Начались юбилейные даты...
Предисловие.
Ровно 26 лет прошло с 14-го января 1991-го года, когда мы с женой сели в поезд Новосибирск-Москва.
16-го прибыли в столицу и тут узнали, что первые саддамовские "Скады" упали на Израиль.
Поэтому мы вылетели в Будапешт не 17-го, а 18-го января, поскольку из трёх рейсов пошёл только один, да и то наполовину пустой: много людей с детьми и стариками просто побоялись лететь в войну. Они репатриировались на несколько месяцев позже.
Обо всём, что предшествовало отъезду из тогда ещё Советского Союза, я много писал здесь в ЖЖ и в своих книгах.
Некоторые тексты я с удовольствием вспоминаю и предлагаю тем, кому это интересно.
Примерно в четырех километрах от Йокнеама, если ехать на юг в сторону Зихрон-Якова, есть поворот направо в сторону горы Кармель.
Пологий подъём по шоссе, обрамленному с обеих сторон оливковыми рощами, ведет к смотровой площадке, нависшей над простертой до горизонта равниной, переходящей в отдалении в холмистые образования с набросанными на них игрушечными разноцветными бело-красными домиками городков, поселков и кибуцов.
А, проехав ещё немного по извилистой дороге, попадаешь к цели - друзской деревеньке Дальят - эль - Кармель.
Здесь в субботу всё кипит, народу тьма, сплошная пробка машин и яркие цвета выставленных перед многочисленными магазинчиками ковров, гончарных изделий, игрушек, тканей, сувениров, мебели и ещё массы других товаров, изготовляемых друзскими мастерами.
Здесь же несколько маленьких уютных харчевен, в одной из которых мы, то есть, я, Старик и Друг потчуемся друзскими громадными лепешками, окроплёнными свежим оливковым маслом, получаемым из оливок, растущих в тех самых рощах, мимо которых мы проезжали.
Ну и конечно, не без шавармы, салатов и массы специй, так любимых этим дружественным нам народом - друзами.
- А это местечко ничего тебе не напоминает? - подтравливаю я Друга и подмигивая Старику, заглатывающему третью рюмку.
- Ты, молодой человек, не лыбься, как трамвай на повороте, - важно указывает мне Друг и вытирает пальцы о салфетку. - Конечно, напоминает... Например... А знаешь, что? Ты в Боржоми, случаем, не обретался?
- Дважды было дело, славный городишко, водичка, дэвушки, жэнщины, - отвечаю, - а что?
- Вот там я был ровно за год до отьезда в Израиль.
Красиво, смачно, но позорно голодно для грузин было там весной девяностого.
Хотя некий безработный красавец-шофёр, у которого я с женой денёк погостил в его двухэтажной вилле, убил нас роскошествами своего стола! Безработный. Ага.
Мы случайно встретили его в парке, и он просил меня помочь купить машину в России, так как грузинский таксист обязан иметь свою машину для такой благородной цели...а он хотел стать таксистом! Там целая история приключилась...Почему он не хотел покупать машину в Грузии - загадка?
Но не об этом речь...
Я сказал жене:
- Смотри, через год мы будем жить в таких же сказочных краях!
Хотя сам не очень-то верил в это. Слишком фантастично это звучало.
К тому времени мы с ней уже учились в ульпане в нашем городе, где впервые увидели живых коренных израильтянок! Не фонтан, скажу я вам, хотя одеты были они лихо! Могли бы прислать посексапильнее...м-да.
Мой коллега по НИИ, не сомневавшийся, что его примут с распростертыми на исторической, ехидно смеялся надо мной, когда я говорил ему по телефону: шалём! Сам он иврита не учил, говорил: там, на месте, подучу! Подучил, называется... Так по сей день и метёт улицы. Без языка сложно, сами знаете.
Потом, после Боржоми, пошли странные времена, когда я говорил жене:
- Я готов уехать на шестьдесят процентов, а на сорок пока нет...
А она отвечала: - А я только на двадцать. Восемьдесят - против.
Потому что мы думали ехать сначала вдвоём, оставив все семейство в Союзе, принять, так сказать, удар на себя, не подвергая их такому стрессу.
Но через каждый месяц процент за отъезд из страны возрастал на пару десятков единиц, подхлестываемый печальной окружающей действительностью.
Дважды мы смотались в Москву для оформления бумаг, билетов и прочего...
Никогда не забуду своего первого похода в Н-ске в ОВИР.
Помню, шёл, как в тумане, ноги были ватные, а в мутной голове стучало:
- Ох, куда ты, Друг, прёшь? Предатель ты, наверно, сучий? Или как? То бишь, совковая пропаганда, несмотря на полный развал страны, действовала исподтишка, выворачивая нутро! Била под дых. До тошноты.
Потом, правда, зайдя в помещение и увидев массу народу, даже русских знакомых, успокоился, поняв, что не я предал, а меня. Те предали, кто обещали построить коммунизм аж в восьмидесятом году! Кто смёл всё с прилавков, оставив для огромных очередей только лишь водяру на пыльных полках.
Никаких узлов мы не готовили, всё оставили взрослым сыновьям. Ну а если они захотят приехать - продадут барахло и заделают алию по нашим следам и по нашей команде. Так было решено на семейном совете.
На работе мы с женой доложили о решении уехать нашим начальникам и были изумлены доброжелательному отклику с оттенком зависти.
- Езжай, езжай, - сказал мой биг босс. - Там государство заботится о людях, не то, что у нас! Вон, Липкинду сразу дали в Цфате виллу прямо на берегу моря! Пять минут ходьбы!
- Э -э-э, Владимир Иванович, - удивился я. - Где Цфат, а где море! Там по карте километров сорок-пятьдесят....
- Что ты понимаешь! - убеждал меня шеф. - Ты по карте, а он мне письмо прислал! С места!
Жену начальница поначалу стала журить, а потом, расплакавшись и заперев покрепче дверь в кабинет, сказала:
- С Богом, душечка! Всё правильно! Есть возможность - надо ехать! О детях думать надо! Здесь у них нет будущего!
- Так вот дело было... - крякнув, прервал рассказ Друг. - Как видите, не до баб было совсем. Другие хлопоты!
Мельцар! Од бакбук эхад! (Официант! Еще бутылочку!)