Когда горело гетто
Никак меня нельзя было назвать другом Саши Аронова. Далеко не самым близким приятелем с большой натяжкой, хотя мы несколько лет проработали в кабинетах друг против друга, общались практически ежедневно, принадлежали к одной компании, частенько выпивали вместе и даже в соавторстве написали несколько статей. Однако и людьми были слишком непохожими, и всё-таки двадцать лет разницы в возрасте - это слишком много для дружбы, особенно в середине жизни, а не на её исходе
Но вот что любопытно, я всегда меньше всего был склонен к фамильярности в принципе, со старшими дополнительно, но то был редчайший случай, что мне, как и большинству окружающих не приходило в голову обратиться к Аронову на «вы» и по имени отчеству. Отнюдь не из-за отсутствия уважения. Но сформулировать «почему» не очень хочу и не слишком могу. Просто не приходило, и всё.
А вот об Александре Минкине, которого мне и в голову никогда не пришло бы назвать Сашей, несмотря на много меньшее различие в годах, я сейчас вовсе ничего сказать не хочу, кроме того, что большое ему спасибо за сегодняшнюю статью. Прошу её прочесть, а сам здесь только позволю себе, и уже не первый раз, поместить лишь одно стихотворение Александра Яковлевича Аронова.
Когда горело гетто, когда горело гетто,
Варшава изумлялась четыре дня подряд.
И было столько треска, и было столько света,
И люди говорили: «Клопы горят»...
...А через четверть века два мудрых человека
Сидели за бутылкой хорошего вина,
И говорил мне Януш, мыслитель и коллега:
- У русских перед Польшей есть своя вина!
Зачем вы в 45-м стояли перед Вислой?
Варшава погибает! Кто даст ей жить?!
А я ему: «Сначала силёнок было мало,
И выходило, с помощью нельзя спешить».
- Варшавское восстанье подавлено и смято!
Варшавское восстанье потоплено в крови!
Пусть лучше я погибну, чем дам погибнуть брату! -
С отличной дрожью в голосе сказал мой визави.
А я ему на это: «Когда горело гетто...
Когда горело гетто четыре дня подряд,
И было столько пепла, и было столько света...
И все вы говорили: «Клопы горят».
Но вот что любопытно, я всегда меньше всего был склонен к фамильярности в принципе, со старшими дополнительно, но то был редчайший случай, что мне, как и большинству окружающих не приходило в голову обратиться к Аронову на «вы» и по имени отчеству. Отнюдь не из-за отсутствия уважения. Но сформулировать «почему» не очень хочу и не слишком могу. Просто не приходило, и всё.
А вот об Александре Минкине, которого мне и в голову никогда не пришло бы назвать Сашей, несмотря на много меньшее различие в годах, я сейчас вовсе ничего сказать не хочу, кроме того, что большое ему спасибо за сегодняшнюю статью. Прошу её прочесть, а сам здесь только позволю себе, и уже не первый раз, поместить лишь одно стихотворение Александра Яковлевича Аронова.
Когда горело гетто, когда горело гетто,
Варшава изумлялась четыре дня подряд.
И было столько треска, и было столько света,
И люди говорили: «Клопы горят»...
...А через четверть века два мудрых человека
Сидели за бутылкой хорошего вина,
И говорил мне Януш, мыслитель и коллега:
- У русских перед Польшей есть своя вина!
Зачем вы в 45-м стояли перед Вислой?
Варшава погибает! Кто даст ей жить?!
А я ему: «Сначала силёнок было мало,
И выходило, с помощью нельзя спешить».
- Варшавское восстанье подавлено и смято!
Варшавское восстанье потоплено в крови!
Пусть лучше я погибну, чем дам погибнуть брату! -
С отличной дрожью в голосе сказал мой визави.
А я ему на это: «Когда горело гетто...
Когда горело гетто четыре дня подряд,
И было столько пепла, и было столько света...
И все вы говорили: «Клопы горят».