немного о суде (израильское)
Наверное, эта запись может быть в основном интересна израильтянам.
Позавчера я провел почти весь день в окружном суде Ришон ле-Циона (пятый по величине город Израиля, около 200 тысяч жителей), чтобы подать просьбу судье. О своем деле я ничего рассказывать не буду, но перескажу немного свои впечатления от того, что увидел там. Это был второй раз в жизни, что мне привелось побывать в суде, первый визит был совсем технический и намного короче.
Одно из основных впечатлений - это место плохо устроено для тех, кому там надо бывать редко. Я пришел в суд к 9 утра; к 10 заполнил все нужные бланки и открыл дело; а потом ждал шесть часов, чтобы поговорить с судьей десять минут. Просто потому, что у судьи были другие назначенные на этот день заранее дела, и пока она их не рассмотрела, моим не занималась. Никакой возможности перенаправить дело к другому судье, или даже отменить его рассмотр в тот день, а вместо этого назначить конкретный час в другой день, не было. Даже то, когда судья придет и откроет заседание, никто не знал (она пришла в 12, и куча людей ждала с 10 до 12 вместе со мной у пустой комнаты). Все это не выглядело как специальная трата моего времени, а просто система так устроена. Адвокаты или люди, которые часто попадают в суд или ведут там долгие тяжбы, к этой системе притерлись и понимают, как все организовать, чтобы не ждать целый день, если не нужно; или если без этого не обойтись, все равно они к этому готовы. А я наивно рассчитывал за два часа управиться - ведь реально судье десять минут понадобилось в итоге, даже меньше - но потратил целый рабочий день.
По случайному совпадению, в тот день, что я пришел в суд, именно та судья, к которой меня послали, была дежурная по "арестованным" - т.е. она рассматривала петиции по продлению или прекращению предварительного заключения. Возможно еще и из-за этого пришлось так долго ждать.
Судебные заседания устроены так. Из длинного коридора идут двери в комнаты заседаний, каждая из которых занята за конкретным судьей, его/ее имя написано на двери. Комнаты довольно небольшие, наверное 5 метров в ширину, 8 в длину. Дальний конец комнаты отделен барьером, за которым на возвышении стоят кресла для судьи и секретарей, и отдельный вход для них. Когда судья входит, все встают, все как полагается. Перед барьером стоят два стола для представителей сторон, а за ними - скамейки для других посетителей. Та комната, где я сидел, отдельно приспособлена для рассмотра дел арестантов, поэтому у нее есть еще один отдельный вход из глубины здания, ведущий в небольшой проход и заканчивающийся стеклянным огорождением, за которым вмещаются два-три стула. Там сидит арестованный или несколько арестованных, а рядом стоит или сидит тюремщик. Перед тем, как арестованный входит, с него снимают наручники; звук этого действия безошибочно вызывает в памяти фразу "звон кандалов" и советские детские книги про угнетение революционеров в царской России.
По еще одному случайному совпадению, именно в тот день, в который я пришел в суд, туда привели вот этого парня, Андрея Лющенкова, о котором на днях тут в Израиле трубили все СМИ. Он обвиняется в том, что убил собутыльника, а потом изнасиловал его мать. Подробности, весьма малоприятные, есть по ссылке выше.
Еще до того, как началось заседание, в коридоре собралась толпа из журналистов и телеоператоров, человек пятнадцать. Где-то час они сидели и ждали, вместе со мной, прихода судьи. Потом еще час ждали, пока судья разбирала несколько других дел, связанных с арестами. Наконец работники суда сообщили им, что сейчас выведут Лющенкова, и они заволновались. Во время заседания снимать и интервьюировать арестованного, ясно, нельзя. Но с другой стороны - свобода прессы итд. Оказывается, этот вопрос решают следующим образом. Судья объявила перерыв минут на 10 и вышла из комнаты. Когда судьи в комнате нет - это уже просто комната. Тюремщики ввели Лющенкова, посадили за перегородку и впустили журналистов.
