Бездомная курица как образ петербургского искусства. Послесловие к осенней выставке 2012 года
О. Яхнин. Бездомная курица. 2012
Не просто оценивать современные выставки изобразительного искусства, будь то осенние, весенние и даже юбилейные. Особенно, если ничто из увиденного тебя по-настоящему не взволновало. Было бы куда легче ничего не знать и ничего не помнить из прошлого. Просто смотреть на всё глазами коровы. Есть же такие счастливые люди, которые десятками лет посещают подобные выставки и всякий раз уходят в приподнятом настроении. И оставляют в книгах отзывов пространные восторженные записи.
Экспозиция осенней выставки 2012 года. Большой зал Санкт-Петербургского Союза художников
Обойдя живописный раздел осенней выставки петербургских художников, расположившийся в двух этажах Большого зала, я так и не встретил своей работы. Это раздосадовало, и я повёл себя как герой О. Янковского в известном фильме «Влюблён по собственному желанию». Зашёл ещё раз, потом ещё. Попробовал убедить себя, что смотреть нужно внимательнее, вдумчивее, чтобы понять, что хотел этой работой сказать художник, почему она кажется на первый взгляд такой обыденной и неинтересной. «Ищи положительные качества, настрой себя на это», - почти так я себя убеждал. Мне начинало казаться, что всё дело во мне, а не в работах. В моём своеобразном видении, застрявшем где-то в живописных образах 1950-70-х годов. Так вошёл в эту роль, что даже пытался оправдывать художников тягостными условиями жизни в рыночной экономике.
Увы, ничего не помогло. Тогда стал доискиваться причин. Может быть, рассуждал я, ты ждёшь от выставки того, чего ждать от неё и не следует? Что, собственно говоря, ты видишь, что тебе показывают? Если лучшие работы петербургских живописцев, то где тогда, например, Н. Блохин, Л. Кириллова, В. Кожевников, Р. Адгамов, О. Теняев, Т. Жумабаев и ряд других художников, чьи работы не первый год неизменно привлекают внимание на выставках? Без них панорама петербургской живописи выглядит как витрина с генномодифицированными продуктами: чисто, гладко, ярко и безвкусно. Покупать не тянет.
Экспозиция осенней выставки 2012 года. Большой зал Санкт-Петербургского Союза художников
Ну, хорошо. Кто есть, тот и есть. Но неужели, думалось, это лучшее, что могли показать участники? И сам же себя успокаивал: нет, конечно. Наиболее удачные вещи уже нашли своего покупателя. Художнику надо же на что-то жить, содержать семью, покупать материалы, оплачивать мастерскую. Не может он отказать галерее или покупателю ради осенней выставки? С другой стороны, что сказать о художнике, для которого удачная картина или этюд - это скорее редкость, исключение, нежели правило? Не есть ли то, что мы видим в экспозиции, обычным уровнем участников выставки? Это предположение по некоторому размышлению мне казалось наиболее трезвым, и оно удручало.
Следующая трудность - я не понимал, что значит (и значит ли что-нибудь) для художника участие в подобных выставках? С какой целью он идёт (или не идёт) на эту выставку? Потому что той системы выставок и закупок (именно системы), которая существовала в СССР на протяжении десятков лет, ни в каком виде уже давно не существует. И взамен её ничего даже отдалённо равноценного не создано. Тогда осенние и весенние выставки были встроены в эту систему в качестве первичного, базового звена. А какова их роль сегодня я не понимаю. Говорят, что это одна из немногих сохранившихся возможностей бесплатно показать свою работу петербургскому зрителю в выставочном пространстве Союза вместе с работами известных мастеров. Наверное, этим объясняется, что среди экспонентов 60% составляет молодёжь. Но тогда почему так робко? Почему, как справедливо заметила на обсуждении выставки искусствовед М. Изотова, этого дыхания молодости не чувствуется?
В самом деле, в стилистическом и профессиональном отношении подбор работ в разделе живописи в сравнении с предыдущими выставками более ровен, практически нет произведений, выпадающих из общего ряда. И вот это обстоятельство при достаточно большом круге участников и отсутствии сильных работ свидетельствовало о проблемах в современном петербургском искусстве. По крайней мере, в том его крупнейшем сегменте, который был представлен на Большой Морской.
