После того, как я вчера
процитировал отрывок понравившегося мне, особенно по манере изложения дистиллировано бессмысленного потока вербализированного подсознательного, произведения некого «поэта и публициста», был слегка огорчен реакцией некоторых читателей.
Вместо того, чтобы вместе со мной весело усмехнуться, кое-кто начал на полном серьезе дискутировать с автором цитаты в стилистике: «Ну не рожает земля русская ни невтонов, ни дантов под пятой быдла, или рожает сплошь почти прохановых да, прости Господи, прилепиных».
А далее пошли и вовсе крутые обобщения. С одной стороны, типа «В отличие от других народов, которым тоже свойственно стремление преувеличить свои заслуги и выставить себя в лучшем свете, у русских это всегда связано оскорблением и унижение других народов». А с другой - как автоматическая и обычная ответная реакция: «Я здесь увидел желание "опустить" русский народ».
Грустно всё это… Дорогие мои, хорошие, ну, дождусь ли когда-нибудь, чтобы хотя бы на страницах моего собственного личного Журнала, аудиторию которого, перейдя из режима «средства массовой информации», я значительно сократил и подчистил, люди перестали гнать самонадеянную пургу, в неизбывной гордыне своей нагружаясь правом высказываться о какой-то нации-национальности или от имени какой-то нации-национальности в целом?
Неужели не ясно, что тот, кто в ответ на рассуждения о чьем-то национальном величии или особой миссии принимается говорить то же самое, только с обратным знаком, ничем не отличается от «миссионера»?
Вопросы мои, естественно, риторические, дурацкие и ответа принципиально не имеющие. Но я всё-таки, со свойственным мне тупым упорством решил ещё раз в значительно сокращенном и подредактированном виде перепечатать одну старую свою статью, которая в двух частях опубликована во втором томе книги «Крест в квадрате», но даже ссылки давать не буду, хорошо, если кто осилит и этот урезанный вариант:
***
Когда-то мне и в страшном сне не могло привидеться, что возникнет необходимость говорить на тему, которую я по многим причинам считаю вовсе не предназначенной для средств массовой информации. Но события последнего времени заставляют меня в некоторой степени поступиться принципами и все же публично определить свою позицию по нескольким проблемам.
Сразу оговорюсь, что я умышленно выбрал именно форму «заметок», чтобы подчеркнуть отсутствие претензий на изложение какой-то целостной и всеобъемлющей картины мира. Всего лишь хочу уточнить отдельные нюансы, чтобы в дальнейшем между мной и читателями журнала не возникало каких-либо ситуаций недопонимания, недоговоренности или, чего я всегда более всего опасаюсь, неловкости.
Начать хочу с отрывка из послания одной девушки. Хотя текст полностью имеется в комментариях к записи «Чужой против Хищника» от 8 декабря 2010 года, для удобства читателя я повторю здесь его часть.
«…Когда среди «черных туч» видишь «белое облако» становится теплее и невольно появляется чувство безопасности. Я хочу жить в своей стране спокойно, я не хочу ловить на себе похотливые взгляды и отбиваться от омерзительных выходок «животных», не давая на то повода, и думая при этом: «грохнут» меня сейчас или все обойдется… Неуважение к русской нации порождает ненависть. Какие могут быть сомнения в выборе позиции???»
Надо сразу признаться, что ни я, ни, естественно, все семейство мое не можем гордиться особой чистотой арийского происхождения. Намешано у нас достаточно кровей, среди которых есть и вполне способные вызвать у подавляющей части населения моей родной страны отнюдь не самые добрые чувства. Но дочка моя любимая Сонечка, кода было ей лет шестнадцать, хоть и названная именем высшей мудрости, мудростью этой в столь противоречивом возрасте, понятно, не обладала и частенько излагала тексты примерно такого же содержания.
Происходило это обычно после того, как она вечером, возвращаясь домой, проходила через подземный переход у нашего дома. А переход этот облюбовала компания молодых восточных торговцев из близлежащих лавочек, палаток и ларьков. После работы юноши развлекались тем, что садились в привычной им с детства позе на корточки и достаточно громко обсуждали все внешние особенности проходивших мимо девушек. Никаких агрессивных физических действий они не совершали, но и в выражениях отнюдь не стеснялись. Особенно почему-то им нравились русские идиомы с использованием ненормативной лексики. Видимо, не понимая до конца их значений, они в глубине души были очарованы музыкальностью фраз и считали, что столь благостные звуки могут только украсить речь истинного джигита. Соня после этого обычно приходила белого цвета, с искаженной от ненависти физиономией и разговорами о «черножопой мрази».
