Из серии "Красногорские курьёзы"
Загадочные хохлики...
Алатскивскому волостному суду крестьянина деревни Красные Горы Самуэля Йозепова Роотса (Samuel Roots 1869 - 1908) к крестьянину той же деревни Дорофею Гавриловичу Скороходову, по обвинению последнего в оскорблении, покорнейшее прошение.
«1897 года октября 10 дня находился я, Самуэль Роотс, в деревенском кабаке, где также находился вышеупомянутый Скороходов, который без всякого с моей стороны повода начал меня оскорблять разными непристойными словами, например такими: «Ты чёрт голодный», «чухонская свинья», «ты чёртов турок, хлеба не имеешь, только пишешь на нас разные заявления, как будто мы погубим хохликов». Вследствии сего прошу суд принять это дело к разбору и допросить свидетелей: крестьянина Кокорской волости Густава Карловича Тийта и Виллема Ланге, жительствующих в Красных Горах, и привлечь Скороходова за оскорбление меня словами к законной ответственности»
От автора.
Осмелюсь предположить, что для тогдашних красногорских обывателей обратиться в суд - всё равно, что в лавку за хлебом сходить. Воистину, доступное было правосудие. Сегодня, сто с лишним лет спустя, приходится признать, что из трёх условных «Д»( дорого, долго и далеко), отбивающих у граждан охоту апеллировать к третьей власти, как минимум с одним в те времена не было проблем: суд , действительно, был рядом с домом. Даже с поправкой на эволюцию транспорта, добраться из Калласте до Алатскиви или Кокора на рубеже 19/20 веков не составляло труда.
Что послужило причиной эмоциональных эскапад Скороходова в адрес своего односельчанина Самуэля Роотса? Был ли конкретный повод со стороны заявителя или просто Дорофей Гаврилович лишнего выпил? Кто теперь знает.
Но перевести его впечатляющую тираду на удобоваримый язык можно попробовать. Итак...
«Ты черт голодный» - явный намек на скудное материальное положение объекта нападок (голодный) и попрание последним неких христианских ценностей (черт).
«Чухонская свинья» - крайняя степень никчемности, аналог выражению «чурка нерусский». «Свинья» - намёк на «подброшенную свинью», то есть некую гадость, которую, по мнению Скороходова, сотворил с ним Самуэль Роотс.
«Ты - чертов турок, хлеба не имеешь, только пишешь на нас разные заявления, как будто мы погубили хохликов». Весьма прелюбопытная фраза.
«Чёртов турок» - иноверец, то бишь, лютеранин.
«Хлеба не имеешь» - низкий социальный статус, что-то вроде люмпена и попрошайки.
«Только пишешь на нас разные заявления» - с одной стороны, признание факта образованности, с другой - склонность заявителя к жалобам и необоснованным доносам. По смыслу то же самое, что и клеветник, кляузник, сплетник, очернитель и т.п.
«Как будто мы погубим хохликов». Эта фраза расшифровке не поддаётся. Его Величество интернет предложил несколько интерпретаций загадочного слова «хохлик». Например, таких:
1. «хохлик-мохлик» - нечистый дух, чёрт, бес у славян.
2. Хохлик - самец рябчика.
Однако, первый вариант не подходит по смыслу, второй - по существу. Каких таких рябчиков собирался извести подсудимый?
Поскольку дело не имело продолжения, то так и осталось неясным, кого же, по мнению Самуэля Роотса, планировал погубить Дорофей Скороходов. А может, и не было никаких хохликов? И всё это не более, чем бессвязный набор оскорблений. Нельзя забывать, что инцидент имел место в деревенском кабаке.
У Скороходова было минимум три дня чтобы "разрулить" ситуацию. 10 октября на голову Самуэля Роотса обрушились проклятия, а 13-го он положил заявление на стол волостного судьи. Достаточно времени, чтобы одуматься и принести извинения. Но Дорофей Гаврилович этого не сделал. То ли не придал случившемуся значения, то ли и вовсе не помнил, что произошло. А может, принципиально не хотел просить прощения. Однако, когда принесли повестку в суд, смирил гордыню и пошёл к заявителю. Поговорил с ним по душам и «окончили дело миром». К вящему удовольствию волостного суда....