Экспозиция осенней выставки 2012 года. Большой зал Санкт-Петербургского Союза художников
Свои сомнения мне захотелось проверить в ходе обсуждения выставки, которое состоялось 21 ноября там же в Большом зале Петербургского Союза художников. Его вели уже упомянутая М. Изотова и известный живописец К. Иванов. Выступали участники и искусствоведы, говорили о великих традициях, о молодежи, о потребности в музее, куда можно было бы собрать лучшие работы с подобных выставок и как к этому трудному делу подступиться. Назывались и работы из экспозиции, которые можно было рекомендовать для такого музея. Из живописи в качестве такой кандидатуры была названа картина «Бездомная курица» художника О. Яхнина, известного прежде своей графикой. Выступил и сам автор, оказавшийся среди участников обсуждения.
По ходу обсуждения оценки выставки, поначалу весьма осторожные, становились всё более благодушными и смелыми. «Вот эта коллекция, которую мы сейчас наблюдаем, - говорил К. Иванов о выставке, - она, в общем-то, находится на такой высоте культуры, которая даёт повод задуматься современным руководителям города, современным руководителям культуры, музеев о том, как всё-таки надо посмотреть на это искусство, чтобы увидеть в нём искусство». Тут же не обошлось без дежурных упрёков к власти за невнимание к проблемам духовной культуры, и без фантастических прожектов вроде всемирной ярмарки искусств и мастер-класса на Дворцовой площади. Так бы на этой высокой ноте обсуждение и закончилось, если бы благостную картину самым неожиданным образом не испортили выступления зрителей, которые не согласились с мнением организаторов и раскритиковали и экспозицию в целом, и бедную «Бездомную курицу», для которой уже нашли было виртуальное место в будущем музее.
К. Дудко. Лето. 2012
Один из взявших слово зрителей сказал буквально следующее: - И эта выставка, и то, что я сейчас слышал, очень удручающее впечатление оставляют. Всё это на уровне какой-то школы, но никак не Академии и уж никак тут «гениально» не подходит. Особенно вот глядя на эту курицу… Все картины как будто написаны одним человеком. Тут говорили о выставке как о празднике. Какой праздник? С какого бодуна праздник? Я пришёл в половине третьего и думал ещё, что мне времени не хватит посмотреть выставку. А посмотрел за сорок минут. Я не искусствовед, я потребитель, заинтересованный потребитель. Можно, конечно, сказать, как Н. Михалков: - А ты сам что поставил, что написал, чтобы критиковать?
Возникла дискуссия, и даже небольшая пикировка. Досталось и разборчивому зрителю, при этом почти в духе Н. Михалкова. - Как это можно сказать, что здесь всё одинаково? Здесь столько разных манер - посмотрите! Критику тут же указали на его «предвзятое отношение к этому виду искусства» и что ему «надо учиться его понимать». К. Иванов попытался несколько сгладить ситуацию, поблагодарив неизвестного зрителя за критику. - Такие мнения заставляют задуматься, хотя я с Вами и не согласен.
Н. Фомин. Осень в Изборске. 2012
Выступившая затем зрительница резонно заметила, что не могут все работы быть одинаково высокого уровня, что она считает выставку удачной, если находит хотя бы две-три такие картины. Да, на этой осенней выставке таких работ она не нашла. Но будет надеяться встретить их в следующий раз. На том обсуждение вскоре и завершилось. Никто в будущий музей больше ничего рекомендовать не стал.
К прежним моим вопросам, так и оставшимся без ответа, добавился новый: а что представляет собой сегодняшняя художественная критика? Какую роль она играет, какое место отводит себе во взаимоотношениях художника и общества? Судя по состоявшемуся обсуждению, не сводится ли эта роль к воспитанию у зрителя способности любить современное искусство «по собственному желанию», рассудочно, без оглядки на его выразительные свойства и без расчёта на взаимность?