Некоторое (недолгое) время я молчал. Затем пояснил примерно следующее. «Почувствуешь физическую угрозу, потребуется практическая помощь - скажи, я решу этот вопрос. А насчет остального - заткнись, и чтобы я в своем доме ничего подобного больше не слышал. Расти, учись, читай, смотри по сторонам. Словом - взрослей. Когда сможешь и захочешь создать свой дом, мы вернемся к этому разговору, чтобы я знал, приходить мне туда или нет».
Больше мы на эту тему не разговаривали. Поскольку прошло уже десять с лишним лет, думаю, что уже и не будем. И отнюдь не потому, что девочка воспылала вдруг неземной любовью к «черножопой мрази», открыв для себя в ней массу скрытых достоинств. Все гораздо обыденнее, а может быть даже и грустнее. Человеку, способному адекватно воспринимать действительность, довольно быстро становится понятно: мразь столь всеобъемлюща, что пытаться ранжировать ее по цветовым оттенкам любой части тела - занятие абсолютно бесполезное.
Однако хватит отлынивать и пора перейти к самой сути вопроса. Историческая обстановка не дает нам более возможности увиливать и отделываться пустыми фразами. Уже не проходят все эти трогательные песни про «наше многонациональное государство», про «преступник не имеет национальности», «главное - равенство перед законом каждого, независимо от этнической принадлежности» и подобная абстрактная либеральная ахинея.
Проблема поставлена ребром. Ты за русских, мать твою, или нет? Или за всяких там чучмеков? А может ты, как еще недавно говорили в Америке, любитель нигеров? Или, совсем уж не к ночи будь помянуты, жидов предпочитаешь и вообще сам немного такой? Так что давайте определяться: кто за какой интернационал, кто за Ленина, а кто за Леннона.
Для начала я считаю уместным процитировать отрывок из одной моей работы, связанной с творчеством Льва Гумилева. Работа строго научная, никакого отношения к сегодняшним события не имеющая, но, думаю, кое-что из нее станет понятным. Не о Гумилеве, естественно, а обо мне.
«Здесь мне следует наконец окончательно и решительно объясниться по поводу национального вопроса, дабы грязные инсинуации определенных недобросовестных оппонентов не замутнили кристальной чистоты моих беспристрастных логических построений. Честное слово, я не испытываю никакого психологического дискомфорта от того, что Гумилев не любил евреев. Ну, не любил, и ладно. Я-то сам к ним тоже, мягко говоря, не очень… Столь же сильно, как евреев, я не люблю только русских. Извинение для себя нахожу в том, что европейцев, американцев, негров и прочих косоглазых тоже терпеть не могу. Видимо, лучше всего отношусь к пигмеям. Особенно после той истории, когда недавно во время одного из межплеменных конфликтов на них началась охота с целью употребления в пищу. Несколько пигмеев умудрились добраться до Америки и явились в ООН с жалобой. Представьте себе эту картину - стоят, робко прижимаясь друг к другу, маленькие человечки и вежливо так просят Генеральную Ассамблею, чтобы их перестали кушать. Лично у меня на глаза наворачиваются слезы. Кстати, мало кто знает, что пигмеи - это не нация или племя, а совершенно отдельная четвертая раса. Впрочем, вполне вероятно, что мое благожелательное к ним отношение связано более всего с тем, что я ни с одним пигмеем лично не общался и даже ни одного из них вживую не видел. Все же прочие вызывают у меня эмоции исключительно отрицательные».
К Шарону как-то обратился один корреспондент, начав свой вопрос со слов: «Вы, как, прежде всего, премьер-министр…» Шарон вежливо, но жестко поправил журналиста: «Прежде всего, я - еврей». Понимаю, почему политик в той ситуации должен был ответить именно так. Да, скорее всего и сам генерал так считал и был совершенно искренен. Но я в тот момент задумался: а что бы ответил лично я, но не на своем месте, тут думать нечего, а на месте Шарона? Что бы мне показалось важным отметить «прежде всего». Я долго перебирал все, что знал о нем, и в конце концов понял, что смог бы сказать только одно: «Прежде всего, я - Ариэль Шарон».
