Взятие Помунсана
Помнится, на прошлой неделе я божился, что пойду на Помунсан (эта гора - местная достопримечательность; население использует ее в качестве полигона для занятий альпинизмом 등산 и последующего распития сочжу). Сегодня выдался славный денек, и часов в 12-13 дня я стартовал в направлении горы.
М., которая тоже была в офисе (ума не приложу, зачем она пришла - ведь сегодня выходной) не хотела отпускать меня одного, но я, во-первых, не хотел, чтобы она теряла из-за меня выходной, а, во-вторых, хотел провести хотя бы один день один, без надзора. Прочитав письма и написав ответы, отправился домой, натянул старые джинсы и испытанные кроссовки, повесил на шею фотоаппарат и стартовал.
Вскоре гора уже высилась прямо передо мной, однако подходы к ней были скрыты домами, цивильного входа в достопримечательность не было видно. Я прошагал по широкой улице километра два, когда понял, что до входа мне сегодня не дойти. Тогда я нырнул в узкую улочку, которая, как мне казалось, вела прямехонько в гору, однако она, внезапно искривившись, закончилась тупиком, и вокруг меня крепостной стеной встали каменные дома. Хода дальше не было. За домами по-прежнему величаво высилась гора. От отчаяния я полез в узилище между домами. Вырвавшись из плотного кольца безмолвного каменного противника, я очутился на полях с теплицами. Миновав поля, я обнаружил тропку, которая вскоре превратилась в ухоженную тропу с вырубленными в земле и скалах ступеньками. Через полчаса карабканья в гору меня прошиб пот, заболела голова, заныли зубы, а ноги стало сводить судорогой.
Взяв приступом первый бастион, я вышел на гребень горы, вернее, отрожье Помунсана, по которому, повторяя изгибы проклятой горы, вилась уже довольно широкая, местами до метра, тропа. Тут я впервые увидал людей. Впереди поднимались в гору мужчина и женщина средних лет, должно быть, супружеская пара, и старуха-мать. Я напряг силы, стал приближаться к троице, но когда почти поравнялся с нею, безвольно перебиравшая немощными ногами старуха и ее дети ускорили шаг и стремительно без видимых усилий ушли в отрыв.
Несколько километров я брел по гребню горы один, поднимаясь все выше и выше. Потом меня стали догонять и обгонять люди, поодиночке и парами. Я не мог состязаться с ними в скорости, потому что они были экипированы специальными ботами, великолепными костюмами и снабжены фирменными альпенштоками. Мне же изрядно мешал мой фотоаппарат, который болтался без дела на шее.
Еще через несколько километров, поднявшись довольно высоко над городом, я увидел, что Дижон остается далеко позади в стороне, а впереди виднеются одни лишь горы. Я постарался припомнить, где начинается и заканчивается провинция Чхунчхон-ннамдо, как с ужасом вспомнил, что не знаю своего адреса (это важно, если вам интересно, на тот случай, если брать такси; к слову сказать, именно это обстоятельство - незнание адреса - в конце концов, и побудило меня завершить путешествие пешком).
Через некоторое время, обессиленный, я добрел до асфальтированной дорожки с указателями. Мутным взглядом я прочитал на одном 시루봉 Сирубон ("Пик, вершина Сиру"). Навстречу брела пара. Я спросил, что такое Сирубон, они невпопад ответили, что возвращаются оттуда. Мне, впрочем, уже было все равно, я махнул рукой и пошел на Сирубон. Внизу мужской хор пел "Ариран" (아리랑) - какая-то компания удобно расположилась верхом на скамейках. Мимо стрелой туда-сюда носились старички, поодиночке, слушая радио через воткнутый в ухо слуховой аппарат, и парами, весело обмениваясь свежими впечатлениями от увиденного. Через несколько километров асфальтированная дорога превратилась в необычайной крутизны подъем с мелкими и частыми ступеньками, что здорово мешало подниматься вверх. Этот мучительный подъем, который своей крутизной напомнил мне переход Суворова через Альпы, прервался, но, увы, только на мгновенье, у буддийского храма Кочхокса (고촉사), прилепившего к отвесной скале, а затем с прежней силой продолжился вплоть до самого Сирубона.
Когда я, не обращая внимания на опасность, отдыхал, тяжело дыша, на краю пропасти у храма, мой чуткий слух уловил заливистый собачий лай. Я заглянул во двор молельни, что была рядом, и увидал собачку. Собачка была такой же масти, что и чиндовская собака чиндо-ккэ (진돗개), да и выглядела точно так же, только была маленькой. Она умильно потявкивала и смотрела мне в глаза. Я моментально определил, что она полностью соответствует изречению моего брата Юры. Он говорил: "Маленькая собачка - всегда щенок". Интересно, как собачка выжила в условиях Дижона. Должно быть, только потому, что монахи не едят мяса.
