З. Н. Гиппиус. Язвительные заметки о царе, Сталине и муже
Никогда не думал, что по своей воле буду читать Гиппиус - было некое предубеждение, вдобавок еще и имя-фамилия не нравились. Но вещь любопытная. Первая часть - рассуждения о жизни, любви и всём таком, несколько наивно-подростковые (при том, что авторше на момент написания было уже глубоко за 30), но стилистически оказались мне даже не столько близки, сколько понятны. А вторая, бОльшая часть книги - что-то вроде литературно обработанных дневниковых записей, относящихся к периоду обеих революций 1917 г. и немного к периоду эмиграции с 1920 г. вплоть до начала Второй мировой. Несмотря на название книги, язвительности в ней не много (или я не так представляю себе её). Зато есть много нелюбви к большевикам, любви к Керенскому и Блоку (и еще много кому), почти-любви к Савинкову, и довольно глубоких мыслей о происходящих в России событиях. И везде, насквозь - концентрированный упаднический и при этом мятущийся дух Серебрянного века. Такой темно-серый, мглистый, промозглый, как питерская поздняя осень. Всё это оставляет довольно неоднозначное впечатление, однако для общего образования почитать очень даже неплохо, да и вообще интересно.
Споры только сбивают с толку. Замечательная русская черта: непонимание точности, слепота ко всякой мере. Если я не «жажду победы» - значит, я «жажду поражения». Малейшая общая критика «побединцев», просто разбор положения - повергает в ярость и все кончается одним: если ты не националист - значит, ты за Германию. Или открыто будь «пораженцем» и садись в тюрьму, как чертова там Роза Люксембург села, - или закрой глаза и кричи «ура», без рассуждений.
То «или-или» - какого в жизни не бывает.
О данном часе истории и о данном положении России и хочется говорить. Еще о том, как бессильно мы, русские сознательные люди, враждуем друг с другом… не умея даже сознательно определить свою позицию и найти для нее соответственное имя.
Керенский - настоящий человек на настоящем месте. The right man on the right place, как говорят умные англичане. Или - The right man on the right moment? А если только for one moment? He будем загадывать. Во всяком случае, он имеет право говорить о войне, за войну - именно потому, что он против войны (как таковой).
Теперь или ничего не делать (деятелям), или свергать Керенского. X. тотчас возражает мне: «Свергать! А кого же на его место? Об этом надо раньше подумать». Да, нет «готового» и «желанного», однако эдак и Николая нельзя было свергать. Да всякий лучше теперь. Если выбор - с Керенским или без Керенского валиться в яму (если уж «поздно»), то, пожалуй, все-таки лучше без Керенского.
Керенский - самодержец-безумец и теперь раб большевиков.
Большевики же все, без единого исключения, разделяются на:
1) тупых фанатиков;
2) дураков природных, невежд и хамов;
3) мерзавцев определенных и агентов Германии:
Николай II - самодержец-упрямец…
Оба положения имеют один конец - крах.
Россия - страна всех возможностей, сказал кто-то. И страна всех невозможностей, прибавлю я.
Я утверждаю, что ничего из того, о чем говорят большевики в Европе, - нет.
Революции - нет.
Диктатуры пролетариата - нет.
Социализма - нет.
Советов, и тех - нет.
Для новорожденных пуговиц, вроде Эстонии, Латвии и т. д., они держат в одной руке заманчивую конфетку «независимости», другой протягивают петлю и зовут: «Эстоша, пойди в петельку! Латвийка уже протянула шейку!»
Священники простецкие, не мудрствующие, - самые героичные. Их-то и расстреливают. Это и будут настоящие православные мученики.
Народ? Церкви полны молящихся. Народ дошел до предела отчаяния, отчаяние это слепое и слепо гонит его в церковь. Народ русский никогда не был православным. Никогда не был религиозным сознательно. Он имел данную форму христианства, но о христианстве никогда не думал. Этим объясняется та легкость, с которой каждый, если ему как бы предлагается выход из отчаянного положения - залгаться в коммунисты, - тотчас сбрасывает всякую «религиозность». Отрекается, не почесавшись.
