Глава 10, в которой старая горничная журит полковника Круша, а тот перепроверяет данные диссертации Валдаса, и приходит в изумление, погружаясь в тайны средневековой инквизиции.
все вымышлено. начало и продолжение
тут.
Офицер службы охраны национального достояния Карлуш Круш отложил страницу диссертации, снял очки, и устало потер переносицу. Сквозь тяжелые портьеры с бахромой уже пробивался свет нового дня. Карлуш потянулся, выключил бронзовую настольную лампу с зеленым абажуром, прошел по мохнатому ковру к окну, и отдернул шторы.
В кабинет сквозь открытое окно весело ворвались ароматы утреннего сада, по-хозяйски вытесняя продымленный за ночь сигарами воздух. Полковник сощурился, неожиданно чихнул и улыбнулся, вынырнув из туманного мира загадок средневековья в сегодняшнее свежее утро.
Кабинет Карлуша располагался в восточном крыле особняка и был обставлен преимущественно в колониальном стиле. Личное рабочее пространство гармонировало с внутренним миром хозяина, сочетая в себе красоту, комфорт и прагматизм. Добротность дубовой мебели и налет благородной старины на фамильных реликвиях напоминали о нескольких поколениях его предков, верой и правдой служивших короне и республике. Седой офицер и сам в некоторой степени являл собой еще полную жизненных сил реликвию, пережившую на служебной должности смену режимов. В потертом кожаном кресле за массивным рабочим столом он выглядел интересным экспонатом, органично составляя живую пару подернутому патиной бронзовому секстанту, стоявшему на крохотном столике красного дерева в углу кабинета. Рядом располагался бар, в закрытом виде представлявший собой огромный деревянный глобус с инкрустированными на нем континентами и морями.
Последний представитель династии Круш пользовался баром только зимой. Вернувшись со службы, он любил в промозглый вечер вытащить из “глобуса” хрустальный графин с медрониу* (*очень крепкий алкогольный напиток из плодов земляничного дерева), наполнить тяжелый квадратный бокал, и уютно устроиться на диване коричневой кожи напротив уже зажженного к его приходу горничной камина, попыхивая сигарой и просматривая материалы очередного дела, принесенного с работы.
Фамилия Круш с некоторого времени стала своего рода брендом честности и неподкупности в Секретной службе, что облегчало полковнику доступ к особым материалам, не известным не только рядовым гражданам, но и большинству его коллег по отделу. Ему было несложно получить копию работы инженера Саулиниуса. Желание ознакомиться, а точнее, изучить, труд литовца возникло у Карлуша после личной встречи в Томаре. Это желание переросло в необходимость после того, как Круш затребовал рапорт о загадочном происшествии в замке тамплиеров Конвенту-ду-Кришту в Вальпургиеву ночь, о котором ему поведала Лика.
В кабинет, позвякивая чашечкой дымящегося кофе на серебряном подносе, тихо вошла пожилая горничная.
Доброе утро, сеньор Карлуш. Ну что же Вы, опять всю ночь работали? Накурили-то! Сколько Вам повторять - в Вашем возрасте следует соблюдать режим дня, и ни в коем случае не дымить, как паровоз! - женщина демонстративно стала размахивать рукой, разгоняя дым.
Сокрушенно вздохнув, она поставила поднос на письменный стол и с грустью посмотрела на стоящее в золоченной рамке черно-белое фото миловидной улыбающейся девушки в платье по моде семидесятых:
Эх, была бы жива дона Анжéлика, она бы заставила Вас беречь здоровье! Ангел была, а не женщина! А как Вас любила...
Услышав имя “Анжéлика”, перед Карлушем предстал образ темноволосой русской переводчицы. Суровый хозяин старинного особняка только сейчас понял, почему испытывает к Лике столь теплую симпатию - она напоминала так рано ушедшую супругу, в которой он души не чаял.
После смерти его любимой Анжелики Карлуш так больше и не женился. У него были увлечения, но никто из этих женщин не смог наполнить его сердце такой же радостью и тихим счастьем, каким когда-то наполняла его покойная жена. А потом, незаметно для себя самого, полковник превратился в закоренелого холостяка; племянники заменили ему детей, которыми он так и не обзавелся, а неусыпные хлопоты горничной Консейсау, преданно служившей у него вот уже несколько десятков лет (что давало ей право иногда любя поворчать на хозяина), - заменили ему и женскую заботу.
