Диканька: Цыганские рассказы (часть 2)
В рамках легкой ностальгии по игре выкладываю еще одну историю. Для приятных воспоминаний:)
Как цыганка сапог украла, а потом замуж за черта вышла
Приехали, значит, в Диканьку двое молодых дворянчиков, вернувшиеся с обучения в Харькове. Петр Иванович Добчинский, сынок полицмейстера местного, и дружок его Петр Иванович Бобчинский. Да так получилось, что наперед они табор увидели и очень им наша жизнь вольготная приглянулась. И захотели они цыганами вольными стать.
А барон наш только руки довольно потирает - «Давайте, мол, барчуки, но чтобы ромалом зваться, надо испытание пройти. Украдите для нас что-нибудь!»
Не струсили ребятки, справились. Один у отца бумажник спер, другой не погнушался - кагор церковный припрятал. Даже в карман городничему залезли, пострелята! Славное получилось пополнение в нашем таборе!
Принарядились они в рубашки яркие, сюртуки надоевшие в кусты закинули - ай, гуляй, воля вольная, душа ромальская! Начали с нами по домам ходить да песни петь.
А тут выяснилось, что Петруша Добчинский на меня глаз положил. Увидал, как я танцую - голова как от хмеля закружилась! Упал передо мной на колени и попросил его женой стать. Ну, я вначале хвостом покрутила, а потом дала свое согласие.
И не прогадала. Петруша за меня потом стеной стоял!
Пошли мы с ним, значит, в коптильню сало сторговать. А на краю Диканьки, у самого речного берега - церквушечка. В воде поп плещется, отфыркивается, а вещи поповьи на берегу неприкаянные лежат. Тут меня словно черт за руку дернул - я батюшке поклонилась, доброго здоровьичка пожелала, а сама цап сапог и под юбку. И пошла как ни в чем не бывало, получив божье благословление.
Пришли в коптильню, торгуемся, все чин чином. Тут приходит отец Ордалион (в сапогах), в руках держит непарный сапог. Начинает меня распекать, пошто я попову обувку сперла. Приходит отец Кырыло (в одном сапоге), присоединяет свой громовой глас к предыдущему. Тут подоспела попадья, начали они втроем голосить - трубы иерихонские писклявыми сопелками покажутся. Я отбрехиваюсь как могу, Петруша клянется да божится, что золотинушка его вовек чужого не брала.
Лаялись с полчаса, на зависть хуторским бабам.
Но тут пришел Держиморда, мигом увидал, что я сапог в юбках припрятала, схватил меня за руку и поволок в кутузку. Петруша грудь свою хилую - колесом: «не отдам, мол, невесту и вообще все папеньке скажу!», чуть ли с кулаками на полицая не полез, соколик мой ясный. Сговорились, что в острог все вместе пойдем.
Бросил нас полицай за решетку, а сам не уходит, смотрит выжидательно. Я к нему давай ластиться: «Чего желаешь, добрый барин?» А он мне: «Хочу дворянином стать! А для этого богатство мне надобно!» «Дак у нашего барона карта клада есть! Найдешь клад - и будет тебе счастье! Карта в обмен на мою свободу - выгодная сделка, баре рай!»
Ударили по рукам. Петруша за картой побежал, а я Держиморду развлекать осталась. Уж и песни ему пела, и по руке судьбу читала (врала нещадно, все его будущее к этому кладу сводила).
Через час вернулся Петруша, яхонт мой ненаглядный. Запыхался, с ног сбился, а задание выполнил. Протягивает полицаю клочок бумажки с каракулями - мол, барон карту потерял, но все вам по памяти зарисовал. Сомнения взяли барина, но ничего, согласился, отпустил меня. Тут уж я спасителя, женишка своего желанного расцеловала жарко, и решили мы свадебку в тот же день играть.