Такая вот история.
Из серии "Красногорские курьёзы"
Дело о лошадиной голове...
Из протокола заседания Алатскивского волостного суда от 26 августа 1894 года.
«Явился житель деревни Красные Горы Самуэль Йозепович Роотс (Samuel Roots, 1869 - 1908, прим. автора) и просит привлечь к ответственности Лену Юрьевну Тилль (Leena Till, 1865) за то, что последняя оскорбила его словами, заявляя, что он притащил в их двор лошадиную голову, которую перед этим немного покусал. Обвиняемая Лена Тилль показала, что она не утверждала, что именно Самуэль Роотс принёс к ним лошадиную голову, но таковая была принесена в их двор. Она лишь сказала, что Самуэль Роотс может об этом что-то знать.
Свидетель Якоб Давыдович Алла (Jakob Alla, 1865) показал, что при нём Лена Тилль заявила, что Самуэль Роотс принёс к ним лошадиную голову, и она не знает, куда её девать. Десятник Антон Йыги показал, что он попросил Самуэля Роотса и Якоба Алла пойти к Юрию Тиллю и позвать его сына на помощь, чтобы задержать вора, пойманного при краже.
Свидетель Яков Абрамович Роотс (Jakob Roots, 1873 - 1925, прим. автора) показал, что при нём Лена Тилль сказала, что Самуэль Роотс принёс к ним лошадиную голову.
Самуэль Роотс показал, что дело о лошадиной голове решено Мировым судьёй 5 участка Юрьево-Верроского округа и по этому делу обвиняемые оправданы, и он ничего не знает относительно лошадиной головы".
«Выслушав в открытом заседании уголовное дело, по обвинению Лены Тилль в клевете на Самуэля Роотса, и принимая во внимание свидетельские показания, Алатскивский волостной Суд приговорил: подвергнуть Лену Тилль к уплате 1 рубля штрафа в пользу мест заключения, а при неплатёжеспособности - аресту на одни сутки. А также к выплате 30 копеек путевых издержек в пользу Якова Роотса в течении 14 дней».
От автора.
В высшей степени странное дело. Кто-то подбросил во двор 29-летней Лены Тилль обглоданную лошадиную голову. Жуткое зрелище. Особенно для девушки. Примерно, как притащить дохлых крыс на порог. По всей видимости, это была чья-то злая шутка. Вероятность того, что это дело рук ровесников Лены - 25-летнего Самуэля Роотса и 29-летнего Якоба Алла, довольно велика.
Ведь, согласно показаниям десятника Йыги, эта парочка приходила в дом, где жила Лена, звать на помощь её брата. Не удивительно, что девушка в первую очередь подумала на них. Почему она обвинила не Алла, а именно Роотса, сказать не берусь. Может, последний уже был ранее уличён в чём-то подобном? Самуэль Роотс вскользь упоминает, что предыдущим решением суда обвиняемые были оправданы. Обвиняемые в чём? Похоже, Лена Тилль уже пыталась привлечь Роотса к ответственности, но суд оправдал его за недостатком улик. И теперь вчерашний подсудимый решил сам перейти в наступление и нанести ответный удар, требуя компенсации за моральный ущерб. А его приятель Яков Алла и родственник Якоб Роотс своими показаниями ему в этом помогли. С другой стороны, нет сомнений, что Лена Тилль, действительно, считала Роотса причастным к этому малосимпатичному поступку и говорила об этом открыто. Но, увы, никаких доказательств своим словам привести не смогла. За что и поплатилась. Вынесенное ей наказание весьма примечательно: один штрафной рубль в пользу мест заключения. Если уж оступился, то помоги тем, кто оступился более тебя и вынужден коротать дни за тюремной решёткой. В общем-то, логично...
Конечно, не исключён и второй вариант: обвинения в адрес Самуэля Роотса с самого начала были ошибочными и Лена Тилль понесла вполне заслуженное наказание. В конце концов, никому не позволено безнаказанно очернять невиновного человека...
