Важны ли известность и память?
1 июня 1901 г. в своем имении Кунцево умер «Козьма Медичи», известный всей Москве благотворитель, меценат, просветитель Козьма Терентьевич Солдатенков. Сейчас о нем удивительно мало знают и помнят, а тогда его духовное завещание, по которому почти все его миллионное состояние было распределено в благотворительных целях, коллекция картин и библиотека переданы Румянцевскому музею, поразило многих. Только успели за 10 лет исполнить хотя бы основные его пункты, в частности, открыть в 1910 г. оборудованную новейшей медицинской техникой Солдатенковскую больницу для всех москвичей, без различия званий и имущества, разместить картины, раздарить библиотекам книги из запасов его издательства, как грянула война, а потом и революция. Тот факт, что для успешной благотворительности надо самому быть успешным предпринимателем, власть Советов принять не могла. Как и саму благотворительность в принципе - ведь в коммунистическом рае не будет места бедным и несчастным. Все увлеченно строят и сеют, а кто не с нами - тот там, где нам надо.
В 1920 г. в честь 10-летия больницы Солдатенкова ее переименовали в больницу им. Боткина. В 1925 г. вместе с Румянцевским музеем было ликвидировано и собрание произведений искусства и книг Солдатенкова - разбито по другим музеям, обогатив Третьяковку, Русский музей, Ленинскую библиотеку. И, наконец, в 20-е же годы были «утрачены» могила самого К.Солдатенкова и усыпальница его семьи на Рогожском кладбище. Почти на 100 лет забытыми оказались и его удивительно разносторонняя фигура, и его дела. Первое вряд ли могло его взволновать, ведь как благотворительность, так и общественная деятельность никогда не были для него пиаром, но по-настоящему делом жизни. Огромные суммы Солдатенков давал «не корысти ради», но прежде всего по религиозным соображениям, а также потому, что имел завидное предпринимательское чутье - в этом смысле деньги для него имели ценность не сами по себе, а как активная преобразующая сила, как инвестиции: в мануфактуры ли или в дело просвещения русского общества он вкладывался с равной силой и энергией.
Коммерческая активность Солдатенкова била через край и была разноплановой: здесь и фабрики, и железные дороги, и банк, и страхование. Везде он был успешен и надежен как партнер. Современного слова диверсификация он не знал, да и вообще всю жизнь плохо писал, не знал других языков, кроме русского. Но его деятельность удивляла многих. За полвека он профинансировал целое поколение русских историков, переводы самых известных западных философских, исторических, экономических работ, шедевров художественной литературы. У него издавались Тургенев и Фет, Белинский и Чернышевский. Бросались в глаза его демократические симпатии и интерес к западной культуре, что составляло любопытный контраст с его же старообрядческой приверженностью к традициям, обычаям дедов, «всему русскому».
Наряду с меценатством силы и средства он вкладывал в подлинную благотворительность: помощь инвалидам, больным, бедным, образование детей-сирот, стипендии студентам. Солдатенкова отличает неравнодушие к их судьбам и поиск путей в жизни - для детей он основал ремесленное училище, бедным невестам выплачивал пособие на приданое.
Благотворительность - дело благое, которое, конечно же, окрашивает в розовые тона образ самого благотворителя. Но я далек от сусального образа Козьмы Солдатенкова. Он имел четкие представления, зачем, на кого и на что тратить средства. Не давал себя «развести», мог сказать жесткое «нет», чувствовал недобросовестных людей. Может, поэтому большинство его благотворительных проектов были такими успешными при его жизни, но постепенно прекращались после смерти?
По воспоминаниям большинства тех, кто его знал, Солдатенков был очень спокойным человеком, никогда не вступал в публичные дебаты, не старался заявить о себе. Близкие люди отмечали, что до конца жизни он был доволен тем, что делал. И это - другая сторона благотворительности, которая приносит благо тому человеку, который ее и творит. И тогда не столь важны известность и даже память. Дело-то сделано.