И тут мне вспомнились стенограммы обсуждения выставок и творческих дискуссий, проходивших в этих же стенах Ленинградского Союза художников в 1945-46 годах. Какое сильное впечатление производили острота суждений и самокритичность выступавших, их понимание предназначения художника, высота задач, которые они ставили перед собой. Как ощущалась ими личная ответственность перед городом, страной, современниками и великими предшественниками. И это были годы, о которых сейчас пишут как о времени подавления любой критики и свободы слова. Вчитываясь в эти строчки из стенографических отчётов семидесятилетней давности, многое начинаешь отчётливее понимать и в происходящем в нашем искусстве сегодня.
Художник В. В. Пакулин:
«Я вам скажу простое дело. Во время войны, блокады, я знаю, что значительное количество людей получало 125 - 250 руб. за эскиз, при чём нужно было его сделать в холоде, голоде и больше никаких денег не было. Это факт. Вы можете посмотреть у нас документы, эти деньги были из наших союзных средств. И всё-таки работы были сделаны. По тому времени это были работы, которые заставляли убеждать народ. Мне кажется даже излишне об этом говорить, что без творческого энтузиазма горение и служение искусству немыслимо. Знаете, что если начнёшь увлекаться другим делом, то и работа начинает страдать. Оказывается, искусство такая вещь, которая не позволяет больше положенного гулять и не позволяет больше положенного тратить деньги. Нужно быть экономным и, не взирая на всё, постараться и отстоять честь ленинградского изобразительного искусства, тогда не будут ссылаться на то, что мы Калуга, Пенза.»
«Здесь затронули вопрос творческой командировки, что она даётся на один месяц. Во-первых, никогда не давали творческие командировки на один месяц, сейчас есть командировки, которые даются чуть ли не на год. Правление отодвигает сроки отчёта. Беда не в этом. А беда в том, что даже в таком разрезе, разрезе минимальной помощи, работа по творческим командировкам проходит неудовлетворительно. Тут причина значительно глубже и сложнее. Заключается она в том, что действительно ряд товарищей в продолжении 4-х лет не работали, а это значит утратить очень многое. Искусство не терпит минимального отстранения от своих обязанностей. Это совершенно очевидно. Я только хочу сказать, что мало работаем и мало видим природу, её постоянное воздействие пропускаем. Поэтому нет набросков, нет скромных этюдов, а отсюда нет значительной картины. Живых людей нашего времени не видим. Почему? Потому что мало работаем. Известно всем, что Репин в трамвае рисовал, а нам совестно».
(Из стенограммы отчётно-перевыборного собрания секции живописцев ЛОССХ 1 марта 1946 года)
Художник М. Д. Натаревич:
«Я родился не в Ленинграде, учился в Ленинграде и в силу этого большой патриот Ленинграда и всегда следил за тем, что делается в искусстве Ленинграда. Был в Москве и мог сопоставить, какой жизнью живут в Москве, какой жизнью живут в Ленинграде. Когда-то Ленинград был столицей и в искусстве Ленинград был ведущим. А сейчас впечатление, когда бываешь на ленинградских выставках, это какое-то провинциальное впечатление, как будто бы это провинциальные выставки, выставки, которые далеко не стоят на том месте, которое они должны обязательно занимать».
«Та система заказов, та система распределения и сроков, которая существует, ничего не дают и всё то, что интересного появится, оно появится не за счёт больших сумм, которые часто отпускаются, а за счёт самоотверженности различных личностей, которые сумеют все тяготы превозмочь и сделать свои вещи».
(Из стенограммы отчётно-перевыборного собрания секции живописцев ЛОССХ 1 марта 1946 года)
Искусствовед Н. Н. Пунин:
«Когда я впервые, правда, бегло осмотрел эту выставку, и уже было покинул помещение ЛОССХа, у меня осталось довольно неприятное впечатление: выставка посредственная в том смысле, что диапазон, размах проблем, которые ставили себе художники, на этой выставке сужен по целому ряду вам известных причин. Это впечатление при первом осмотре выставки сочеталось с другим: да, выставка - средняя, без особого размаха, без особого акцентирования той или иной области искусства, и тем не менее выставка развязная и, простите за резкое выражение, даже нахальная. Это было моё первое впечатление. И в самом деле, что делать, как не уйти. Я думаю, что вы прекрасно понимаете, что когда приходится в жизни сталкиваться с посредственным и нахальным человеком, с человеком развязным, то что делать с ним? Человек - посредственный, разговаривать с ним нечего…Можно конечно заняться педагогикой, но всё равно, он вас не поймёт. Бог с ним! Лучше оставить его и сказать себе: пусть продолжает в том же духе и дальше».