Глядя на то, как лихо участники процесса, включая представительницу прекрасного пола, визируют своё присутствие в зале суда, приходится признать, что эстонцы на рубеже 19/20 веков в целом лучше разумели грамоту, нежели их русские соседи старообрядцы. Оно и понятно. Лютеранская церковь требовала от верующих, как минимум, умения читать Священное Писание и с этой целью повсеместно открывала приходские школы. Старообрядцы, до поры до времени, относились к подобным учебным заведениям с подозрением, видя в них угрозу своей вере и самобытности. Такая вот история...
Крик души красногорской мещанки...
«Имею постоянное жительство Лифляндской Губернии Дерптского уезда мызы Кокора деревни Красных Гор. Осмеливаюсь прибегнуть со своею всепокорнейшею просьбой к лицу Вашей Светлости и просить всепокорнейшей защиты. Я была законная жена мещанину Матвею Дмитриеву и жила с ним 14 лет, но в последнее время, теперича уже скоро кончится год, как он меня отогнал от себя прочь, я же ничего дерзко с ним не поступала и отошла от него прочь к чужим людям на прожитие. Прожила три дня и обратно пошла к нему и просила у него, чтоб он меня обратно взял к себе на жительство. Он же, не взирая на мою просьбу, привёл сотника нашего общества, чтобы меня выгнать из дома и чтобы я не жила с мужем. Я же, бедная сирота горькая, начала спрашивать сотника, за что именно меня выгоняют из дома и разлучают с мужем. Сотник же на мои слова ответил мне, когда твой муж не хочет держать и с тобой жить, то я должен тебя выгнать из мужниного дома вон. Я же, обиженная сирота, обратилась ко всему нашему обществу, чтобы допросить моего мужа, за что именно он выгнал меня из своего дома и не хочет больше со мной жить. Общество сие требовало моего мужа для допроса, почему он меня выгнал из дома и не хочет со мной жить. Сотник же его не пускал и не приказывал ему идти в общество, и сотник осудил меня, чтоб я не имела права жить с мужем, а только имея согласие от мужа, и я теперича живу сама по себе и прикармливаюсь, чем Бог подаст. Поскольку даже мой муж не знает и не почитает меня за свою жену, то я принуждена была просить Вашу Светлость в нынешнем году в августе месяце, когда Ваша Светлость изволили проезжать через Ревель, и в то время я находилась в Ревеле, и на сию мою просьбу сделали решение и учинили милосердие: выслали прошение в Дерптский Земской Суд, а сей последний объявил моему мужу, чтобы он меня взял обратно к себе жить или же платил мне ежемесячно деньгами для прокормления меня. Он же на это объявление ничего не взирал и не исполнил, и брать меня к себе не хочет, а продолжает свою жизнь без меня. Которые же были собственно мои вещи, как то: комод, шкаф и серебряные ложки, находятся у мужа и он мне их не отдаёт. Засим и осмеливаюсь я прибегнуть со всепокорнейшею обиженной просьбой и прошу со слезами, бедная сирота горькая, и приподаю к стопам и лицу Вашей Светлости, чтобы приказать моему мужу Матвею Дмитриеву, чтобы он меня взял обратно к себе на жительство. Таковым милосердием Ваша Светлость облегчит участь не имеющей никакого призрения сироте, только надеюсь о сей моей обиде к Небесному Отцу и к лицу Вашей Светлости, через которыя я должна возсылать тёплые молитвы Небесному Отцу о здравии Вашей Сетлости.
За неумением грамоты приложила своеручно три креста".
Господину Начальнику Лифляндской Губернии 19 марта 1853 года/ секретно.
«Во исполнение распоряжения от 8 марта за номером 293 имею честь покорнейше просить приказать объявить мещанке Анне Петровой, что, так как она находится в сожительстве с раскольником Матвеем Дмитриевым по обычаю беспоповцев, без брака от православной церкви, то Дмитриев не может быть побуждён начальством к приятию её вновь на сожитие с собой».
От автора.
Читатель наверняка обратил внимание, что своё горькое послание Анна Петрова направила на имя Рижского Генерал-Губернатора, каковым на тот момент состоял
Александр Аркадьевич Суворов - внук великого полководца. Думаю, однако, до столь высокого начальства крик души красногорской мещанки не дошёл. Решение по делу было принято где-то в недрах губернской канцелярии, дабы не обременять Его светлость пустопорожними просьбами, коих на его имя поступало без счёта.