Но вот напасть - за пару дней, что табор под Диканькой стоял, успели мы так селянам насолить, что пошел слушок, будто хотят они на нашу стоянку с вилами идти. И решили мы поближе в Лысой Горе перебраться, под Виево крылышко.
Черти да ромалы из века в век уживались. Сошлись и теперь. То мы им поможем, то они нас от людского глаза укроют. А что души наши Сатане заложены - так они и без того пропащие, пред боженькой никак не обелишь.
Заодно узнали про чертовы дела. Что с каждым днем черти все сильнее становятся, что человеки свои души гуртом закладывают, только успевай принимать, что Вий у них сменился и жаждет жениться на ведьме, которую Хома отпевает.
Как-то раз пришел на Лысую Гору черт Асмодей, рога в расстроенных чувствах почесывает. Поймали его, значит, мужики в деревне, признали в нем колдуна да и сожгли на площади. Ох и накрутил же Вий хвост своему бывшему любимцу за такую промашку!
Так лишился Асмодеюшка людской личины и был вынужден теперь прозябать в аду на побегушках.
Вот как оно у чертей бывает, да…
День к вечеру близился, свадебные приготовления были в самом разгаре. И вот собрались мы как-то в шинок всем табором - одежды пестрые, голоса звонкие, глаза черные, красота! И среди таборных - Петруша мой любимый, рубаха белая навыпуск, бант франтоватый на шее повязан, шляпа лихо на затылок заломлена, а в руках - гитара, душа цыганская. Ай, красавец, сил нет! Кинулась я к нему:
- Петруша, играем свадьбу немедля! Твоей хочу быть!
Расцеловались мы, Драгош нас женил по цыганским законам и под напутственные возгласы уединились мы в шатре.
А тут уж другая сказка пошла, для взрослых.
*А вот как оно было на самом деле.
Леша Фисман, играющий Асмодея, сильнейшего черта Лысой горы, в середине дня лишился людского облика. Сетовал он на эту тему долго. А через пару часов я вижу его посреди табора, причем в одежде моего жениха Петруши (Джимбо). У меня прям сердце заколотилось - это ж какой отличный игровой момент получается!
Подошла к Леше, шепчу на ушко:
- Леша, а ведь правда я вижу в тебе своего жениха Петрушу?
Леша завис. Глазами на меня - морг-морг. Потом просветлел:
- Да, - говорит.
Тут я к нему на шею бросилась:
- Петруша, дорогой, а давай свадебку прям сейчас сыграем!
- А давай, моя красавица!
У Джимбо (истинного Петруши) челюсть отпала:
- Злата, а как же я?! А наша свадьба? Это ж мы должны жениться!
Смотрю на него презрительно, типа не узнаю.
- А ты, барин, кто? Знать тебя не знаю, ведать не ведаю. А лапать будешь - жениху пожалуюсь, вон он какой у меня, орел!
У Джимбо - истерика:
- Я докажу!!! Я сделаю так, что ты мне поверишь!
Убегает из шинка. Причем в одежде Фисмана-Асмодея. Тут же - девичий визг (спасибо Настене, постаралась):
- А-ааааа, колдун!!!! Мы ж тебя на площади сожгли!!!
А тут еще козаки подоспели и сбросили «воскресшего колдуна» в Днепр. Так и закончилась жизнь молодого Петра Ивановича Добчинского, ставшего цыганом и связавшегося с чертями.
А у нас с молодым супругом была первая брачная ночь, где он и открыл свою истинную личину (ага, ту самую, с рогами и хвостом). Рассказал он мне про противостояние ангелов и бесов, обелил Люцифера, поведал о божьем «немилосердии» к грешникам. И отдала ему дура-Злата свою душу в обмен на обещание вечной молодости и красоты.
И забрюхатила девка от черта. Да только недолго была на сносях - поймали ее через пару дней козаки, засадили в острог, где она и повесилась от тоски на собственном платке.