Я много лет занимался изучением творчества Достоевского. Не могу привести текстуальных подтверждений своего мнения, однако полностью уверен, что если бы такое «прежде всего» он формулировал для себя самого, то это было бы не «русский», не «православный» и даже не «гениальный писатель» (а он свою гениальность, несомненно, не только чувствовал, но и осознавал). При полном стремлении погрузиться в названные понятия и даже полностью раствориться в них, все-таки - как главное «достояние для Единственного» - именно Федор Достоевский.
И даже Лев Николаевич - кто бы там и как ни рассуждал о причинах внутреннего разлада, приведшего его под конец жизни к побегу неизвестно куда и во что, - основную причину я вижу в осознании главенства над всеми теориями и верованиями одинокой и не сумевшей преодолеть своей отдельности личности, называющейся Лев Толстой.
Да что там писатели наши, бывшие все же, при всем своем величии, только слабыми, грешными мирянами! А отец Павел Флоренский, церковью официальной нашей по причинам, на мой взгляд, далеким от смысла христианства, до сих пор не канонизированный? Перечитайте его «Столп и утверждение истины»… Хотя это я уже заболтался. Не перечитывайте. Пойдем дальше.
При этом, надеюсь, читатель понимает, что я не пытаюсь выступить идеологом абсолютизированного индивидуализма, всепоглощающего эгоизма или чего-то подобного; я вообще, упаси Боже, меньше всего идеолог чего бы то ни было. Я всего лишь пытаюсь объяснить свое понимание проявления некоторых высоких и всеохватных идей на самом нашем примитивном, бытовом уровне, применительно к жизни ежедневной и практической.
Когда идут рассуждения о том, что интересы какой-то группы, будь они национальные, религиозные, государственные или любые другие, приоритетны перед интересами отдельной личности, то чаще всего логика таких рассуждений безупречна. Отдельному, особенно желающему чувствовать себя порядочным человеку даже как-то неудобно утверждать, что он сам по себе много важнее, чем целое сообщество. Но на практике все это превращается в рутинную бюрократическую систему, в которой некоторое количество наиболее ловких трактователей интересов общества (государства, нации, религии и т. д.) присваивает себе право от имени этого самого общества определять судьбу всех прочих личностей и выстраивать иерархию ценностей. А потом приходит участковый или приезжает автобус с ОМОНом, в зависимости от потенциальной, установленной группой ловкачей опасностью интересов отдельного человека для интересов общества, - и далее все по нашему обычаю.
Вот про те же ценности. Большой философ Дмитрий Быков как-то сформулировал мысль, что человеческая жизнь отнюдь не является высшей ценностью, есть кое-что и более ценное, ради чего этой самой жизнью можно пожертвовать. И я бы готов был с этим согласиться. Но с одной маленькой оговоркой. Если бы все это Быков говорил о своей собственной жизни. И только относительно нее решал, есть ли что-то дороже ее или нет. И очень бы мне не хотелось, чтобы тот же Дмитрий или кто-либо другой предпринимал подобную сравнительную оценку конкретно моей, Александра Васильева, жизни и решал, ради чего следует ею жертвовать.
Хочу совсем конкретизировать. Да, я тоже считаю, что есть вещи более ценные, чем жизнь человека. Одного человека - меня. Но не посмею утверждать, что есть нечто более ценное, чем жизнь Дмитрия Быкова.
Я не могу призывать к толерантности, потому что отнюдь не чувствую своих таких уж больших способностей к ней. Все-таки моя терпимость к чужой культуре, к иным нравам и обычаям очень ограничена рамками той духовной традиции, в которой воспитан я сам. И у меня нет никакой терпимости к человеческим жертвоприношениям инков, каннибализму африканских племен и прочим экзотическим штучкам, пусть и освященным тысячелетиями местной традиции.