«Вот Н. Рутковский. Я не хочу сказать, что он человек не одарённый, но так фешенебельно работает, с такой нарочитостью, с такой оглядкой, а вот как я положил, вот как здесь, как здесь - и в результате получается впечатление чего-то очень связанного, если грубо выражаться, с какими-то буржуазными гостиными. Конечно, в этих буржуазных гостиных такая вещь была бы ничего. Она несколько насытила бы мещанскую обстановку, она несколько её приподняла бы и в этом смысле сыграла бы свою декоративную роль. Но это тяготеет над ним и это так неприятно, что начинаешь сторониться».
«Я тут хочу сказать о реализме. … Когда стоишь перед работой В. А. Серова, видишь, что работа задумана неплохо… Но я смотрю и не понимаю. Тут какой-то рисунок. Но я не понимаю. Рисовать - для меня значит - найти форму, не отдельно прикладывать нос, щёку, ухо и т.д. Я не понимаю. Это - не рисунок. Здесь не нарисовано ничего. Здесь обо всём сказано как-то намёком, что есть нос, глаза, есть ухо, т.е. здесь то, что мы называем в практике перечисление. Это - перечисление, а не показ формы человеческого лица. И в этом смысле 90% вещей не реалистических. Реализм здесь и не ночевал, рассматриваемый в том широком профессиональном смысле слова, в котором мы понимаем термин «реализм». Громадное большинство вещей этой выставки тяготеет к натуралистическим, т. е. механическому сложению вещей, к перечислению».
«Между прочим, говоря о тех или иных недостатках, я хочу сказать, что когда на эту выставку смотришь, когда проходишь по ней, то даже не можешь понять, кто одарённый, кто не одарённый, потому что люди как-то скрывают свою одарённость: то он пишет так размашисто, так нахально пишет, что я из-за этого не вижу, даровит он или не даровит… Действительно, такое впечатление - «всё хуже». Но это впечатление для меня не вполне убедительно, т. к. я не уверен, что здесь показаны все вещи, которые данный художник мог бы показать».
(Из стенограммы выступления искусствоведа Н. Н. Пунина на обсуждении выставки этюда в ЛОССХ 11 февраля 1945 года)
Искусствовед Н. Н. Пунин:
«Картина, если она действительно картина, а не халтура, всегда в своём замысле должна быть итогом, результатом целого ряда ощущений жизни художника. Так всегда мастера и приступали к картине. Только после того, как созреет цепь ощущений, цепь личных биографических или общественных переживаний, …тогда нарождается подлинно творческий замысел. В этом смысле картина - итог, нечто собирательное по отношению к художнику, в котором выражена совокупность, цепь моментов, пережитых художником и подведших его к этому итогу, то есть картина в этом смысле диаметрально противоположна этюду. …Этюд это случай, мотив для картины, эпизод, а не совокупность переживаний художника. Тут самым решительным образом решение картины отличается от этюда».
(Из стенограммы доклада профессора Н. Н. Пунина «Импрессионизм и проблема картины», 13 апреля 1946 года)
Художник В. А. Серов:
«Когда я смотрю произведения Ренессанса, я вполне понимаю товарища М. Натаревича: величайшие образцы, какой сгусток человеческих знаний, мыслей и чувств! И когда мы говорим об импрессионистах, этих замечательных художниках, которые дали огромное количество ценных явлений, мы должны сказать, что они голову опустили на то, что видели, они близко от себя смотрели, они смотрели на то, что попало в поле их зрения. И они не являются и не будут являться для нас законом. Когда мы говорим о современной картине, мы говорим, что в эту картину должно войти не только впечатление, которое я получил от окружающего мира, но и сознание, которое существует у каждого художника - посмотреть на мир сознательными глазами, чтобы понять и изучить этот мир, чтобы преломить его в своей картине… Вот в этом восприятии всего многообразия мира импрессионисты нам очень много помогут».