Полно, Консейсау. Сколько лет подряд я слышу от тебя одну и ту же песню! - делая вид, будто сердится, прервал ее Карлуш. - Пожалуйста, принеси мне еще пару бутербродов, я не закончил работать. Позавтракаю здесь, чтобы не отвлекаться.
Полковник вновь устроился за своим широким столом, и оживил экран заснувшего ноутбука. Перед ним вспыхнула интерактивная спутниковая карта с очертаниями Португалии. Рядом с компьютером лежало несколько тетрадей. Большие тетради в клетку в твердом переплете были одной из немногих слабостей сеньора Круша.
Он предпочитал делать заметки вручную, одному ему понятной скорописью, не доверяя компьютерам и используя ноутбук лишь как вспомогательный инструмент. Карлуш получил хорошее образование во в те времена еще малограмотной Португалии, а покойный ныне отец, также, как и сын, дослужившийся до чина полковника, приучил его излагать мысли четко, логично и лаконично.
В раскрытой тетради на первом листе остро заточенным карандашом были выписаны в столбик названия всех тридцати с лишним монастырей Португалии. Объекты представляли собой религиозные памятники и были очень хорошо знакомы Карлушу по долгу его службы. Несколько из этих названий он подчеркнул, выделяя особо ценные объекты всемирного наследия, которые проходили в каталогах ЮНЕСКО под литерой “i” в категории ”шедевры человеческого гения”.
Полковнику потребовалась целая ночь, чтобы самостоятельно перепроверить основные данные из объемного исследования Валдаса. С компьютером Карлуш управлялся гораздо хуже, чем с огнестрельным и холодным оружием, однако его упорство и тщательный подход к делу компенсировали недостатки ловкости управления ”мышью” и скорости печатания на клавиатуре.
Проверив направление собора очередного монастыря, Карлуш делал пометки в тетради рядом с его названием. Проводить линию посередине нефа на компьютерных картах было довольно сложно. ”Мышка” оправдывала свое название и иногда сбегала от офицера, но тому было не впервой ловить кого-то и возвращать на место, поэтому курсор, закончив капризы, покорился твердой руке. С предельной аккуратностью Карлуш кропотливо тянул линии по центрам соборных нефов на многие сотни километров, пока не упирался либо в вулкан, либо в другой аналогичный собор, указанный в диссертации. На экране его компьютера постепенно вычерчивалась сеть, напоминающая схему линий электропередач.
От вырисовывающейся после собственноручной проверки картины Карлушу стало не по себе. Не доверяя собственным глазам, полковник немного передохнул, отхлебнул кофе, и еще раз внимательно прошелся по своим записям, на свежую, так сказать, голову, делая дополнительные заметки и обобщая результаты внизу страницы.
”Собор в Алкобасе построен так, что прямая, проходящая по его оси, в точности указывает на вулкан Грациоза на Азорах,” - пробормотал себе под нос Карлуш и поставил плюсик напротив названия монастыря, помеченного звездочкой. Ему было хорошо известно, что самый крупный в Португалии собор был построен в XII веке орденом цистерцианцев, которые создавали - как бы мы сказали сегодня - типовые проекты, не осложняя себе задачу какими бы то ни было внутренними украшениями: скульптурами, иконами, барельефами и росписью. Богато украшенный фасад в стиле барокко резко контрастировал с остальными строениями, так как был пристроен только спустя половину тысячелетия.
Карлуш припомнил всё, что знал о строителях комплекса, монахах - цистерцианцах. Одним из послушаний ордена являлся обет молчания. Монахам, в распоряжении которых находилась махина конвента, запрещалось в нем разговаривать. Странным представлялось то, что запрет не был абсолютным, как логично было бы предположить. Цистерцианцам разрешалось говорить, но только по очень важным вопросам и в строго отведенных для этого местах - парлаториях, крошечных дискуссионных комнатках. В остальных же залах монастыря акустика была примечательной. Эхо от произведенных там звуков держалось в течение целых 12 секунд, что позволяло накладывать друг на друга звуковые волны, превращая в многоголосый хорал литургические монодии, исполнявшиеся на латыни.
”Теперь понятно” - сделал умозаключение Карлуш, - ”почему монахам-цистерцианцам запрещалось говорить в Алкобасе. Своеобразная техника безопасности при работе со звуковыми резонаторами.” - Карлуш отпил остывший кофе из чашечки, и задумался. - ”Это предположение также объясняет, почему в огромный комплекс общей площадью 40 тысяч квадратных метров не пускали прихожан. В нем обитала лишь горстка монахов, а для паствы отстроили другую церковь, на горе напротив… Вот в чем, оказывается, причина… Хмм… Похоже, литовец прав - не для молитв и литургий строился монастырь… Иначе невозможно объяснить, зачем нужно было строить еще одну церковь, когда буквально через пару километров такой огромный и великолепный собор… Так, идем дальше.
