а застряла на двух. Позор. К тому же испанский после английского учить легко. Чувствую себя хорошо - впервые занялась чем-то полезным за последние несколько недель. Но что же сегодня за день? Что-то гложет. Всё никак не могу вспомнить. Может, я должна кому-то позвонить? Может, меня куда-то пригласили?

До меня доходит только во второй половине дня. Сегодня папе исполнилось бы 70. Эх, папка, папка... Пару лет назад мы были в НЙ на юбилее моей тёти, папиной сестры. Ко мне подходили совершенно незнакомые люди и спрашивали: «Ты дочка Давида?» Чего спрашивать-то, очевидно же, я его копия в женском обличьи. И мне тут же начинали рассказывать, какой у меня был потрясающий отец. Как он всем помогал, как его все любили, как он был готов последнюю рубашку с себя снять и поделиться. А послушать мою тётю, так умнее парня не было во всех Черновцах. Умница, талант, всё хватал на лету, читал всё подряд, запоем, спортивный был, здоровый был, такие надежды подавал... Да, надежды подавал. Всю жизнь мой папа строил потёмкинские деревни, что-то придумывал, начинал, организовывал, загорался, зажигал других, что-то даже получалось... А чего он достиг? Да ничего. Не закончил несколько институтов, провалил несколько бизнесов, развалил три брака и оставил после себя трёх дочек и память о доброте, чувстве юмора и Харизме, равной какой ещё пойди поищи. В 60 соблазнял 30-летних, легко. Помогал куче народа как мог и как умел. Но ничегошеньки не завершил, ум и талант не реализовал, деньги все тут же растрачивал и раздаривал, потенциальную свою энергию в кинетическую так и не перевёл.

Я-то его и так люблю. Просто обидно. За него обидно.

Понедельник, 2-е июля

Он не прилетал уже два дня, а сегодня опять явился, не запылился. Хрен поспишь. Но стрелять в него почему-то уже не хочется. Глупая птица - санитар каменных джунглей. Я лежу с открытыми глазами и смотрю на книги на своей прикроватной тумбочке. Вот Маркес - “Love in the Times of Cholera”. И Грушина. Я давно дочитала роман, но перечитываю какие-то страницы там и тут. Не отпускает меня эта книга. И женщина, которая её написала. Почему-то ужасно хочется пожать ей руку. А ещё лучше - принести букет цветов, сунуть в руки и стоять, потеряв дар речи. Кажется, такого у меня ещё не было. Фанатка-идиотка с букетиком. Сиди дома, красавица. Ха, я думала, что я хорошо пишу по-английски...

Испанский идёт медленно, но идёт. Я вдруг понимаю, почему я начала его учить. Я как папа, я генератор идей, у меня планов громадьё, я всем помочь готова, у меня харизма, у меня то, у меня сё. Но у меня нет способности закатать рукава и завершить начатое, когда возбуждение и интерес пропадают, а остаётся только кропотливая работа. Книга? Материал собран, почти всё написано в той или иной форме. Но надо кучу всего редактировать, всё это стыковать, дорабатывать, части ещё переводить, подгонять, искать где-то агента... А это уже не fun, это муторно. Одно московское издательство заинтересовано в издании моей книги. Опять - загорелась, собрала материал... А теперь его тоже надо стыковать, редактировать и дорабатывать. И неизвестно, получится ли. А долбить кирпич мне не хочется. Да что там, мне и дерево долбить в лом. Вот Грушина... У Грушиной титанический талант. И такая же задница. Нет, не в прямом смысле - она вполне стройная женщина, судя по фотографиям. Но для того, чтобы написать такой роман, нужно хорошо поработать «задом». Задумать и блеснуть - легко, если есть для этого способности. Довести, скрепя зубами, до конца - это уже не талант, это совсем другое. У меня синдром вечной отличницы, которая всегда выезжала на одних способностях, на ходу запоминая материал и с наскоку решая задачки. Не зря я знаю только два языка, которые не знать просто не могла. Учила языки на раз-два-три, а выучила только два. Может, большего успеха добиваются те, кому в школе приходилось работать и пыхтеть за свои пятёрки? Или те, у кого есть и то, и другое, и способности, и упорство с терпением? Эх папа, папа, я-то думала, мне повезло с твоими генами...

Поэтому мы учим испанский. Неохота ведь признаться, что не делаешь ни хрена. Пока то да сё, пока собираешь с силами и пытаешься закончить начатое, есть чем похвастаться, есть оправдание. Ах книга, ну, книга застопорилась. Но знаете, я тут испанский учу... И сразу солидно так звучит. Не телевизор ведь смотрю. Только хрен я его выучу так, чтобы Маркеса в подлиннике читать - для этого надо долго долбить, грызть, рыть носом и отсиживать то самое место, которое всё время ищет приключений на свои полушария. Нахватаюсь того-сего, и найду себе другой замечательный проект. Маркес вот тоже, кстати... Чем больше читаю, чем больше пишу сама, тем больше понимаю, что талант там - только начало. Без таланта никуда, конечно, но чтобы написать такую книгу, таланта мало, ох как мало. Это дисциплина, это титанический труд, это перфекционизм, доведённый до абсурда, это долгие часы в библиотеке, это редактирование до кровавых мальчиков в глазах, это всё, чего у меня нет.

Улетай к чёрту, дятел. Ты наводишь меня на грустные мысли. Я остервенело барабаню в стекло. «Ты что, с ума сошла?» спрашивает муж. Чуть стекло не разбила. Чёртов дятел улетает. И больше не прилетит. Но в голове что-то стучит теперь: тук-тук, тук-тук. Что я после себя оставлю? Воспоминания о харизме и вздохи по нереализованному потенциалу?
Previous post Next post
Up