Арестованный вошел в комнату, держа поверх головы синюю кофту (или одеяло, не заметил), сел, все еще закрываясь этой кофтой, и ни слова не говорил. Журналисты окружили перегородку бурной толпой, и стали снимать, щелкать, спрашивать. Мне показалось, что я смотрю какую-то голливудскую судебную драму. "Расскажи нам, почему ты это сделал, Андрей!", "Неужели ты не хочешь ничего сказать?" итд. И вспышки с щелчками камер каждую секунду, конечно. Арестованный замер, будто в коме. Не издал ни слова. Через несколько минут журналистам это надоело, они осмотрелись вокруг, и увидели, что в комнате уже сидят родственники Лющенкова - женщина в платке и огромных темных очках и мужчина, поддерживавший ее за руку. Она выглядела старше Лющенкова (лицо которого я увидел позже), и могла быть как матерью, так и сестрой или женой - не знаю. Теперь уже ее щелкали каждую секунду и забрасывали вопросами. При поддержке подошедшего тут же адвоката она даже сказала что-то журналистам. Наконец, секретарь суда объявила, что судья возвращается, и журналистов попросили уйти - т.е. они могли бы остаться, но поставить камеры на пол, и не снимать. Они почти все ушли.
Как только вышли журналисты, Лющенков снял с себя кофту/одеяло, оживился и стал подмигивать и улыбаться родственникам. Началось собственно рассмотрение дела. В Израиле в предварительном заключении можно держать только с разрешения судьи, и оно обычно дается на несколько дней; после этого полиция должна просить еще одно продление, и давать подробное обоснование; и так пока не будет предъявлено обвинительное заключение. В данном случае представитель полиции просил продлить арест на 10 дней, объясняя, что они проводят еще всякие проверки и собирают свидетельства. Подробности того, что они собираются делать, собраны в отдельном "секретном деле", которое передается судье, но не адвокату защиты. Адвокат защиты задает вопросы представителю полиции и пытается оспорить продление ареста.
У Лющенкова - так мне показалось - был очень умелый адвокат, который тоже напомнил мне голливудские фильмы. Это был невысокий человек в мантии, с козлиной бородкой и орлиным носом, прямо-таки излучавший уверенность в себе. Он довольно долго допрашивал представилей полиции, выражая свой протест против того, как они вели дело до сих пор, а также пытался поймать их в ловушку и раскрыть какие-то сведения о том, как они собираются дальше вести следствие. Еще одной его целью было ввести в протокол версию защиты, под предлогом вопросов о деле; я не вполне понимаю, зачем ему это было надо - может, для того, чтобы более авторитетно это потом сливать в прессу. Версией защиты, насколько я понял, является следующее: Лющенков убил собутыльника, когда тот первый на него напал, защищаясь, а последующее изнасилование его матери было на самом деле сексом по обоюдному согласию. Адвокат все время задавал вопросы типа: верно ли, что мой подзащитный сказал вам, что мать покойного сказала ему 'делай со мной все, что хочешь'? А полицейский отвечал: на этом этапе следствия мы не хотим раскрывать содержимое допроса. Верно ли, что он сказал вам, будто покойный напал на него первым? На этом этапе следствия мы не хотим раскрывать содержимое допроса. И так далее.
Еще адвокат протестовал против того, что полиция не допрашивает Лющенкова уже целую неделю. Его допросили сразу после ареста, когда у него еще не было адвоката, хотя его и предупредили о праве попросить адвоката (не сомневаюсь, что сейчас он кусает локти из-за этого), и он признался в содеянном - в какой точно форме, не знаю, конечно. А сейчас, когда у него есть умелый адвокат, по-видимому сформулировавший для него хитрую версию, полиция его не допрашивает больше - и мне показалось, хотя это мои домыслы, конечно, что именно поэтому и не хочет допрашивать. Адвокату это очень не нравилось. Кроме того, он требовал очной ставки с матерью покойного, чтобы в ее присутствии Лющенков мог оспорить обвинение в изнасиловании.
Все это перемежалось пикированием между адвокатом и представителем полиции, доходящим иногда до ругани, которую судья прерывала. Кроме того, обе стороны риторически обращались к судье, жалуясь на нахальство и беспардонность второй стороны. У адвоката это получалось намного лучше; его богатый баритон заполнял всю комнату во время особенно гневных речей. Закончилось все тем, что судья продлила арест на неделю, вместо запрошенных десяти дней, и отдельно продиктовала в протокол, что отмечает желание арестованного быть допрошенным еще раз, хоть и не диктует этого полиции. Адвокат выглядел вполне довольным этим решением - вряд ли он ждал чего-то лучше. Сам Лущенков совсем уж воспрял духом и улыбался. Наконец его увели и перешли к следующему арестанту - арабу из Яффо, у которого в квартире нашли 90 грамм героина и еще неустановленное пока количество кокаина.
