"Жизель", Шапран-Париш
Сразу скажу: хотя криминальных ошибок Шапран, по счастью, не допустила, определенные технические проблемы заметил бы самый любящий взгляд. Диагональ первого акта сделана с перерывом, вращения хотелось бы побыстрее, а прыжок повыше.
Хотелось бы - но, скажу честно, я готова смотреть на Кристину и без этого. Вот дает же кому-то природа столько обаяния! Я, может, тоже в душе нежный цветок, а ни одна собака, глянув, не поверит:). Зато Жизель в исполнении Шапран лишь взмахнет ресницами - и хочется своими руками задушить всех, кто ее обидел: самодовольного расчетливого Альберта Париша; рвущего страсти, словно в немом кино, Ганса Колба и анемичную Мирту Чебыкиной. Рядом с ними Шапран напоминала юную актрису из «Портрета Дориана Грея», которая не видит ни обветшалых декораций, ни старого толстого партнера - она живет на сцене, в мире спектакля.
Жизель Шапран была живой и настоящей. Она любила Альберта так, что не верила своему счастью и была, словно во сне. Она, не задумываясь, сделала бы все, что он скажет. Она не могла отвести от него глаз. Она не позволяла себе отдохнуть после приступа болезни, чтобы не упустить ни секунды незаслуженного, фантастического, по ее мнению, счастья.
Увы, если весь белый свет сосредоточился для тебя на одном-единственном человеке, рано или поздно это кончится крахом даже без преград в виде сословных различий. Однако Жизель о подобном не думала. Она вообще не в силах была думать о грустном, ибо сердце у нее больное оттого, что она принимает все к нему слишком близко. Она нежно любит всех - мать, подруг, нелепого Ганса, не понимающего, что это вовсе не та любовь, какая ему нужна. Она искренне восхищается не только роскошным платьем Батильды, но и его обладательницей. Предательство Альберта - не просто самое сильное, а вообще первое свалившееся на девушку горе. В этот миг словно повторился ошеломивший меня эпизод из «Парка»: героиня взглянула на возлюбленного и прочла, что у него внутри. Увиденное ее убило - но не заставило разлюбить (а кого из нас правда заставит разлюбить?). Сцена безумия вызвала в памяти фразу «так души смотрят с высоты на ими брошенное тело». Смотрят со смесью изумления и нежности, а тело самостоятельно вспоминает пережитое, медленно угасая без души.
Во втором акте вместо тела без души родилась душа без тела - виллиса. Но и она по-прежнему любила. Волшебными руками Жизель обвивала Альберта, мечтая к нему прикоснуться - и больше не умея этого. Ласково осыпала его лилиями, потому что иного не могла ему теперь дать, а отдать все по-прежнему хотелось. Трогательно, безнадежно и непреклонно защищала его от Мирты. Жесты Шапран были столь выразительны,
что я словно слышала, как она повторяет: «Я люблю его, он хороший. Он когда-то танцевал со мной, а теперь принес мне цветы». А в самом конце, уже после боя часов, была поразительная сцена. Жизель в облегчении - спасла! -- взяла руку Альберта и вдруг поверила, что хоть на миг вновь стала человеком и по-настоящему обнимает возлюбленного. Блаженство наполнило все ее существо -- и вдруг неведомая сила принялась уносить прочь. Это была настолько невыносимо, что меня словно током пронзило. И бедная Жизель, только что отчаянно боровшаяся, в единый миг потеряла силы и принялась медленно растворяться в воздухе, пока совсем не исчезла.
Хотелось бы - но, скажу честно, я готова смотреть на Кристину и без этого. Вот дает же кому-то природа столько обаяния! Я, может, тоже в душе нежный цветок, а ни одна собака, глянув, не поверит:). Зато Жизель в исполнении Шапран лишь взмахнет ресницами - и хочется своими руками задушить всех, кто ее обидел: самодовольного расчетливого Альберта Париша; рвущего страсти, словно в немом кино, Ганса Колба и анемичную Мирту Чебыкиной. Рядом с ними Шапран напоминала юную актрису из «Портрета Дориана Грея», которая не видит ни обветшалых декораций, ни старого толстого партнера - она живет на сцене, в мире спектакля.
Жизель Шапран была живой и настоящей. Она любила Альберта так, что не верила своему счастью и была, словно во сне. Она, не задумываясь, сделала бы все, что он скажет. Она не могла отвести от него глаз. Она не позволяла себе отдохнуть после приступа болезни, чтобы не упустить ни секунды незаслуженного, фантастического, по ее мнению, счастья.
Увы, если весь белый свет сосредоточился для тебя на одном-единственном человеке, рано или поздно это кончится крахом даже без преград в виде сословных различий. Однако Жизель о подобном не думала. Она вообще не в силах была думать о грустном, ибо сердце у нее больное оттого, что она принимает все к нему слишком близко. Она нежно любит всех - мать, подруг, нелепого Ганса, не понимающего, что это вовсе не та любовь, какая ему нужна. Она искренне восхищается не только роскошным платьем Батильды, но и его обладательницей. Предательство Альберта - не просто самое сильное, а вообще первое свалившееся на девушку горе. В этот миг словно повторился ошеломивший меня эпизод из «Парка»: героиня взглянула на возлюбленного и прочла, что у него внутри. Увиденное ее убило - но не заставило разлюбить (а кого из нас правда заставит разлюбить?). Сцена безумия вызвала в памяти фразу «так души смотрят с высоты на ими брошенное тело». Смотрят со смесью изумления и нежности, а тело самостоятельно вспоминает пережитое, медленно угасая без души.
Во втором акте вместо тела без души родилась душа без тела - виллиса. Но и она по-прежнему любила. Волшебными руками Жизель обвивала Альберта, мечтая к нему прикоснуться - и больше не умея этого. Ласково осыпала его лилиями, потому что иного не могла ему теперь дать, а отдать все по-прежнему хотелось. Трогательно, безнадежно и непреклонно защищала его от Мирты. Жесты Шапран были столь выразительны,
что я словно слышала, как она повторяет: «Я люблю его, он хороший. Он когда-то танцевал со мной, а теперь принес мне цветы». А в самом конце, уже после боя часов, была поразительная сцена. Жизель в облегчении - спасла! -- взяла руку Альберта и вдруг поверила, что хоть на миг вновь стала человеком и по-настоящему обнимает возлюбленного. Блаженство наполнило все ее существо -- и вдруг неведомая сила принялась уносить прочь. Это была настолько невыносимо, что меня словно током пронзило. И бедная Жизель, только что отчаянно боровшаяся, в единый миг потеряла силы и принялась медленно растворяться в воздухе, пока совсем не исчезла.