И стала Злата чертовкою, ибо самоубийце, а тем более дитя нерожденное погубившей, нет божьего прощения.
Как цыганка сапог украла, а потом замуж за черта вышла
Приехали, значит, в Диканьку двое молодых дворянчиков, вернувшиеся с обучения в Харькове. Петр Иванович Добчинский, сынок полицмейстера местного, и дружок его Петр Иванович Бобчинский. Да так получилось, что наперед они табор увидели и очень им наша жизнь вольготная приглянулась. И захотели они цыганами вольными стать.
А барон наш только руки довольно потирает - «Давайте, мол, барчуки, но чтобы ромалом зваться, надо испытание пройти. Украдите для нас что-нибудь!»
Не струсили ребятки, справились. Один у отца бумажник спер, другой не погнушался - кагор церковный припрятал. Даже в карман городничему залезли, пострелята! Славное получилось пополнение в нашем таборе!
Принарядились они в рубашки яркие, сюртуки надоевшие в кусты закинули - ай, гуляй, воля вольная, душа ромальская! Начали с нами по домам ходить да песни петь.
А тут выяснилось, что Петруша Добчинский на меня глаз положил. Увидал, как я танцую - голова как от хмеля закружилась! Упал передо мной на колени и попросил его женой стать. Ну, я вначале хвостом покрутила, а потом дала свое согласие.
И не прогадала. Петруша за меня потом стеной стоял!
Пошли мы с ним, значит, в коптильню сало сторговать. А на краю Диканьки, у самого речного берега - церквушечка. В воде поп плещется, отфыркивается, а вещи поповьи на берегу неприкаянные лежат. Тут меня словно черт за руку дернул - я батюшке поклонилась, доброго здоровьичка пожелала, а сама цап сапог и под юбку. И пошла как ни в чем не бывало, получив божье благословление.
Пришли в коптильню, торгуемся, все чин чином. Тут приходит отец Ордалион (в сапогах), в руках держит непарный сапог. Начинает меня распекать, пошто я попову обувку сперла. Приходит отец Кырыло (в одном сапоге), присоединяет свой громовой глас к предыдущему. Тут подоспела попадья, начали они втроем голосить - трубы иерихонские писклявыми сопелками покажутся. Я отбрехиваюсь как могу, Петруша клянется да божится, что золотинушка его вовек чужого не брала.
Лаялись с полчаса, на зависть хуторским бабам.
Но тут пришел Держиморда, мигом увидал, что я сапог в юбках припрятала, схватил меня за руку и поволок в кутузку. Петруша грудь свою хилую - колесом: «не отдам, мол, невесту и вообще все папеньке скажу!», чуть ли с кулаками на полицая не полез, соколик мой ясный. Сговорились, что в острог все вместе пойдем.
Бросил нас полицай за решетку, а сам не уходит, смотрит выжидательно. Я к нему давай ластиться: «Чего желаешь, добрый барин?» А он мне: «Хочу дворянином стать! А для этого богатство мне надобно!» «Дак у нашего барона карта клада есть! Найдешь клад - и будет тебе счастье! Карта в обмен на мою свободу - выгодная сделка, баре рай!»
Ударили по рукам. Петруша за картой побежал, а я Держиморду развлекать осталась. Уж и песни ему пела, и по руке судьбу читала (врала нещадно, все его будущее к этому кладу сводила).
Через час вернулся Петруша, яхонт мой ненаглядный. Запыхался, с ног сбился, а задание выполнил. Протягивает полицаю клочок бумажки с каракулями - мол, барон карту потерял, но все вам по памяти зарисовал. Сомнения взяли барина, но ничего, согласился, отпустил меня. Тут уж я спасителя, женишка своего желанного расцеловала жарко, и решили мы свадебку в тот же день играть.
Но вот напасть - за пару дней, что табор под Диканькой стоял, успели мы так селянам насолить, что пошел слушок, будто хотят они на нашу стоянку с вилами идти. И решили мы поближе в Лысой Горе перебраться, под Виево крылышко.