Позавчера я провел почти весь день в окружном суде Ришон ле-Циона (пятый по величине город Израиля, около 200 тысяч жителей), чтобы подать просьбу судье. О своем деле я ничего рассказывать не буду, но перескажу немного свои впечатления от того, что увидел там. Это был второй раз в жизни, что мне привелось побывать в суде, первый визит был совсем технический и намного короче.
Одно из основных впечатлений - это место плохо устроено для тех, кому там надо бывать редко. Я пришел в суд к 9 утра; к 10 заполнил все нужные бланки и открыл дело; а потом ждал шесть часов, чтобы поговорить с судьей десять минут. Просто потому, что у судьи были другие назначенные на этот день заранее дела, и пока она их не рассмотрела, моим не занималась. Никакой возможности перенаправить дело к другому судье, или даже отменить его рассмотр в тот день, а вместо этого назначить конкретный час в другой день, не было. Даже то, когда судья придет и откроет заседание, никто не знал (она пришла в 12, и куча людей ждала с 10 до 12 вместе со мной у пустой комнаты). Все это не выглядело как специальная трата моего времени, а просто система так устроена. Адвокаты или люди, которые часто попадают в суд или ведут там долгие тяжбы, к этой системе притерлись и понимают, как все организовать, чтобы не ждать целый день, если не нужно; или если без этого не обойтись, все равно они к этому готовы. А я наивно рассчитывал за два часа управиться - ведь реально судье десять минут понадобилось в итоге, даже меньше - но потратил целый рабочий день.
По случайному совпадению, в тот день, что я пришел в суд, именно та судья, к которой меня послали, была дежурная по "арестованным" - т.е. она рассматривала петиции по продлению или прекращению предварительного заключения. Возможно еще и из-за этого пришлось так долго ждать.
Судебные заседания устроены так. Из длинного коридора идут двери в комнаты заседаний, каждая из которых занята за конкретным судьей, его/ее имя написано на двери. Комнаты довольно небольшие, наверное 5 метров в ширину, 8 в длину. Дальний конец комнаты отделен барьером, за которым на возвышении стоят кресла для судьи и секретарей, и отдельный вход для них. Когда судья входит, все встают, все как полагается. Перед барьером стоят два стола для представителей сторон, а за ними - скамейки для других посетителей. Та комната, где я сидел, отдельно приспособлена для рассмотра дел арестантов, поэтому у нее есть еще один отдельный вход из глубины здания, ведущий в небольшой проход и заканчивающийся стеклянным огорождением, за которым вмещаются два-три стула. Там сидит арестованный или несколько арестованных, а рядом стоит или сидит тюремщик. Перед тем, как арестованный входит, с него снимают наручники; звук этого действия безошибочно вызывает в памяти фразу "звон кандалов" и советские детские книги про угнетение революционеров в царской России.
По еще одному случайному совпадению, именно в тот день, в который я пришел в суд, туда привели вот этого парня, Андрея Лющенкова, о котором на днях тут в Израиле трубили все СМИ. Он обвиняется в том, что убил собутыльника, а потом изнасиловал его мать. Подробности, весьма малоприятные, есть по ссылке выше.
Еще до того, как началось заседание, в коридоре собралась толпа из журналистов и телеоператоров, человек пятнадцать. Где-то час они сидели и ждали, вместе со мной, прихода судьи. Потом еще час ждали, пока судья разбирала несколько других дел, связанных с арестами. Наконец работники суда сообщили им, что сейчас выведут Лющенкова, и они заволновались. Во время заседания снимать и интервьюировать арестованного, ясно, нельзя. Но с другой стороны - свобода прессы итд. Оказывается, этот вопрос решают следующим образом. Судья объявила перерыв минут на 10 и вышла из комнаты. Когда судьи в комнате нет - это уже просто комната. Тюремщики ввели Лющенкова, посадили за перегородку и впустили журналистов.
