Спорт - опиум для народа
Психологи и не только против капитализма
«Спорт» и общество контроля
Н. Хомский, Т. Иглтон, Э. Фромм и Ж. Бодрийяр о различных видах спорта и их роли в условиях общества контроля.
Ноам Хомский: «Возьмём, к примеру, спорт - другой важнейший пример как работает система воспитания. … Она привлекает внимание людей к чему-то не имеющему значения. И таким образом удерживает от беспокойства о существенном для их жизни, что могло бы привести к мысли что-то с этим сделать. Поразительно наблюдать сколько интеллектуальной энергии используется простыми людьми в околоспортивных дискуссиях (в отличие от политических и социальных вопросов). Послушайте радиоканалы куда звонят люди - у них в голове столько экзотической информации и глубокого понимания по всему спектру этих сокровенных тем.»
(Manufacturing Consent: Noam Chomsky and the Media, 1992)
Хомский о футболе: он порождает «иррациональную преданность некоему бессмысленному сообществу и формирует у человека подчинение власти и шовинизму».
Говоря о преданности бессмысленному сообществу, Хомский имеет ввиду то, что в социальной психологии называется минимальная групповая парадигма. В ходе обретения этой парадигмы абсолютно незнакомые люди образуют группы, используя самые несущественные, незначительные критерии, какие только можно себе вообразить. При этом «свои» начинают воспринимаются гораздо позитивнее, чем «другие». Пользуясь термином Курта Воннегута, горделивые и бессмысленные объединения людей можно назвать гранфаллунами. (Аронсон Э., Пратканис Э. «Эпоха пропаганды: Механизмы убеждения, повседневное использование и злоупотребление»).
Терри Иглтон (британский историк-марксист) о футболе:
«Футбол, как и телевидение, замечательно разрешает давнюю дилемму наших политических боссов: «что же с ними со всеми делать, когда они не на работе?» На протяжении столетий народные карнавалы, бушевавшие по всей Европе, давали простым людям возможность выпускать протестный пар, осквернять религиозные символы, осмеивать господ и хозяев - они были действительно анархичны и являлись неким предвкушением бесклассового общества. В футболе же все как раз наоборот - среди болельщиков могут периодически происходить гневные вспышки, направленные против жирных корпоративных котов, вторгающихся в их клубы, но в основном футбол нынче - это опиум народа или даже «крэк». Футбольной иконой является безукоризненный тори, раболепствующий конформист - Бэкхем. «Красные» - это нынче уже не большевики. Тот, кто серьезно относится к политическим переменам, просто не может не признать необходимость упразднения этой игры.» http://poslezavtra.be/optics/2012/06/18/terri-iglton-futbol-blizhayshiy-drug-kapitalizma.html
Согласно Жану Бодрийяру, социальное превращается в разновидность гетто, суть которого - в заточении в форме/знаки, в коде. Социальный контроль проникает во все поры жизни, все просчитывается, стандартизируется, кодируется. В сфере труда «подвижная структура интеграции, помещающая индивидуумов в операционально размеченную социальную сеть, работает в режиме постоянной мобилизации: люди должны быть повсюду приставлены к делу. В итоге воспроизводительный труд заполняет всю человеческую жизнь как фундаментальная репрессия и контроль, как необходимость постоянно чем-то заниматься в то время и в том месте, которые задаются общественным кодом.» (В. Н. Фурс). Труд все больше становится воспроизводительным, он требует от человека скорее уже не производить что-либо, а «социализироваться - включаться в сеть общественных знаков, значимых только как взаимно соотнесенные элементы, и воспроизводить ее своей энергией». Та же логика проникает и сферу досуга, который становится полностью регламентирован общественным кодом. Происходит смещение стратегии капитала от экономического процесса к процессу более широкому, что проявляется во всех сферах - в отношении к досугу, к психике и бессознательному, в не-рыночных сферах деятельности. Современный «спорт» является воплощением капитала. При этом наблюдается взаимная диффузия всех сфер: «спорт уже вышел за рамки спорта - он в бизнесе, в сексе, в политике, в общем стиле достижений. Все затронуто спортивным коэффициентом превосходства, усилия, рекорда, инфантильного самопреодоления.»
Соответственно, победа в спортивных состязаниях является одновременно поражением, то есть подчинением требованиям капитала и господствующего дискурса. Вот что пишет Бодрийяр о логике спотра на примере фильма «Одиночество бегуна на длинные дистанции»: «каждый атлет, пока он бежит, чтобы выиграть, применяет систему конкурентных ценностей, он работает над ее воспроизводством, «обменивая» свою работу на индивидуальное удовлетворение заработанными почестями. На этом уровне эксплуатации не меньше, чем на уровне продажи рабочей силы. И именно эту хитрую механику обмена как раз и пытается бессознательно подорвать внезапный упадок сил. В этом смысле любая «психологическая» «дисфункция», направленная на нормальность (являющуюся всего лишь законом капиталистической среды), может быть прочитана в политическом ключе.» («К критике политической экономии знака»).