Собор тамплиеров в Томаре, в котором нелегально побывали дона Анжелика и ее друг, повернут на...” - указательный палец левой руки Карлуша следовал далее по столбику в тетради - ”...на вулкан Пику, - туда же, куда и собор в Баталье. Оба монастыря - из числа жемчужин ЮНЕСКО. Так-так-так...” - Карлуш поставил знаки напротив двух названий из литерного списка.
Припомнился случай в Томарском соборе, который ему, молодому офицеру Службы охраны национального достояния, пришлось внегласно курировать в шестидесятых годах прошлого века на предмет выявления заведомой порчи памятника архитектуры. Он опрашивал одного жителя города, любившего наблюдать грозу с колокольни собора, о том, как в грозу он стал свидетелем необычного явления - молния ударила в колокольню, по храму раздался такой гул, эхом отражавшийся в многочисленных замысловатых переходах и лестничных пролетах здания, что втечение часа невозможно было говорить, - воздух внутри как будто застыл, колеблясь, не давая возможности слышать ничего, кроме этого гула. Намеренного вредительства выявлено не было, дело Комитет заархивировал. Карлуш вспомнил беседу с литовским инженером и его переводчицей, в которой они что-то толковали ему о стоячих звуковых волнах в храмах.
Планы часовен в Томаре и Баталье были на удивление похожи. Взглянув на них с точки зрения технаря, Карлуш не мог не согласиться с тезисом Валдаса о том, что весь конвент напоминает некое технологическое сооружение, гигантское по своим масштабам, и имеющее какое-то неизвестное ему практическое назначение. Об этом свидетельствовали представленные в работе докторанта сравнения чертежей часовен и магнетрона из простой бытовой микроволновки. Не зная заранее, какой из них - чертеж колокольни собора, а какой - магнетрона, их запросто можно было бы перепутать.
(Баталья)
(Томар)
(Магнетрон)
Автор работы утверждал, что, как современные магнетроны используются для генерации электромагнитных волн, так и соборы когда-то работали с волновыми энергиями, только более низких, звуковых, частот. Чем ниже частота, тем массивнее должен быть объект: его размеры точно определяют рабочую частоту. Бытовой прибор с научным названием СВЧ-печь, расшифровываемым как “сверх высокие частоты”, в народе окрестили ”микроволновка”, зафиксировав обратную связь между длиной волны и частотой. С помощью несложных математических выкладок Валдас пояснял, что рабочие размеры микроволновки пропорциональны сверхвысокочастотным волнам дециметрового диапазона, а размеры элементов соборов и их часовен - частоте инфразвука, который особым образом воздействует на живые существа и при этом распространяется на тысячи километров.
”Sacana do engenheiro!” (Чёртов инженер! (порт.)) - чертыхнулся про себя Карлуш - ”Это что же получается, часовня построена как генератор инфразвука по типу магнетрона, а весь собор тогда - микроволновка? Вернее - МАКРОволновка? И Анжелика с Валдасом стали свидетелями попытки запустить генератор в часовне тамплиеров? Что же тогда охраняет ЮНЕСКО - архитектурные памятники или замаскированные промышленные объекты?” - поток вопросов будоражил сознание Карлуша сильнее утреннего кофе.
(магнетрон)
На действующий вулкан, самую высокую точку Португалии, с незамысловатым названием ”Пик”, был строго ориентирован уже третий монастырь, на этот раз - из небольшой общины Сейса. Потерявший былое величие, конвент Святой Марии был ровесником и полным ”тёзкой” монастыря в Алкобасе. Кроме того, оба монастыря были основаны Афонсу Великим, первым королем Португалии. К сожалению Карлуша, как ценителя истории своей родины, собор и другие постройки в Сейса были проданы в частные руки и почти весь XX век использовались как производственные помещения, что нанесло непоправимый ущерб древнему и когда-то великолепному конвенту. Впрочем, этому монастырю не везло с самого основания. Его передавали то цистерцианцам, то тамплиерам, закрывали и вновь открывали.
