РУБАИ ХАФИЗА
Рубаи, что означает на арабском «учетверенный» - стихотворный жанр, появившийся в 9-м веке в Самарканде. Основой его стали народные четверостишия, ходившие в персоязычных сообществах. Благодаря своей краткости, доходящей до афористичности, а также способности передавать почти не поддающуюся словесному выражению тонкость смысла в изящном и лаконичном формате, рубайят стали излюбленным инструментом великих суфийских поэтов - Омара Хайяма, Саади, Руми и, конечно же, Хафиза.
Простота рубаи обманчива. Каждый из них - филигранная работа, продукт не только вдохновения, но и кропотливого труда, где каждая строчка тщательно подобрана и подогнана к заданной структуре. Можно назвать эту структуру суфийским термином Накш, что означает «дизайн», «импринт» или «отпечаток». Чем совершеннее стихотворение воплощает Накш, тем глубже его воздействие, и тем лучше оно впечатывается в память. Накш суфийских поэтических произведений всегда следует особой геометрии. У рубаи - своя геометрия, а, к примеру, у газели и касыды - другая.
Посмотрим, что это за геометрия у рубаи?
Возьмем для примера первый рубаи Хафиза:
В помышленьях моих, кроме Лика Любимого, нет ничего,
Позабыв обо всем, устремляюсь я к свету луча Твоего.
Погружаясь во сны, люди мира забвенье находят,
Лишь меня смутных грез забытье не берет одного.
(русский перевод АсСалам)
Для непосвященного этот рубаи повествует о томлении, лишающем сна безумно влюбленного, чьи помыслы вновь и вновь возвращаются к объекту его страсти.
Для суфия, однако, здесь также присутствует совсем иное измерение смысла. Оно связано с идеей гипнотического «сна», в котором пребывает человечество, пойманное в сети обусловленных мыслей, чувств и восприятий. В состоянии такого «сна», которое люди принимают за бодрствование, часть сознания, способная воспринимать поток влияний, приходящих из высших миров (их символизирует образ Возлюбленного), остается непробужденной, незадействованной.
«Влюбленный» - тот, кто находится в состоянии истинного бодрствования в то время, как остальные пребывают погруженными в иллюзорный мир, ибо орган, воспринимающий высшие влияния, уже пробудился в нем...
...Однако вернемся к геометрии.
В первых двух строках четверостишия отражено состояние искателя-мистика, когда все его помыслы и стремления сосредоточены на цели его поиска:
В помышленьях моих, кроме Лика Любимого, нет ничего,
Позабыв обо всем, устремляюсь я к свету луча Твоего.
Эти строки, подобно двум сторонам треугольника, лежат в одной плоскости - вторая является логическим продолжением первой. Кроме того, они связаны рифмой и одинаковым ритмом (каденцией).
Третья же строка по видимости никак не соотносится ни с первой, ни со второй, и даже не рифмуется с ними - она вводит в ситуацию нечто новое. И ритм ее выбивается из заданного:
Погружаясь во сны, люди мира забвенье находят...
Эта строка выходит за рамки плоскости, обозначенной первыми двумя, выводя четверостишие в новое измерение смысла. Однако пока это лишь точка, обозначенная за пределами плоскости.
И только последняя строчка, объединяя и объясняя смысл всех трех предыдущих, соединяет плоскость с поставленной вне ее точкой:
Лишь меня [не спящего из-за Любви] смутных грез забытье не берет одного.
Треугольник вышел в 3D и стал тетраэдром. Последняя строчка виртуозно замыкает круг и завершает построение смысловой фигуры.
Интересно, что подобное «геометрическое» решение не было эксклюзивным свойством суфийских рубайят. Как я когда-то писала, аналогичные приемы использовались в японской и китайской поэзии. В трехстрочных хайку, однако, вполне в духе философии дзэн, «тетраэдр» остается незавершенным - ставится только точка за пределами плоскости. Довершить построение смысловой фигуры читатель должен сам.
