Последняя встреча, или Несостоявшееся - 3.
предыдущее здесь:
http://artur-s.livejournal.com/3804216.html
Аллочка.
Рассыпаны слова
Из невесомой чаши.
Кружится голова
И больше не до сна.
Белеет седина,
И болью мыслей наших
Гонимая, в простор
Уходит прочь луна.*
Вот тут, дорогой мой Дока, у меня щемит сердце. Ты ведь меня знаешь только с плохой стороны, верно? А теперь узнай с хорошей!
Щемит, говорю.
Так-то!
Познакомился я с ней на первом курсе.
Мы, трое молодых псов с одного факультета, задрав хвосты, как-то рванули в женскую общагу.
На предмет познакомиться с девочками.
Знаешь, когда тебе семнадцать лет, голова работает в режиме полной зависимости от гормональной функции.
То есть, голова - это вторично.
Залетели в какую-то комнатку, а там сидит Аллочка.
Тихая девочка, без особых примет, только глазки испуганные.
Ну, ещё бы: три кобеля сорвались с цепи и рыщут, аж пена из пастей!
Повышкурялись мы малость, видим, тут глухо, и выскочили искать дальше.
Скромная такая, потерянная, милая.
Короче, на следующий день я уже предметно прибыл в её комнату.
Поговорили.
А я как раз в это время был назначен нашим деканом главой редколлегии факультетской газеты.
Пригласил её.
Писала она мелкие заметки о факультетской жизни.
Я её не трогал.
Соблюдал дистанцию, потому как при первой попытке она подняла на меня большие голубые глаза и внимательно так посмотрела.
Я поджал хвост.
Потом пригласил её на студенческую вечеринку к одной девочке.
Пили мы тогда вёдрами всякую дрянь и краску типа Вермута или Солнцедара, не помню уже за давностью лет, помню только, что ужасное говно, но по мозгам било и поднимало и тонус и конус, хехе.
Прыгаем мы за столом, орём, балагурим, анекдотируем, а я смотрю - исчезла моя Аллочка.
Пошёл искать, нашёл в соседней комнате, лежит плашмя на спине, и глаза закрыла: опьянела, похоже.
Я подсел, руку положил туда-сюда, глажу.
Молчит.
Дышит ровно.
Не реагирует, значит.
Друг заскочил в комнату, я ему отмашку даю: отвали, значит!
Он хмыкнул и испарился.
Я нажал руками посильнее.
Нет реакции!
Потом вижу - она открывает глаза и внимательно так смотрит мне в переносицу!
Молча и строго.
Вроде как не пьяная.
Я оторопел.
Ручки свои блудливые убрал.
И тоже молчу.
Ну, неграмотный совсем был я в те поры! Что с меня взять?
Встала она.
Молча взяла меня за руку и пошли мы в народ.
К людям.
Да…
А люди-то уже были косые в дупель. В дрезину. В усмерть.
Оказалось, что только я и Аллочка остались трезвы.
Относительно.
То ли недоперепили, то ли организмы были такими стойкими.
Не знаю.
Потом она подарила нам троим свои фотокарточки. Детский сад, ей богу! Надписала каждую и потребовала не смотреть, что написано у другого! Мы, конечно, тут же глянули. Тем двоим она написала: другу Валере, другу Стасику, а мне - лучшему другу!
О как!
Пользовался я взаимностью, надо понимать.
А дальше было не смешно.
Я познакомился на этой вечеринке с девочкой из консерватории, задружил с ней, стал ухаживать.
А Аллочку оставил в покое.
Почему?
Вопрос правильный.
Ответа не имею.
То ли строгостью своей она меня оттолкнула, то ли искра в землю ушла - не знаю и посейчас!
Перестал заходить к ней в общагу, вскоре она исчезла из моей редколлегии, а поскольку она перевелась на другой факультет, мы перестали пересекаться.
Вообще.
Я знаю, ты живёшь
Мелодией объятий.
И в отзвуках фанфар
Ищу тебя такой.
Я знаю, что найду
Тебя среди распятий,
Где вечности угар,
Где верность и покой.*
Встретились ещё только один раз.
Через много лет.
Случайно.
При странных обстоятельствах.
Я уже рассказывал о Рите, этой болезненной моей полу-любви, полу-болезни. С которой жизнь сводила и разводила несколько раз. Это был, пожалуй, последний раз, когда я сделал последнюю попытку выяснить с ней отношения.
Я пригласил Риту в кафе, а потом пошёл провожать домой. Разговор был странный, путаный, тяжёлый. Я был в напряжении, проверял себя, зная, что это последний, решающий бой.
Пересекли мы площадь и повернули на улицу, где Рита жила.
Представь, Дока.
Ночь.
Где-то около часу ночи.
Тишина.
Народу никого.
Только цокот каблучков её туфель.
Гулкая такая тишина.
Навстречу идёт одинокая женская фигура.
Приостановилась. Смотрит на меня. Я - на неё.
Это была Аллочка.
Что она делала одна в ночи?
Не знаю.
Глаза в глаза. Молча.
А?
Пикантная ситуёвина, Дока?
Мне грустно, и тебе
Мне кажется, не легче.
Вчерашний разговор,
Как прошлогодний снег.
И звон колоколов
И гул шумливых вече.
Над головой - топор,
Коней вразлёт разбег…*
Я торможу.
Голова нараскаряку!
С одной стороны, держу под руку ту, о которой мечтал последние десять лет, с другой - навстречу идёт женщина, которую тоже не забывал все эти годы именно по причине чистоты и хрустальности помыслов!
Каково?
Мозг отключился.
Далее все действия прошли на автопилоте!
Я прижимаю Ритину руку покрепче, на ходу смотрю в зрачки Аллочки, которые при свете уличного фонаря, казалось, округлились до размеров радужной оболочки глаза, и прохожу мимо.
Не здороваясь.
Обоюдно.
Эх ты, мать честная!
Прошёл мимо.
Навсегда.
Больше мы не встречались.
Ранимая душа!
Ты всё-таки любима.
От звона острых слов
И неподвластных дум
Воительной рукой
Воистину хранима!
Не заглушит любовь
Многоголосый шум.*
А об этой Рите я уже столько тебе рассказывал!
Это поэма!
Ну, вот ещё один раз.
Надеюсь, последний, а то самому надоело.
Примечания.
1. Все имена вымышлены
2. *Все стихи - из книги Давида Шварца "Сиреневый огонь", изд-во "Макор", Израиль.1995, 280с.
(окончание следует)