Я никогда не приду в тот восточный дом, где женщине запрещено не только сидеть за одним столом с мужчинами, но даже и вообще сидеть в их присутствии. Нет, я не стану при каждом представившемся случае высказывать свое мнение и поучать кого-либо, особенно когда меня не спрашивают. Я просто не пойду в тот дом и не буду из уважения к иным национальным или религиозным традициям вежливо ужинать с его хозяином.
И точно так же я не пойду в наш отечественный дом, где муж колотит свою жену и детей потому, что в их семье поколениями так принято. Более того, я и в свой дом подобных людей не приглашу, точно так же, как людоедов.
Мне неприятно, когда во дворе перед моим домом демонстративно перерезают горло барану, когда по улице носят коробки с мумифицированными частями человеческого тела, называя их мощами да еще норовя прикоснуться к ним губами, когда меня оставляют под дождем на улице потому, что в субботу нельзя нажать на кнопку открывающего входную дверь электрического замка… Да много чего мне не нравится, причем настолько, что быть толерантным, то есть терпеть все это с уважением, я совершенно неспособен.
Другой вопрос - мера агрессии при реакции на то, что тебе совершенно чуждо. Мне представляется (во всяком случае так это для меня лично), что все же она тоже должна зависеть от меры несоответствия чужих традиций твоим представлениям. Понятно, что с палкой или ружьем я не пойду восстанавливать свои представления о справедливости ни в восточный дом, ни даже в семью к мужу-насильнику. Особенно если все происходящее там устраивает жену с вечным синяком под глазом.
А вот тех, кто кушает моих любимых пигмеев, я бы все же расстреливал к чертовой матери. Уж извините за такую неполиткорректность.
Теперь о разного рода идентичностях, единствах, единениях и объединениях.
Можно, конечно, заниматься попытками классификации этих самых объединений. Понятно, что объединения по национальному и политическому признакам различны между собой. Национальность не выбирают, а к политической партии ты можешь примкнуть или выйти из нее. Но это различие во многом ложное и чисто внешнее. Родиться или нет человеком определенной национальности - тут выбора действительно нет. Но объединяться с кем-то чисто по национальному или расовому признаку - это совершенно индивидуальный выбор каждого, ничем не отличающийся от вступления в политическую партию.
Понимаю, что очень просто упрекнуть меня в том, что я, в своем зверином индивидуализме, отрицаю возможность любых совместных действий нормальных порядочных людей, так как без их объединения невозможно противостоять темным силам. Противостоять темным силам, думаю, в любом случае - занятие практически безнадежное, хотя это вовсе не означает, что делать этого не следует.
И я даже готов объединяться. Но только не в системе, в которой мое мнение путем голосования окажется подчиненным воле большинства. Я всю жизнь предпочитаю объединения по принципу строительного коллектива. Во множестве я работал, множество организовывал и возглавлял. Но там все просто. Мы вместе строим дом. Я знаю, как это делается. Если кто-то придумает лучшее конструктивное или технологическое решение - посмотрю, посчитаю, когда убедительно - соглашусь. Но был случай в бригаде бетонщиков в Южно-Енисейске, когда прислали бригадиром родственника какого-то начальника, и тот, просто по глупости и неумению, начал откровенно косячить, а «рабочие массы» единодушно его поддержали, просто чтобы не связываться, так как хорошие деньги платили, независимо от результата. Я, ни секунды не сомневаясь, собрал вещи и уехал в Мотыгино.
Некоторое время, подростком лет десяти, прожил я в странной роли подпаска в деревне Свечи Сухиничского района Калужской области. А рядом находилась (и сейчас находится) деревня Колодези. Деревеньки обе крохотные, все в них друзья, собутыльники, а то и родственники, но довольно часто почему-то дрались друг с другом, причем дрались очень жестко, «в кровь», с пробитыми головами, сломанными ребрами, а то и летальными исходами, и всенепременно - с постоянными и длительными милицейскими разборками. Признаюсь, что, когда наши «свечинские» ходили бить «колодезинских», я прикидывался шлангом и всячески манкировал. Но когда «колодезинские» приходили бить наших, выбора не оставалось.