Меня смутили фамилии просительницы и её нерадивого супруга. Они не типичны для тогдашних обитателей Красных Гор. В ревизских списках за 1855 год среди жителей Калласте нет ни одного Дмитриева и ни одной Петровой. Ларчик, на мой взгляд, открывается просто. Женщин в старообрядческих поселениях в середине позапрошлого века практически всегда именовали по отцу. То есть, Анна Петрова в современном звучании - это Анна Петровна.
Если героиня этой истории в 1855 году, когда пересчитывали местных старообрядцев, ещё проживала в родной деревне, то это вполне могла быть Анна Петровна Ласкобаева. Более подходящих по возрасту носительниц данных инициалов ваш покорный слуга обнаружить не смог. Есть, правда, небольшая нестыковка: в 1853 году вышеуказанной Анне Петровне было 28 лет и к этому времени она уже 14 лет состояла в браке. Не рановато ли для замужества?
Скончалась Ласкобаева в 1880 году в возрасте 57 лет, так и не сменив фамилию. Кстати, если эта информация верна, то в 1853 году ей было не 28, а 30 лет, что повышает её шансы считаться вероятным прототипом героини этой истории.
С супругом, по всей видимости, те же проблемы. По факту, это вполне мог быть Матвей Дмитриевич Будашин, поскольку носителей фамилии "Дмитриев" в те времена в Красных Горах не значилось. Рядом с ним, кстати, указана некая Устинья Фёдоровна, у которой от первого брака подростали сын и дочь. Она никак не сестра Матвея, поскольку Фёдоровна. И никак не мать его детей, поскольку последние Петровичи и по принадлежности "ея", а не "их". В общем, выводы читатель пусть делает сам...
Теперь о самом прошении. Крайне безутешная история. В те патриархальные времена женщине полагалось быть при муже. Одиночество в глазах общественности допускалось лишь в случае смерти супруга. Любой другой вариант расценивался как позор и унижение. Не нашедшая себе пару девушка воспринималась окружающими как существо никчемное и неполноценное. А уж если доходило до того, что муж выгонял свою вторую половину из дома, рассчитывать на сочувствие и поддержку несчастная могла разве что со стороны родителей, да и то не всегда.
Что стало причиной разлада в семье Анны Петровой и Матвея Дмитриева? Рассмотрим возможные варианты.
1. Угасли чувства. О любви, как основе брака, в те времена, как правило, речи не шло. Поэтому говорить о том, что муж попросту разлюбил свою спутницу жизни, а посему и прогнал её от себя, вряд ли стоит. Семьи создавались по принципу «стерпится - слюбится». Жена должна была соответствовать нескольким нехитрым критериям: быть одной с супругом веры, исправно вести домашнее хозяйство, рожать детей и не перечить благоверному. Если с этим всё было в порядке, то причин для распада семьи тогдашнее общественное мнение не видело.
2. Не сошлись характерами. Тоже маловероятно. Как то не вериться, что Анна Петрова изводила супруга скандалами, оспаривала его решения, повышала на главу семьи голос и, вообще, вела себя не так, как подобает добропорядочной жене. Судя по её искреннему непониманию причин мужнина гнева и страстной мольбе принять её обратно в дом на любых условиях, героиня этой истории не предъявляла особо строгих требований к своему избраннику.
3. Измена. В данном случае, со стороны жены. Этот вариант не исключён. Шашни благоверной на стороне - удар по репутации мужа. Потери лица можно было избежать лишь полным разрывом с легкомысленной особой. Однако, из текста прошения Анна Петрова предстаёт настолько покорным и безропотным существом, смиренно взывающим к милосердию и прощению, что усомниться в её верности не поворачивается язык.
4. Дети. Анна Петрова не упоминает о них. И это странно после 14 лет совместной жизни. Ведь тема неприкаянных ребятишек несоизмеримо повысила бы градус отчаяния и безысходности в её челобитной. Сам факт, что малолетние чада остались без матери или, наоборот, вынуждены вместе с ней прозябать в голоде и нищете, помог бы разжалобить сердца губернских чиновников. Но нет, об этом ни слова. Может, бездетность супруги и была главной причиной столь сурового решения Матвея Дмитриева? Об этом мы уже вряд ли когда узнаем.