На пути к Сирубону у меня была еще одна остановка - у родника со священной водой, вытекавшей тоненькой струйкой прямо из скалы. Я опасался диареи, но мучила жажда, и я выпил ковшичек сырой воды. Слава Богу, пронесло (не в медицинском смысле).
От храма к пику Сирубон поднимались уже не одиночки и не пары, шла целая демонстрация. Колонна любителей-альпинистов дисциплинированно шла по левой стороне, потому что навстречу по правой стороне спускалась такая же колонна уже побывавших на высоте. Из-за скученности толпы я не мог остановиться и дать отдых уставшим мышцам.
Перед самым пиком, из-за поворота навстречу вынырнула толпа мужиков среднего возраста, по-видимому, членов любительского клуба альпинистов, кричавших как носильщики на Московском вокзале: 동쪽 동쪽 야후우우 "Тонччок, тонччок, яхуууу!" ("Посторонись, поберегись, прими правее, яхууу!"). "Яхуу" напомнило мне моих предков, которые некогда с боем брали местные крепости. Из горла вырвался непроизвольный рык, и я, расталкивая стариков и старух, первым ворвался на пик.
* * *
Обратный мой путь пролегал через Помунсанскую крепость (보문산성), которая удобно расположилась на другой вершине метрах в 900 от вершины Сиру. Поскольку крепость находится на меньшей высоте, чем Сирубон, то мне не доставило никаких усилий добраться до нее без всяких осложнений всего за час.
Оттуда, уже будучи опытным альпинистом, прыгая с камня на камень, я легко добрался до зоны отдыха, где обнаружил два захудалых ресторанчика и неработающий Диснейленд.
Еще через какой-то час я, продравшись сквозь заросли, хватаясь за стволы деревьев, выполз из-под какого-то щита прямо на улицу.
* * *
У КИИПТа навстречу попался господин Джанг с молодой женщиной. Он был одет в элегантное кашемировое пальто. Был в хорошем настроении. Поприветствовал меня: "Поел ли?". У меня не было на ответ ни сил, ни слов. Но думаю, что Джанг не обиделся. Ведь, если вы помните, вопрос "Ел ли ты?" - всего лишь приветствие и не требует ответа. Не рассказываете же вы американцу про свою жизнь, когда тот спрашивает: "How are you doing?".
М., которая тоже была в офисе (ума не приложу, зачем она пришла - ведь сегодня выходной) не хотела отпускать меня одного, но я, во-первых, не хотел, чтобы она теряла из-за меня выходной, а, во-вторых, хотел провести хотя бы один день один, без надзора. Прочитав письма и написав ответы, отправился домой, натянул старые джинсы и испытанные кроссовки, повесил на шею фотоаппарат и стартовал.
Вскоре гора уже высилась прямо передо мной, однако подходы к ней были скрыты домами, цивильного входа в достопримечательность не было видно. Я прошагал по широкой улице километра два, когда понял, что до входа мне сегодня не дойти. Тогда я нырнул в узкую улочку, которая, как мне казалось, вела прямехонько в гору, однако она, внезапно искривившись, закончилась тупиком, и вокруг меня крепостной стеной встали каменные дома. Хода дальше не было. За домами по-прежнему величаво высилась гора. От отчаяния я полез в узилище между домами. Вырвавшись из плотного кольца безмолвного каменного противника, я очутился на полях с теплицами. Миновав поля, я обнаружил тропку, которая вскоре превратилась в ухоженную тропу с вырубленными в земле и скалах ступеньками. Через полчаса карабканья в гору меня прошиб пот, заболела голова, заныли зубы, а ноги стало сводить судорогой.
Взяв приступом первый бастион, я вышел на гребень горы, вернее, отрожье Помунсана, по которому, повторяя изгибы проклятой горы, вилась уже довольно широкая, местами до метра, тропа. Тут я впервые увидал людей. Впереди поднимались в гору мужчина и женщина средних лет, должно быть, супружеская пара, и старуха-мать. Я напряг силы, стал приближаться к троице, но когда почти поравнялся с нею, безвольно перебиравшая немощными ногами старуха и ее дети ускорили шаг и стремительно без видимых усилий ушли в отрыв.
Несколько километров я брел по гребню горы один, поднимаясь все выше и выше. Потом меня стали догонять и обгонять люди, поодиночке и парами. Я не мог состязаться с ними в скорости, потому что они были экипированы специальными ботами, великолепными костюмами и снабжены фирменными альпенштоками. Мне же изрядно мешал мой фотоаппарат, который болтался без дела на шее.
