А есть ли смысл заниматься смыслом?
Один из самых ценных френдов, вернее, одна - напомнила суфийскую притчу в изложении Сигизмунда Кржижановского, из трех, если не четырех комплектов собрания сочинений которого у меня каким-то чудом осталось примерно ни одного:
"Ещё с отроческих лет в память мою попала -- невесть откуда -- легенда о неком учёном мусульманине, который хотел постигнуть всё целое, но дела которого постоянно заставляли путешествовать. Не позволяя всё же делам вторгаться в дело жизни, учёный возил за собой на двенадцати верблюдах библиотеку. Но дела, очевидно, мстили за уничижение -- и учёный стал постепенно беднеть. Постепенно сокращая свою библиотеку, отбирая самое ценное и из ценного ценнейшее, он возил её в своих странствиях уже не на двенадцати, а на шести верблюдах, потом на двух, и наконец -- на одном. Но случилось, что последний верблюд пал в пути, вдалеке от жилья. Бедный эффенди принужден был отобрать наиценнейшее среди ценнейшего, так как был стар и не в силах поднять на себя всего книжного груза. Но мейдэ-чуйдэ, мелочь продолжала злобствовать, и дряхлый постигатель всецелого должен был продать последнюю пачку книг.
Перед тем, как расстаться с друзьями своей мудрости, он сделал из них выписки, отжал сок смыслов, из выписок снова выписки, пока не дошёл до фразы "аллах иль аллах, Мухаммед россулях". Написав эту строку на дощечке, он повесил себе её на шею и стал у перекрестка, как нищий".
В истории этой сквозит борхесианский дух, вчитываемый его любителями. После последних переездов (хотелось бы сказать, скитаний, но совесть пока не велит) моя библиотека тоже редела, скудела и в итоге выветрилась почти до Борхеса. Его и считаю наиценнейшим. Ну и еще шкаф-полтора пока со мной. Скачу, так сказать, на последнем верблюде, который давно не ужинал. And miles to go before I sleep/And miles to go before I sleep. Меж тем продолжение у C. Кржижановского тоже стоит внимания:
"Возможно, что легенда возникла среди одной из дервишских сект, дивана, чьи исступленные пляски ввинчивания в пустоту, кружения оси, потерявшей обод, можно было ещё так недавно видеть около Лаби-хауза в старой Бухаре.
Мне удалось наткнуться, правда, на довольно смутные, исторические указания, говорящие о том, что торговое посольство Небесной Империи, доехавшее в конце XV столетия до Амударьи было очень огорчено и разочаровано, узнав, что Аму во что-то ещё впадает и что вообще за степями Двуречья есть ещё какой-то мир. До сих пор им думалось, что степи эти постепенно переходят в ничто. Вероятно, эти купцы были по тому времени очень просвещёнными людьми. И, конечно, нельзя не посочувствовать их философическому огорчению. Действительно, если мир можно понять только как целое, как великую единицу, то выгодно для познания, чтобы он, мир, был по возможности меньше. Иначе какой же смысл заниматься смыслом".
"Ещё с отроческих лет в память мою попала -- невесть откуда -- легенда о неком учёном мусульманине, который хотел постигнуть всё целое, но дела которого постоянно заставляли путешествовать. Не позволяя всё же делам вторгаться в дело жизни, учёный возил за собой на двенадцати верблюдах библиотеку. Но дела, очевидно, мстили за уничижение -- и учёный стал постепенно беднеть. Постепенно сокращая свою библиотеку, отбирая самое ценное и из ценного ценнейшее, он возил её в своих странствиях уже не на двенадцати, а на шести верблюдах, потом на двух, и наконец -- на одном. Но случилось, что последний верблюд пал в пути, вдалеке от жилья. Бедный эффенди принужден был отобрать наиценнейшее среди ценнейшего, так как был стар и не в силах поднять на себя всего книжного груза. Но мейдэ-чуйдэ, мелочь продолжала злобствовать, и дряхлый постигатель всецелого должен был продать последнюю пачку книг.
Перед тем, как расстаться с друзьями своей мудрости, он сделал из них выписки, отжал сок смыслов, из выписок снова выписки, пока не дошёл до фразы "аллах иль аллах, Мухаммед россулях". Написав эту строку на дощечке, он повесил себе её на шею и стал у перекрестка, как нищий".
В истории этой сквозит борхесианский дух, вчитываемый его любителями. После последних переездов (хотелось бы сказать, скитаний, но совесть пока не велит) моя библиотека тоже редела, скудела и в итоге выветрилась почти до Борхеса. Его и считаю наиценнейшим. Ну и еще шкаф-полтора пока со мной. Скачу, так сказать, на последнем верблюде, который давно не ужинал. And miles to go before I sleep/And miles to go before I sleep. Меж тем продолжение у C. Кржижановского тоже стоит внимания:
"Возможно, что легенда возникла среди одной из дервишских сект, дивана, чьи исступленные пляски ввинчивания в пустоту, кружения оси, потерявшей обод, можно было ещё так недавно видеть около Лаби-хауза в старой Бухаре.
Мне удалось наткнуться, правда, на довольно смутные, исторические указания, говорящие о том, что торговое посольство Небесной Империи, доехавшее в конце XV столетия до Амударьи было очень огорчено и разочаровано, узнав, что Аму во что-то ещё впадает и что вообще за степями Двуречья есть ещё какой-то мир. До сих пор им думалось, что степи эти постепенно переходят в ничто. Вероятно, эти купцы были по тому времени очень просвещёнными людьми. И, конечно, нельзя не посочувствовать их философическому огорчению. Действительно, если мир можно понять только как целое, как великую единицу, то выгодно для познания, чтобы он, мир, был по возможности меньше. Иначе какой же смысл заниматься смыслом".