У меня была очень дорогая для меня вещь. Когда мой дед Вячеслав после более чем двадцатилетней отсидки в лагере вышел по амнистии, он успел подарить мне велосипед «Школьник», после чего умер от заработанного на Колыме туберкулеза. Я над этим велосипедом трясся так, как ни над чем более во всей моей жизни. Так вот, я дрожащими руками, стараясь ничего не повредить, снимал с этого велосипеда цепь, обматывал ее конец изолентой, после чего руки переставали дрожать, и с этой цепью в руках вставал в общую шеренгу «свечинских».
А теперь несколько слов о вопросах уже совсем практических. Один приятель как-то написал:
«У меня есть много знакомых, чьи дети приносят домой даже страшные истории: кавказская молодежь задирает, в институтах от них девушкам нет прохода и так далее. Я знаю родителей, которые обмениваются телефонами на всякий случай, чтобы, если что, выйти группой на защиту своих детей. В еврейских семьях шепчутся, что ненависть к кавказцам их пока прикрыла, как щитом. Почти все говорят «достали». И это до погромов».
И что? Встать группой на защиту своих детей - это святое при любой погоде. А потом идти бить «кавказцев»? Мне почему-то всегда в подобных случаях вспоминается совершенно идиотский фильм «Слепая ярость» с моим любимым Рутгером Хауэром в главной роли. Там он, слепой воин, в финальной боевой сцене вырубает свет для своих противников, и, когда они оказываются в полной темноте, спрашивает их с максимальным ехидством: «Что, ничего не видите? То-то же… А я постоянно так живу…»
Так вот, ребята, я тоже всю жизнь так живу. И все мы так живем. А когда «щит кавказцев» исчезнет, объединимся с евреями и пойдем бить русских? А когда у кого-нибудь из застройщиков, кинувших соинвесторов на все бабки и оставивших сотни семей нищими и без крыши над головой, обнаружатся фамилии Рабинович и Саперович, объединимся уже с кем попало, но бить пойдем точно жидов? Опять смешиваем божий дар с яичницей?
Однако обычно главным, окончательным и непобиваемым аргументом моих оппонентов бывает обычно примерно такой:
«…Когда чужаки ваших дочерей изнасилуют или поубивают детей, я посмотрю на вашу толерантность. Первые побежите убивать в ответ».
Должен доложить, что аргументы подобного рода приводятся в сходных обстоятельствах примерно четыре тысячи лет существования внятных завершенных письменных источников. Но каждому новому поколению в юности они кажутся откровением и совершенно неотразимыми по своей убедительности. Впрочем, мог бы привести сотни, если не тысячи цитат подобного рода из трудов отнюдь не самых юных известнейших политиков, мыслителей и писателей.
У того же Фолкнера это наиболее точно обострено: что станет делать противник расизма, если негр изнасилует его сестру? Я хоть человек и совсем неверующий, но несколько суеверный, исключительно в том смысле, что признаю за произнесенными и написанными словами некую, не до конца изученную, но для меня несомненную материальную силу. Потому не стану обсуждать подобные вещи применительно к членам моей семьи. Но точно могу сказать: что бы ни случилось, я ни на площадь, ни в подворотню не пойду убивать или даже просто бить людей, лично в бедах моей семьи невиновных.
Подводим итоги.
Я очень плохо отношусь к белым, черным и желтым (с четвертой расой, надеюсь, все понятно). Потому что, по моему мнению, подавляющее большинство из них - дрянь. А подавляющее большинство оставшихся - потенциальная дрянь.
Я очень плохо отношусь к любому конкретному русскому, еврею, казаху или американцу, если это единственное определение, которое у него есть.
Я чуть мягче (но не сильно) отношусь к любому футбольному фанату, коммунисту, филателисту, дайверу, католику и прочее - опять же, если это основное качество человека.
Я могу разбираться в личных качествах человека, начиная с определений типа слесарь, астрофизик, гурман, даже киноман, но не более.
Я хотел поставить эти слова эпиграфом, но передумал - потому что так поступил уже Александр Галич в поэме «Кадиш», а мне хотелось упомянуть в связи с изложенным и эту поэму, и ее автора. Так что очень важной для себя фразой заканчиваю. «Я никому не желаю зла, не умею, просто не знаю, как это делается». Януш Корчак, «Дневник»…
Ну, и, конечно, «зиг хайль». Это уж как обычно.