”Жеронимуш, он же монастырь иеронимитов в Лиссабоне - тоже под охраной ЮНЕСКО, только рангом пониже, чем первые три. Направлен на подводный вулкан со звучным названием ”Крейсер” южнее Азоров и западнее Мадейры.” - полковник ни разу не слышал про этот вулкан и не нашел о нем никакой дополнительной информации в интернете, хотя в рельефе океанического дна этой части Атлантики проглядывали контуры какого-то рукотворного плана.
”Последний из списка ЮНЕСКО - монастырский ансамбль национального дворца в Мафре. Не перестаю удивляться - также направлен на вулкан Сан-Мигель, на Азорах.” - Карлуш закончил свою проверку - ”Итого: нефы соборов всех главных монастырей четко ориентированы на вулканы в Атлантике.”
Глядя в одну точку, на свой любимый секстант в углу, хозяин кабинета впал в глубокую задумчивость. Что связывает вулканы в Атлантике и монастыри? Если это - всего лишь первая глава докторской, то какие же задумки у литовца на последующие главы? Какой еще информацией он располагает? Какие выводы вознамерился сделать?
* * *
Полковник подошел к книжным стеллажам, занимавшим всю стену от пола до потолка, и взял в руки старинный фолиант.
Кожаный переплет рукописи был украшен тем же гербом, что и парадный вход в особняк Карлуша - большой крест из сучковатых бревен делил щит пополам. Геральдические фигуры были представлены оливковой ветвью слева и мечом справа. Девиз на ленте внизу под щитом являлся цитатой на латыни из 73 псалма Вульгаты: Exvrge Domine et judica causam tuam. - “Восстань, Боже, защити дело Твое”. Намёт в виде широкополой кардинальской шапки ”галеро” с 12 кисточками завершал композицию.
Карлуш с раннего детства помнил это ощущение, которое он испытывал, когда отец позволял ему подержать старинный фолиант в руках и иногда даже полистать его в этом же самом кабинете, когда-то принадлежавшем его отцу. Книга была переплетена коричневой кожей, углы обложки укреплены бронзовыми треугольными нашлепками, а сам династический герб, выполненный в почерневшей бронзе, размещался посередине переплета. С семейной реликвией обращались чрезвычайно бережно, поэтому, несмотря на почтенный возраст в несколько столетий, манускрипт пребывал во вполне приличном состоянии.
Фолиант представлял собой дневник дона Бернарду да Круша, епископа острова Сан-Томе, а впоследствии - прелата Святого отдела расследований еретической греховности округа Коимбры, или попросту - инквизитора. Дон Бернарду был старшим братом дона Жозе, основателя династии Круш и прямого предка Карлуша.
Дневник, будучи личной собственностью дона Бернарду, перешел к семье и избежал участи других документов, связанных с именем инквизитора и попавших в национальный архив Торре ду Томбу. Сеньор Круш знал почти наизусть текст первой страницы рукописи:
”Сон потерявши, в волнении великом нахожусь долгие дни и недели по возвращению моему с острова Фомы Святого, да будет проклята та земля адова, огнем дышашая! Как сталось, что исконность свою променял на митру да на жезл пастырский, за жизнь родных своих убоявшися? Тяжела ноша, да не разорвать мне пут, которыми связать себя позволил, не разбить мне цепей, что сердце мое страхом сковали.
Прощенье кто дарует мне, за то, что будучи сам сетью опутан, в силки завлекаю своих же сородичей исконных?! Сладкою патокой кардиналовы слова льются, да меч обоюдоострый в уста его вложен. Дух мой от плоти отделил Дон Энрике, помышления ума моего и намерения сердечные испытывал, обнажил мою сокровенность да сокрушил в печали многие.
Соглядатаями при мне поставил Руи Лопеша Карвалью, да Антониу Пинейру, будь они трижды прокляты, лисы коварные, да наставления строжайшие мне наказал, а дабы покорен был - родных моих заточил в замке Монтеморском, в доме для призренных, за стенами высокими. В Коимбру отослал меня, на службу пёсью, доминиканскую. Грех за души невинно погубленные наложил на меня печатью раскаленной.”
Записи местами прерывались, по причине, как всегда думал Карлуш, утерянных листов. Полковник считал страницы перепутанными и частично утраченными, так как проставленная в дневнике датировка записей из Сан-Томе, Эворы, Неаполя, Коимбры, Лиссабона, куда часто по долгу службы приходилось путешествовать его далекому предку, находились в невозможной близости, - в невозможной, поскольку даже в наше скоростное время не так-то просто было бы перемещаться в пространстве с такой непринужденной стремительностью; а так же из-за того, что Бернарду писал о своей службе лишь урывками, видимо, скрывая мысли от собратьев по инквизиции.
