Только что узнал, что вчера произошел несчастный случай с моим первым благочинным -
отцом Алексием Самолдиным. Я навсегда запомнил его простое братское отношение ко мне, тогда едва рукоположенному священнику. Как он принимал меня у себя дома, подкармливал в перерывах между автобусами (возвращаться-то мне после воскресной службы в Таллинн приходилось в два, а то и в три этапа). Наши беседы никогда не были пустыми, никогда он ничего из себя не строил. Был прост и добр. «Птенец гнезда Никодимова», он томился, служа в Вярске, где никого не интересовали его намерения развернуть евхаристическое возрождение, порывы катехизировать паству, чувствуя себя, выражаясь его же словами, «церемониймейстером». Другой бы сломался и запил. Он же продолжал достойно нести свой крест, не унывая, не отчаиваясь.
Отец Алексий хорошо говорил по-эстонски. С жутким акцентом, правда, но очень свободно. Его открытость, гостеприимство, которое он оказывал всем православным собратьям, независимо от юрисдикций, потом ему же и вменялась в вину, когда Константинопольский Патриархат, используя некоторых иерархов и клириков Финской Православной Церкви, учредил в Эстонии свое структурное подразделение. Поскольку его паства предпочла Москве Константинополь, а о. Алексий не пожелал поддерживать раскольнические настроения, ему, политкорректно выражаясь, пришлось покинуть приход в Вярска.
Мы редко с ним виделись. В основном на Соборах ЭПЦ МП. Мне все время хотелось ему сказать, что помню его доброту, что таких благочинных как он не бывает… Не сказал. Все стеснялся показаться сентиментальным… идиот.
Лишний раз убеждаюсь, что не надо откладывать добрые слова на потом. Особенно, если это слова благодарности. Они - как долг: не отдал, и он навсегда останется на твоей совести.
Вечная Вам память, дорогой отец Алексий!