5. Другая женщина. Представить себе, что мужчина в расцвете лет вдруг предпочёл одинокий образ жизни, в те ветхозаветные времена вряд ли было возможно. Может, действительно, любвеобильный супруг после 14 лет совместной жизни положил глаз на более молодую и привлекательную особу. Поскольку ни официального, ни церковного брака у старообрядцев не существовало, с избавлением от прежней сожительницы не должно было возникнуть проблем. Тем более, при отсутствии общих детей. Но Анна Петрова так не считала. Её настойчивость и упорство впечатляют. Думаю, она не случайно оказалась в Ревеле аккурат к прибытию туда Прибалтийского генерал-губернатора. Вполне себе грамотно и проникновенно составленное прошение тоже не с неба свалилось. Как минимум, пришлось заплатить писарю. Причём не единожды. Её первая петиция вроде бы возымела успех. Дерптский Земской суд обязал нерадивого супруга принять жену обратно в дом. Но Матвей Дмитриев на решение уездной юстиции, мягко говоря, наплевал и продолжал жить по своим понятиям. Для тогдашних старообрядцев постановления светских властей были не указ, тем более, если касались их личной жизни. Они Государя императора во время службы славить отказывались, а тут какой-то Земской суд...
Несмотря на кажущуюся покорность и смирение, Анна Петрова ведёт себя как заправская феминистка. Она буквально сотрясает патриархальные устои тогдашнего деревенского социума. Сам факт обращения ко «всему нашему обществу, чтобы допросить моего мужа, за что именно он выгнал меня из своего дома и не хочет больше со мной жить» уже о многом говорит. Однако, односельчане не проявили сострадания к судьбе несчастной женщины. А сотник и вовсе обрушился на неё с осуждением и угрозами. В его представлении, не пристало женщине оспаривать решение мужа и уж тем более апеллировать к общественности, когда дело касалось внутрисемейных проблем. Прогнал, значит, так было надо! Про обращение к губернатору я и вовсе молчу. Это был такой «вынос сора из избы», такой удар по мужскому самолюбию и гордости, после которого о принятии вчерашней супруги обратно в дом речи уже не шло в принципе. Что ты за муж, если тебя в приказном порядке заставили взять назад надоевшую жену! Посмешище, да и только. Анна Петрова, по-видимому, и сама это понимала. Поэтому, на всякий случай, выдвинула в адрес вчерашнего сожителя альтернативные требования:
1. Ежемесячная денежная компенсация «для прокормления меня», в случае, если совместное проживание невозможно.
В те времена жены в материальном плане полностью зависели от мужей, поскольку призваны были, в первую очередь, вести домашнее хозяйство и воспитывать детей, а не зарабатывать деньги. Поэтому предложение оставшейся без средств существования заявительницы вполне обосновано.
2. Возврат личных вещей вчерашней супруги, таких как комод, шкаф и серебряные ложки. О разделе нажитого за годы совместного проживания имущества речи, конечно, не шло, но принесённое сожительницей из родительского дома приданое Матвей Дмитриев обязан был вернуть...
Финал этой истории, конечно, удручает. С другой стороны, ответ из канцелярии внука великого полководца был абсолютно в духе времени. Нельзя забывать, что на дворе была николаевская эпоха с её «самодержавием, православием и народностью». Старообрядцев за полноценных людей не считали, над их обычаями и традициями потешались. В том числе, и над привычкой создавать семьи без церковного благословения. Несчастная Анна Петрова оказалась между молотом и наковальней. Односельчане осудили её за то, что «вынесла сор из избы» и перечила воле мужа. Власти же ехидно констатировали, что живя в блуде с раскольником, без «брака от православной церкви», просительница не может рассчитывать на то, чтобы Матвей Дмитриев «был побуждён начальством к приятию её вновь на сожитие с собой». Круг замкнулся.
Это история чем-то напоминает мне сегодняшнее отношение ревнителей «традиционных устоев и скреп» к однополым бракам: мол, кто не хочет жить «по-людски», не может рассчитывать на защиту со стороны закона, будь то официальная регистрация отношений или совместное воспитание детей.
Мир, когда же ты поумнеешь и ... подобреешь.
Такая вот история.
На главную Немного истории (продолжение)