Арестованный вошел в комнату, держа поверх головы синюю кофту (или одеяло, не заметил), сел, все еще закрываясь этой кофтой, и ни слова не говорил. Журналисты окружили перегородку бурной толпой, и стали снимать, щелкать, спрашивать. Мне показалось, что я смотрю какую-то голливудскую судебную драму. "Расскажи нам, почему ты это сделал, Андрей!", "Неужели ты не хочешь ничего сказать?" итд. И вспышки с щелчками камер каждую секунду, конечно. Арестованный замер, будто в коме. Не издал ни слова. Через несколько минут журналистам это надоело, они осмотрелись вокруг, и увидели, что в комнате уже сидят родственники Лющенкова - женщина в платке и огромных темных очках и мужчина, поддерживавший ее за руку. Она выглядела старше Лющенкова (лицо которого я увидел позже), и могла быть как матерью, так и сестрой или женой - не знаю. Теперь уже ее щелкали каждую секунду и забрасывали вопросами. При поддержке подошедшего тут же адвоката она даже сказала что-то журналистам. Наконец, секретарь суда объявила, что судья возвращается, и журналистов попросили уйти - т.е. они могли бы остаться, но поставить камеры на пол, и не снимать. Они почти все ушли.
Как только вышли журналисты, Лющенков снял с себя кофту/одеяло, оживился и стал подмигивать и улыбаться родственникам. Началось собственно рассмотрение дела. В Израиле в предварительном заключении можно держать только с разрешения судьи, и оно обычно дается на несколько дней; после этого полиция должна просить еще одно продление, и давать подробное обоснование; и так пока не будет предъявлено обвинительное заключение. В данном случае представитель полиции просил продлить арест на 10 дней, объясняя, что они проводят еще всякие проверки и собирают свидетельства. Подробности того, что они собираются делать, собраны в отдельном "секретном деле", которое передается судье, но не адвокату защиты. Адвокат защиты задает вопросы представителю полиции и пытается оспорить продление ареста.
У Лющенкова - так мне показалось - был очень умелый адвокат, который тоже напомнил мне голливудские фильмы. Это был невысокий человек в мантии, с козлиной бородкой и орлиным носом, прямо-таки излучавший уверенность в себе. Он довольно долго допрашивал представилей полиции, выражая свой протест против того, как они вели дело до сих пор, а также пытался поймать их в ловушку и раскрыть какие-то сведения о том, как они собираются дальше вести следствие. Еще одной его целью было ввести в протокол версию защиты, под предлогом вопросов о деле; я не вполне понимаю, зачем ему это было надо - может, для того, чтобы более авторитетно это потом сливать в прессу. Версией защиты, насколько я понял, является следующее: Лющенков убил собутыльника, когда тот первый на него напал, защищаясь, а последующее изнасилование его матери было на самом деле сексом по обоюдному согласию. Адвокат все время задавал вопросы типа: верно ли, что мой подзащитный сказал вам, что мать покойного сказала ему 'делай со мной все, что хочешь'? А полицейский отвечал: на этом этапе следствия мы не хотим раскрывать содержимое допроса. Верно ли, что он сказал вам, будто покойный напал на него первым? На этом этапе следствия мы не хотим раскрывать содержимое допроса. И так далее.
Еще адвокат протестовал против того, что полиция не допрашивает Лющенкова уже целую неделю. Его допросили сразу после ареста, когда у него еще не было адвоката, хотя его и предупредили о праве попросить адвоката (не сомневаюсь, что сейчас он кусает локти из-за этого), и он признался в содеянном - в какой точно форме, не знаю, конечно. А сейчас, когда у него есть умелый адвокат, по-видимому сформулировавший для него хитрую версию, полиция его не допрашивает больше - и мне показалось, хотя это мои домыслы, конечно, что именно поэтому и не хочет допрашивать. Адвокату это очень не нравилось. Кроме того, он требовал очной ставки с матерью покойного, чтобы в ее присутствии Лющенков мог оспорить обвинение в изнасиловании.
Все это перемежалось пикированием между адвокатом и представителем полиции, доходящим иногда до ругани, которую судья прерывала. Кроме того, обе стороны риторически обращались к судье, жалуясь на нахальство и беспардонность второй стороны. У адвоката это получалось намного лучше; его богатый баритон заполнял всю комнату во время особенно гневных речей. Закончилось все тем, что судья продлила арест на неделю, вместо запрошенных десяти дней, и отдельно продиктовала в протокол, что отмечает желание арестованного быть допрошенным еще раз, хоть и не диктует этого полиции. Адвокат выглядел вполне довольным этим решением - вряд ли он ждал чего-то лучше. Сам Лущенков совсем уж воспрял духом и улыбался. Наконец его увели и перешли к следующему арестанту - арабу из Яффо, у которого в квартире нашли 90 грамм героина и еще неустановленное пока количество кокаина.