Еще через несколько километров, поднявшись довольно высоко над городом, я увидел, что Дижон остается далеко позади в стороне, а впереди виднеются одни лишь горы. Я постарался припомнить, где начинается и заканчивается провинция Чхунчхон-ннамдо, как с ужасом вспомнил, что не знаю своего адреса (это важно, если вам интересно, на тот случай, если брать такси; к слову сказать, именно это обстоятельство - незнание адреса - в конце концов, и побудило меня завершить путешествие пешком).
Через некоторое время, обессиленный, я добрел до асфальтированной дорожки с указателями. Мутным взглядом я прочитал на одном 시루봉 Сирубон ("Пик, вершина Сиру"). Навстречу брела пара. Я спросил, что такое Сирубон, они невпопад ответили, что возвращаются оттуда. Мне, впрочем, уже было все равно, я махнул рукой и пошел на Сирубон. Внизу мужской хор пел "Ариран" (아리랑) - какая-то компания удобно расположилась верхом на скамейках. Мимо стрелой туда-сюда носились старички, поодиночке, слушая радио через воткнутый в ухо слуховой аппарат, и парами, весело обмениваясь свежими впечатлениями от увиденного. Через несколько километров асфальтированная дорога превратилась в необычайной крутизны подъем с мелкими и частыми ступеньками, что здорово мешало подниматься вверх. Этот мучительный подъем, который своей крутизной напомнил мне переход Суворова через Альпы, прервался, но, увы, только на мгновенье, у буддийского храма Кочхокса (고촉사), прилепившего к отвесной скале, а затем с прежней силой продолжился вплоть до самого Сирубона.
Когда я, не обращая внимания на опасность, отдыхал, тяжело дыша, на краю пропасти у храма, мой чуткий слух уловил заливистый собачий лай. Я заглянул во двор молельни, что была рядом, и увидал собачку. Собачка была такой же масти, что и чиндовская собака чиндо-ккэ (진돗개), да и выглядела точно так же, только была маленькой. Она умильно потявкивала и смотрела мне в глаза. Я моментально определил, что она полностью соответствует изречению моего брата Юры. Он говорил: "Маленькая собачка - всегда щенок". Интересно, как собачка выжила в условиях Дижона. Должно быть, только потому, что монахи не едят мяса.
На пути к Сирубону у меня была еще одна остановка - у родника со священной водой, вытекавшей тоненькой струйкой прямо из скалы. Я опасался диареи, но мучила жажда, и я выпил ковшичек сырой воды. Слава Богу, пронесло (не в медицинском смысле).
От храма к пику Сирубон поднимались уже не одиночки и не пары, шла целая демонстрация. Колонна любителей-альпинистов дисциплинированно шла по левой стороне, потому что навстречу по правой стороне спускалась такая же колонна уже побывавших на высоте. Из-за скученности толпы я не мог остановиться и дать отдых уставшим мышцам.
Перед самым пиком, из-за поворота навстречу вынырнула толпа мужиков среднего возраста, по-видимому, членов любительского клуба альпинистов, кричавших как носильщики на Московском вокзале: 동쪽 동쪽 야후우우 "Тонччок, тонччок, яхуууу!" ("Посторонись, поберегись, прими правее, яхууу!"). "Яхуу" напомнило мне моих предков, которые некогда с боем брали местные крепости. Из горла вырвался непроизвольный рык, и я, расталкивая стариков и старух, первым ворвался на пик.
* * *
Обратный мой путь пролегал через Помунсанскую крепость (보문산성), которая удобно расположилась на другой вершине метрах в 900 от вершины Сиру. Поскольку крепость находится на меньшей высоте, чем Сирубон, то мне не доставило никаких усилий добраться до нее без всяких осложнений всего за час.
Оттуда, уже будучи опытным альпинистом, прыгая с камня на камень, я легко добрался до зоны отдыха, где обнаружил два захудалых ресторанчика и неработающий Диснейленд.
Еще через какой-то час я, продравшись сквозь заросли, хватаясь за стволы деревьев, выполз из-под какого-то щита прямо на улицу.
* * *
У КИИПТа навстречу попался господин Джанг с молодой женщиной. Он был одет в элегантное кашемировое пальто. Был в хорошем настроении. Поприветствовал меня: "Поел ли?". У меня не было на ответ ни сил, ни слов. Но думаю, что Джанг не обиделся. Ведь, если вы помните, вопрос "Ел ли ты?" - всего лишь приветствие и не требует ответа. Не рассказываете же вы американцу про свою жизнь, когда тот спрашивает: "How are you doing?".