Инстинкт такого существа, как Сталин, действует правильнее: недаром так откровенно уничтожает идеологию коммунизма; уничтожает, в лице возможных носителей всякой другой и всякую другую, прямым физическим средством.
Бабушка, которой я, когда выучилась читать, читала «Жития святых», а когда маленькая сестра моя умирала, - говорила мне, шестилетней: «Помолись за нее, детская молитва доходчива». Я молилась - сестра выжила, а я уже с тех пор уверилась, что если помолиться - хоть о хорошей погоде, - непременно будет. Вот только - не всегда успеешь…
Споры только сбивают с толку. Замечательная русская черта: непонимание точности, слепота ко всякой мере. Если я не «жажду победы» - значит, я «жажду поражения». Малейшая общая критика «побединцев», просто разбор положения - повергает в ярость и все кончается одним: если ты не националист - значит, ты за Германию. Или открыто будь «пораженцем» и садись в тюрьму, как чертова там Роза Люксембург села, - или закрой глаза и кричи «ура», без рассуждений.
То «или-или» - какого в жизни не бывает.
О данном часе истории и о данном положении России и хочется говорить. Еще о том, как бессильно мы, русские сознательные люди, враждуем друг с другом… не умея даже сознательно определить свою позицию и найти для нее соответственное имя.
Керенский - настоящий человек на настоящем месте. The right man on the right place, как говорят умные англичане. Или - The right man on the right moment? А если только for one moment? He будем загадывать. Во всяком случае, он имеет право говорить о войне, за войну - именно потому, что он против войны (как таковой).
Теперь или ничего не делать (деятелям), или свергать Керенского. X. тотчас возражает мне: «Свергать! А кого же на его место? Об этом надо раньше подумать». Да, нет «готового» и «желанного», однако эдак и Николая нельзя было свергать. Да всякий лучше теперь. Если выбор - с Керенским или без Керенского валиться в яму (если уж «поздно»), то, пожалуй, все-таки лучше без Керенского.
Керенский - самодержец-безумец и теперь раб большевиков.
Большевики же все, без единого исключения, разделяются на:
1) тупых фанатиков;
2) дураков природных, невежд и хамов;
3) мерзавцев определенных и агентов Германии:
Николай II - самодержец-упрямец…
Оба положения имеют один конец - крах.
Россия - страна всех возможностей, сказал кто-то. И страна всех невозможностей, прибавлю я.
Я утверждаю, что ничего из того, о чем говорят большевики в Европе, - нет.
Революции - нет.
Диктатуры пролетариата - нет.
Социализма - нет.
Советов, и тех - нет.
Для новорожденных пуговиц, вроде Эстонии, Латвии и т. д., они держат в одной руке заманчивую конфетку «независимости», другой протягивают петлю и зовут: «Эстоша, пойди в петельку! Латвийка уже протянула шейку!»
Священники простецкие, не мудрствующие, - самые героичные. Их-то и расстреливают. Это и будут настоящие православные мученики.
Народ? Церкви полны молящихся. Народ дошел до предела отчаяния, отчаяние это слепое и слепо гонит его в церковь. Народ русский никогда не был православным. Никогда не был религиозным сознательно. Он имел данную форму христианства, но о христианстве никогда не думал. Этим объясняется та легкость, с которой каждый, если ему как бы предлагается выход из отчаянного положения - залгаться в коммунисты, - тотчас сбрасывает всякую «религиозность». Отрекается, не почесавшись.
Инстинкт такого существа, как Сталин, действует правильнее: недаром так откровенно уничтожает идеологию коммунизма; уничтожает, в лице возможных носителей всякой другой и всякую другую, прямым физическим средством.
Бабушка, которой я, когда выучилась читать, читала «Жития святых», а когда маленькая сестра моя умирала, - говорила мне, шестилетней: «Помолись за нее, детская молитва доходчива». Я молилась - сестра выжила, а я уже с тех пор уверилась, что если помолиться - хоть о хорошей погоде, - непременно будет. Вот только - не всегда успеешь…