*****
На этом я заканчиваю теоретическую часть о рубайят Хафиза, а в последующие недели помещу несколько его четверостиший без комментариев и предложу Собеседникам самим вникнуть в замысел поэта. Тем, кого увлекла эта тема, могу также предложить почитать рубайят Хайяма с этой точки зрения - если перевод хороший и сделан с пониманием, он должен передавать Накш четверостишия в его целостности.
Обложка собрания стихов - «Дивана» Хафиза
Простота рубаи обманчива. Каждый из них - филигранная работа, продукт не только вдохновения, но и кропотливого труда, где каждая строчка тщательно подобрана и подогнана к заданной структуре. Можно назвать эту структуру суфийским термином Накш, что означает «дизайн», «импринт» или «отпечаток». Чем совершеннее стихотворение воплощает Накш, тем глубже его воздействие, и тем лучше оно впечатывается в память. Накш суфийских поэтических произведений всегда следует особой геометрии. У рубаи - своя геометрия, а, к примеру, у газели и касыды - другая.
Посмотрим, что это за геометрия у рубаи?
Возьмем для примера первый рубаи Хафиза:
В помышленьях моих, кроме Лика Любимого, нет ничего,
Позабыв обо всем, устремляюсь я к свету луча Твоего.
Погружаясь во сны, люди мира забвенье находят,
Лишь меня смутных грез забытье не берет одного.
(русский перевод АсСалам)
Для непосвященного этот рубаи повествует о томлении, лишающем сна безумно влюбленного, чьи помыслы вновь и вновь возвращаются к объекту его страсти.
Для суфия, однако, здесь также присутствует совсем иное измерение смысла. Оно связано с идеей гипнотического «сна», в котором пребывает человечество, пойманное в сети обусловленных мыслей, чувств и восприятий. В состоянии такого «сна», которое люди принимают за бодрствование, часть сознания, способная воспринимать поток влияний, приходящих из высших миров (их символизирует образ Возлюбленного), остается непробужденной, незадействованной.
«Влюбленный» - тот, кто находится в состоянии истинного бодрствования в то время, как остальные пребывают погруженными в иллюзорный мир, ибо орган, воспринимающий высшие влияния, уже пробудился в нем...
...Однако вернемся к геометрии.
В первых двух строках четверостишия отражено состояние искателя-мистика, когда все его помыслы и стремления сосредоточены на цели его поиска:
В помышленьях моих, кроме Лика Любимого, нет ничего,
Позабыв обо всем, устремляюсь я к свету луча Твоего.
Эти строки, подобно двум сторонам треугольника, лежат в одной плоскости - вторая является логическим продолжением первой. Кроме того, они связаны рифмой и одинаковым ритмом (каденцией).
Третья же строка по видимости никак не соотносится ни с первой, ни со второй, и даже не рифмуется с ними - она вводит в ситуацию нечто новое. И ритм ее выбивается из заданного:
Погружаясь во сны, люди мира забвенье находят...
Эта строка выходит за рамки плоскости, обозначенной первыми двумя, выводя четверостишие в новое измерение смысла. Однако пока это лишь точка, обозначенная за пределами плоскости.
И только последняя строчка, объединяя и объясняя смысл всех трех предыдущих, соединяет плоскость с поставленной вне ее точкой:
Лишь меня [не спящего из-за Любви] смутных грез забытье не берет одного.
Треугольник вышел в 3D и стал тетраэдром. Последняя строчка виртуозно замыкает круг и завершает построение смысловой фигуры.
Интересно, что подобное «геометрическое» решение не было эксклюзивным свойством суфийских рубайят. Как я когда-то писала, аналогичные приемы использовались в японской и китайской поэзии. В трехстрочных хайку, однако, вполне в духе философии дзэн, «тетраэдр» остается незавершенным - ставится только точка за пределами плоскости. Довершить построение смысловой фигуры читатель должен сам.
*****
На этом я заканчиваю теоретическую часть о рубайят Хафиза, а в последующие недели помещу несколько его четверостиший без комментариев и предложу Собеседникам самим вникнуть в замысел поэта. Тем, кого увлекла эта тема, могу также предложить почитать рубайят Хайяма с этой точки зрения - если перевод хороший и сделан с пониманием, он должен передавать Накш четверостишия в его целостности.
Обложка собрания стихов - «Дивана» Хафиза