Эрих Фромм:
«Если в процессе работы человек отчуждается от дела рук своих, если он покупает и потребляет не только то и не только потому, что вещи эти ему действительно нужны, как может он деятельно и осмысленно использовать часы своего досуга? Он неизменно остается пассивным, отчужденным потребителем. С той же отстраненностью и безразличием, как купленные товары, «потребляет» он спортивные игры и кинофильмы, газеты, журналы, книги, лекции, картины природы, общество других людей. Он не деятельный участник бытия, он хочет лишь «ухватить» все, что только можно, - присвоить побольше развлечений, культуры и всего прочего. И мерилом оказывается вовсе не истинная ценность этих удовольствий для человека, но их рыночная цена.
Человек отчужден не только от своего труда, не только от вещей и удовольствия, но и от тех социальных сил, которые движут общество и предопределяют судьбу всех его членов.
Мы беспомощны перед силами, которые нами управляют, и это сказывается всего пагубней в эпохи социальных катастроф - войн и экономических кризисов. Эти катастрофы кажутся некими стихийными бедствиями, тогда как на самом деле их навлекает на себя сам человек, правда, бессознательно и непреднамеренно. Безликость и безымянность сил, движущих обществом, органически присуща капиталистической системе производства.»
«Психологический робот живет лишь биологически, эмоционально он мертв; он двигается, как живой, но тем временем жизнь его, словно песок, уходит сквозь пальцы. Современный человек изображает удовлетворение и оптимизм, но в глубине души он несчастен, почти на грани отчаяния. Он судорожно цепляется за все индивидуальное, он хочет быть «не таким, как все», ведь нет лучшей рекомендации для чего бы то ни было, чем слова «это что-то особенное». Нам сообщают имя железнодорожного кассира, у которого мы покупаем билет; сумки, игральные карты и портативные приемники «персонализованы» инициалами их владельцев. Все это свидетельствует о жажде «особенного», но это, пожалуй, последние остатки индивидуальности. Современный человек изголодался по жизни, но поскольку он робот, жизнь не может означать для него спонтанную деятельность, поэтому он довольствуется любыми суррогатами возбуждения: пьянством, спортом или переживанием чужих и вымышленных страстей на экране.»
«посмотрите, какой безумный национализм объединяет людей, следящих за ходом современных Олимпийских игр, которые якобы служат делу мира. На самом же деле популярность Олимпийских игр - это символическое выражение западного язычества. Они прославляют языческого героя: победителя, самого сильного, самого упорного, и при этом не замечают грязной смеси бизнеса и рекламы, столь характерных для современной имитации тех Олимпийских игр, которые проводились в Древней Греции. «
«Спорт» и общество контроля
Н. Хомский, Т. Иглтон, Э. Фромм и Ж. Бодрийяр о различных видах спорта и их роли в условиях общества контроля.
Ноам Хомский: «Возьмём, к примеру, спорт - другой важнейший пример как работает система воспитания. … Она привлекает внимание людей к чему-то не имеющему значения. И таким образом удерживает от беспокойства о существенном для их жизни, что могло бы привести к мысли что-то с этим сделать. Поразительно наблюдать сколько интеллектуальной энергии используется простыми людьми в околоспортивных дискуссиях (в отличие от политических и социальных вопросов). Послушайте радиоканалы куда звонят люди - у них в голове столько экзотической информации и глубокого понимания по всему спектру этих сокровенных тем.»
(Manufacturing Consent: Noam Chomsky and the Media, 1992)
Хомский о футболе: он порождает «иррациональную преданность некоему бессмысленному сообществу и формирует у человека подчинение власти и шовинизму».
Говоря о преданности бессмысленному сообществу, Хомский имеет ввиду то, что в социальной психологии называется минимальная групповая парадигма. В ходе обретения этой парадигмы абсолютно незнакомые люди образуют группы, используя самые несущественные, незначительные критерии, какие только можно себе вообразить. При этом «свои» начинают воспринимаются гораздо позитивнее, чем «другие». Пользуясь термином Курта Воннегута, горделивые и бессмысленные объединения людей можно назвать гранфаллунами. (Аронсон Э., Пратканис Э. «Эпоха пропаганды: Механизмы убеждения, повседневное использование и злоупотребление»).