Черти да ромалы из века в век уживались. Сошлись и теперь. То мы им поможем, то они нас от людского глаза укроют. А что души наши Сатане заложены - так они и без того пропащие, пред боженькой никак не обелишь.
Заодно узнали про чертовы дела. Что с каждым днем черти все сильнее становятся, что человеки свои души гуртом закладывают, только успевай принимать, что Вий у них сменился и жаждет жениться на ведьме, которую Хома отпевает.
Как-то раз пришел на Лысую Гору черт Асмодей, рога в расстроенных чувствах почесывает. Поймали его, значит, мужики в деревне, признали в нем колдуна да и сожгли на площади. Ох и накрутил же Вий хвост своему бывшему любимцу за такую промашку!
Так лишился Асмодеюшка людской личины и был вынужден теперь прозябать в аду на побегушках.
Вот как оно у чертей бывает, да…
День к вечеру близился, свадебные приготовления были в самом разгаре. И вот собрались мы как-то в шинок всем табором - одежды пестрые, голоса звонкие, глаза черные, красота! И среди таборных - Петруша мой любимый, рубаха белая навыпуск, бант франтоватый на шее повязан, шляпа лихо на затылок заломлена, а в руках - гитара, душа цыганская. Ай, красавец, сил нет! Кинулась я к нему:
- Петруша, играем свадьбу немедля! Твоей хочу быть!
Расцеловались мы, Драгош нас женил по цыганским законам и под напутственные возгласы уединились мы в шатре.
А тут уж другая сказка пошла, для взрослых.
*А вот как оно было на самом деле.
Леша Фисман, играющий Асмодея, сильнейшего черта Лысой горы, в середине дня лишился людского облика. Сетовал он на эту тему долго. А через пару часов я вижу его посреди табора, причем в одежде моего жениха Петруши (Джимбо). У меня прям сердце заколотилось - это ж какой отличный игровой момент получается!
Подошла к Леше, шепчу на ушко:
- Леша, а ведь правда я вижу в тебе своего жениха Петрушу?
Леша завис. Глазами на меня - морг-морг. Потом просветлел:
- Да, - говорит.
Тут я к нему на шею бросилась:
- Петруша, дорогой, а давай свадебку прям сейчас сыграем!
- А давай, моя красавица!
У Джимбо (истинного Петруши) челюсть отпала:
- Злата, а как же я?! А наша свадьба? Это ж мы должны жениться!
Смотрю на него презрительно, типа не узнаю.
- А ты, барин, кто? Знать тебя не знаю, ведать не ведаю. А лапать будешь - жениху пожалуюсь, вон он какой у меня, орел!
У Джимбо - истерика:
- Я докажу!!! Я сделаю так, что ты мне поверишь!
Убегает из шинка. Причем в одежде Фисмана-Асмодея. Тут же - девичий визг (спасибо Настене, постаралась):
- А-ааааа, колдун!!!! Мы ж тебя на площади сожгли!!!
А тут еще козаки подоспели и сбросили «воскресшего колдуна» в Днепр. Так и закончилась жизнь молодого Петра Ивановича Добчинского, ставшего цыганом и связавшегося с чертями.
А у нас с молодым супругом была первая брачная ночь, где он и открыл свою истинную личину (ага, ту самую, с рогами и хвостом). Рассказал он мне про противостояние ангелов и бесов, обелил Люцифера, поведал о божьем «немилосердии» к грешникам. И отдала ему дура-Злата свою душу в обмен на обещание вечной молодости и красоты.
И забрюхатила девка от черта. Да только недолго была на сносях - поймали ее через пару дней козаки, засадили в острог, где она и повесилась от тоски на собственном платке.
И стала Злата чертовкою, ибо самоубийце, а тем более дитя нерожденное погубившей, нет божьего прощения.