«Возьмём наше время. Николай Николаевич Пунин призывает к искренности. Замечательный лозунг, который должен быть принят всеми художниками. Что значит в нашем понятии искренность? Скажем, я ничего другого в наше время не вижу, кроме зелёного цветочка, который растёт здесь, вот этого ковра и ботинка товарища, который сидит передо мною. Я любуюсь этим явлением… Очень хорошо. Любуйся. Я искренен. Пожалуйста, занимайся этой искренностью. Другого очень интересует то, что он выходит на природу и видит марево солнечного, раскалённого дня. Это его потрясает. Он хочет искренне писать эту вещь. Пожалуйста, иди и пиши. Но разве только этим определяется современный советский художник? Представьте себе, что искренность наша определяется куском зрения, которое попало в мой левый глаз - будем ли мы художниками современниками? Мне кажется, что нет. Даже если мы очень правдиво изобразим этот маленький мир, который попадает в наше поле зрения».
«Вот мы художники современности (другое дело, что мы очень плохо работаем), мы пережили войну, у каждого из нас погибли брат, отец, сын, жена, мать, многие из нас сами подвергались смертельной опасности и все из нас смертельно болели душой за свою страну, переживали невероятные, иногда неповторимые человеческие страсти и были свидетелями событий, которых не видел ни один человек в мире! Мы переживаем новый этап - пятилетку. Вдумайтесь в этот этап. Мои впечатления от пятилетнего плана могут складываться таким образом: вот лежит передо мной кусок газеты, оторванный на закурку. Это одно впечатление. И второе впечатление - я знаю, что в пятилетнем плане запроектировано значительное улучшение бытовых условий, карточки на хлеб отменяются в этом году. Наконец, могу представить себе грандиозные человеческие усилия для того, чтобы превратить нашу страну в передовую страну за невиданный срок, в который могут это сделать люди особой закалки, люди, которые живут в единственном обществе, в социалистическом обществе.
Таким образом, впечатления могут быть разные. Я могу изобразить порванную газету с пятилетним планом, и я могу представить эти огромные человеческие усилия во время войны и сейчас в огромных образах. Они будут совершенно реальны, совершенно конкретны, одеты в плоть и кровь. Но это будет не только то, что я видел, это будет выражением не только моих зрительных ощущений, а и выражением огромных сдвигов, которые я переживал в это время. И потому, приступая к картине и воскрешая образы в реальной плоти, я не имею права игнорировать тех огромных переживаний и выводов, которые я получил внутри. И потому понятие живого, реального наблюдённого нами человека мы обязаны перенести в будущее, как понятие о каком-то грандиозном событии и великих людях».
«Когда мы говорим об импрессионизме, мы говорим о замечательном течении в изобразительном искусстве, о великолепных художниках, которые сказали своё слово в своё время. Мы каждое новое слово должны использовать, но не должны потворствовать этому последнему слову. Мы с почётом снимаем шапку перед этими великолепными произведениями художников, как одним из проявлений ушедшего искусства, беря то, что нам кажется необходимым, а строить должны своё искусство. Долго ещё мы будем делать большие ошибки в этом направлении, но мы не имеем никакого права сбросить со счетов огромный опыт, который накоплен сотнями лет только потому, что существует опыт художников, непосредственно перед нами бывших».
(Из стенограммы дискуссии по обсуждению доклада профессора Н. Н. Пунина «Импрессионизм и проблема картины», 3 мая 1946 года)
В Ленинграде когда-то была популярна едкая шутка: пережили блокаду - переживём и коммунизм. Никому и в голову тогда не могло прийти, что сказанное свершится до такой степени буквально и на глазах живущего поколения рухнет советское государство. Но вместе с ним не исчезли культурное и художественное наследие. Хочется надеяться, что как в своё время ленинградское искусство пережило годы войны и блокады, чтобы с новой силой возродиться в 1950-60-е годы, так и сейчас после нескольких десятилетий новых испытаний оно накапливает силы, чтобы откликнуться на новые вызовы и потребности своего времени.
Постоянную версию см.: Бездомная курица как образ петербургского искусства
Также см.: Статьи по истории ленинградской школы живописи