Из разрозненных сведений сложно было составить цельную картину, но работа литовского инженера из 21 века неожиданно "упорядочила" записи и заполнила лакуны старинного манускрипта в голове полковника, явив Карлушу яркие образы далекого прошлого в совершенно ином свете. В невероятно, фантасмагорически, ином.
Диссертация Валдаса послужила потомку коимбрского прелата ключом, с помощью которого полковник приоткрыл дверь архаичных слов и выражений, и, пораженный, смотрел новыми глазами на ускользавший от него до прочтения диссертации смысл написанного доном Бернарду. Карлуш не мог поверить в картинку, внезапно сложившуюся, как калейдоскоп в узор, в его голове.
Предок Карлуша описывал события, развернувшиеся летом 1541 года, когда деликатное поручение открыть и возглавить трибунал Инквизиции, располагавшийся в здании университета Коимбры, было дано кардиналом инфантом доном Энрике, впоследствии ставшим королем Португалии и Главным Инквизитором королевства, его новому ректору, теологу доминиканского монашеского ордена дону Бернарду да Крушу, вернувшемуся в Португалию годом ранее из продолжительной поездки в Неаполь, где он был назначен епископом Сан Томе и Принсипе, - африканского архипелага, на котором, согласно официальным данным из архивов, он так никогда и не побывал.
Карлуша всегда вводило в задумчивость одно парадоксальное недоразумение. По дошедшим до наших дней документам, фрей Бернарду никогда не ступал на африканскую землю; а вот если верить его личным записям, лежавшим прямо перед Карлушем на его собственном письменном столе, фрей Бернарду там частенько появлялся, и даже выразительно называл эту землю “адовой”. Впрочем, и этой загадке Карлуш ранее умудрялся находить объяснение - кому, как не ему, было знать, об огромном количестве оригинальных документов инквизиции, изъятых из местных архивов после упразднения этого карательного органа, и “затерявшихся” по пути в лиссабонский архив Торре ду Томбу.
Карлуш, используя исключительный доступ к редким архивам, неоднократно предпринимал попытки найти в них информацию о своем предке, но, к своему вящему удивлению, обнаружил, что сведения о фрее Бернарду да Круше весьма скудны, не смотря на занимаемый им когда-то высокий пост. Впрочем, этот факт отчасти объяснялся содержимым его дневника, свидетельствующем о его виртуозном лавировании между оказанным ему “высоким доверием” папы и кардинала, пренебрегать которым было чревато пренепреятнейшими последствиями, и зовом его собственной совести.
В дошедших до Карлуша немногочисленных подлинниках документов, относящихся к назначению дона Бернарда на должность главного инквизитора Коимбры, отчетливо проглядывалось, с какой изобретательностью предок полковника увиливал от необходимости самому избрать себе споспешников среди числа коллег по университету и других достойных горожан Коимбры. Когда кардинала наконец утомили бесчисленные уловки новоиспеченного главы трибунала инквизиции, тот попросту приставил к нему в качестве помощников своих людей, которых посчитал достойными этой должности и, разумеется, в преданности которых не сомневался. Их имена - Руи Лопеш Карвалью (впоследствии занявший должность епископа Миранды), и теолог Антониу Пинейру, много лет обучавшийся наукам в Париже. Эти двое, по причине их ревностного отношения к порученному заданию, впоследствии стали одними из самых влиятельных советников при королевском дворе, в то время как имя дона Бернарда да Круша практически было предано забвению.
...Этого не может быть. - пытаясь уверить себя, бормотал вслух Карлуш, чувствуя, как холодные мурашки бегут по рукам под белоснежной рубашкой. - Потому что не может быть никогда!
Помимо его воли, разрозненные кусочки мозаики из личных записей фрея Бернарду да Круша, изученные им в архивах материалы инквизиции, относящиеся к делу его предка, рассказ донны Анжелики о материализации, подсмотренной ею в храме монастыря тамплиеров, и технические данные из диссертации инженера Саулиунаса вдруг сложились в четкую, но от этого не перестававшую выглядеть архиневероятно, картину. Полковник в один миг осознал, что близость дат записей о событиях в Неаполе, затем повествование о том, что фрей Бернарду пережил на архипелаге св. Фомы, и сразу за тем идущая запись уже из португальского города Коимбры, за которые невозможно было в то время не только пересечь континент и океан, но даже до соседнего города добраться, объясняется вовсе не отсутствующими в рукописи листами. Листы как раз все на месте.
продолжение дальше.