Терри Иглтон (британский историк-марксист) о футболе:
«Футбол, как и телевидение, замечательно разрешает давнюю дилемму наших политических боссов: «что же с ними со всеми делать, когда они не на работе?» На протяжении столетий народные карнавалы, бушевавшие по всей Европе, давали простым людям возможность выпускать протестный пар, осквернять религиозные символы, осмеивать господ и хозяев - они были действительно анархичны и являлись неким предвкушением бесклассового общества. В футболе же все как раз наоборот - среди болельщиков могут периодически происходить гневные вспышки, направленные против жирных корпоративных котов, вторгающихся в их клубы, но в основном футбол нынче - это опиум народа или даже «крэк». Футбольной иконой является безукоризненный тори, раболепствующий конформист - Бэкхем. «Красные» - это нынче уже не большевики. Тот, кто серьезно относится к политическим переменам, просто не может не признать необходимость упразднения этой игры.» http://poslezavtra.be/optics/2012/06/18/terri-iglton-futbol-blizhayshiy-drug-kapitalizma.html
Согласно Жану Бодрийяру, социальное превращается в разновидность гетто, суть которого - в заточении в форме/знаки, в коде. Социальный контроль проникает во все поры жизни, все просчитывается, стандартизируется, кодируется. В сфере труда «подвижная структура интеграции, помещающая индивидуумов в операционально размеченную социальную сеть, работает в режиме постоянной мобилизации: люди должны быть повсюду приставлены к делу. В итоге воспроизводительный труд заполняет всю человеческую жизнь как фундаментальная репрессия и контроль, как необходимость постоянно чем-то заниматься в то время и в том месте, которые задаются общественным кодом.» (В. Н. Фурс). Труд все больше становится воспроизводительным, он требует от человека скорее уже не производить что-либо, а «социализироваться - включаться в сеть общественных знаков, значимых только как взаимно соотнесенные элементы, и воспроизводить ее своей энергией». Та же логика проникает и сферу досуга, который становится полностью регламентирован общественным кодом. Происходит смещение стратегии капитала от экономического процесса к процессу более широкому, что проявляется во всех сферах - в отношении к досугу, к психике и бессознательному, в не-рыночных сферах деятельности. Современный «спорт» является воплощением капитала. При этом наблюдается взаимная диффузия всех сфер: «спорт уже вышел за рамки спорта - он в бизнесе, в сексе, в политике, в общем стиле достижений. Все затронуто спортивным коэффициентом превосходства, усилия, рекорда, инфантильного самопреодоления.»
Соответственно, победа в спортивных состязаниях является одновременно поражением, то есть подчинением требованиям капитала и господствующего дискурса. Вот что пишет Бодрийяр о логике спотра на примере фильма «Одиночество бегуна на длинные дистанции»: «каждый атлет, пока он бежит, чтобы выиграть, применяет систему конкурентных ценностей, он работает над ее воспроизводством, «обменивая» свою работу на индивидуальное удовлетворение заработанными почестями. На этом уровне эксплуатации не меньше, чем на уровне продажи рабочей силы. И именно эту хитрую механику обмена как раз и пытается бессознательно подорвать внезапный упадок сил. В этом смысле любая «психологическая» «дисфункция», направленная на нормальность (являющуюся всего лишь законом капиталистической среды), может быть прочитана в политическом ключе.» («К критике политической экономии знака»).
Эрих Фромм:
«Если в процессе работы человек отчуждается от дела рук своих, если он покупает и потребляет не только то и не только потому, что вещи эти ему действительно нужны, как может он деятельно и осмысленно использовать часы своего досуга? Он неизменно остается пассивным, отчужденным потребителем. С той же отстраненностью и безразличием, как купленные товары, «потребляет» он спортивные игры и кинофильмы, газеты, журналы, книги, лекции, картины природы, общество других людей. Он не деятельный участник бытия, он хочет лишь «ухватить» все, что только можно, - присвоить побольше развлечений, культуры и всего прочего. И мерилом оказывается вовсе не истинная ценность этих удовольствий для человека, но их рыночная цена.
Человек отчужден не только от своего труда, не только от вещей и удовольствия, но и от тех социальных сил, которые движут общество и предопределяют судьбу всех его членов.
Мы беспомощны перед силами, которые нами управляют, и это сказывается всего пагубней в эпохи социальных катастроф - войн и экономических кризисов. Эти катастрофы кажутся некими стихийными бедствиями, тогда как на самом деле их навлекает на себя сам человек, правда, бессознательно и непреднамеренно. Безликость и безымянность сил, движущих обществом, органически присуща капиталистической системе производства.»
«Психологический робот живет лишь биологически, эмоционально он мертв; он двигается, как живой, но тем временем жизнь его, словно песок, уходит сквозь пальцы. Современный человек изображает удовлетворение и оптимизм, но в глубине души он несчастен, почти на грани отчаяния. Он судорожно цепляется за все индивидуальное, он хочет быть «не таким, как все», ведь нет лучшей рекомендации для чего бы то ни было, чем слова «это что-то особенное». Нам сообщают имя железнодорожного кассира, у которого мы покупаем билет; сумки, игральные карты и портативные приемники «персонализованы» инициалами их владельцев. Все это свидетельствует о жажде «особенного», но это, пожалуй, последние остатки индивидуальности. Современный человек изголодался по жизни, но поскольку он робот, жизнь не может означать для него спонтанную деятельность, поэтому он довольствуется любыми суррогатами возбуждения: пьянством, спортом или переживанием чужих и вымышленных страстей на экране.»
«посмотрите, какой безумный национализм объединяет людей, следящих за ходом современных Олимпийских игр, которые якобы служат делу мира. На самом же деле популярность Олимпийских игр - это символическое выражение западного язычества. Они прославляют языческого героя: победителя, самого сильного, самого упорного, и при этом не замечают грязной смеси бизнеса и рекламы, столь характерных для современной имитации тех Олимпийских игр, которые проводились в Древней Греции. «