Мементо море
Думаю, самая большая и губительная дыра в психологии современной европейской цивилизации - это изменившиеся отношения со смертью.
Мы воспринимаем ее как однозначное зло и не в силах понять лирического героя "Лучины", который просит сырую землю приютить его. Самурая, совершающего сеппуку. Индийских жен, борющихся за право быть похороненными живьем вместе с умершими мужьями.
В этой логике смерть - друг. Смерть - покой, она обещает отдых, подобный пребыванию в материнском лоне. Смирение с жизненными ограничениями делает ее добровольной. Делает кем-то, кого ждут, как в одной из частей "Путешествия Гулливера" или в романе "Перебои в смерти" Сарамаго.
Но для нас смерть - враг. Она всегда насильна, всегда недружественна. Потому приветствуется вегетарианство и идея бессмертного сверхчеловека, потому вытесняется агрессия, которая затем прорывается посредством поведенческих взрывов, потому что природу отменить нельзя.
Я знаю одно - человек начинает по-настоящему жить только тогда, когда смиряется со своей смертностью, когда всем своим существом соединяется со знанием о грядущей кончине. Достойная жизнь зарождается только в этом моменте. И только после принятия жизненного факта смертности можно понять стихи Уитмена о вечном круговороте души в природе, идею реинкарнации, глубинной связи со всем сущим. Там открывается другой мир - гораздо более широкий, глубокий и прекрасный.
Но большинство из нас предпочитают об этом не думать, а разговор о смерти остается одним из самых мощных табу.
P.S. Добавлю, что именно отрицание смерти создает, на мой взгляд, зависимость и созависимость. Пока человек верит в возможность бессмертия, он ищет того, кто спасет его. И только когда понимает, что никто не спасет его от смерти, может вступить в настоящие отношения с другими как с равными. Смерть - великий уравнитель.
Мы воспринимаем ее как однозначное зло и не в силах понять лирического героя "Лучины", который просит сырую землю приютить его. Самурая, совершающего сеппуку. Индийских жен, борющихся за право быть похороненными живьем вместе с умершими мужьями.
В этой логике смерть - друг. Смерть - покой, она обещает отдых, подобный пребыванию в материнском лоне. Смирение с жизненными ограничениями делает ее добровольной. Делает кем-то, кого ждут, как в одной из частей "Путешествия Гулливера" или в романе "Перебои в смерти" Сарамаго.
Но для нас смерть - враг. Она всегда насильна, всегда недружественна. Потому приветствуется вегетарианство и идея бессмертного сверхчеловека, потому вытесняется агрессия, которая затем прорывается посредством поведенческих взрывов, потому что природу отменить нельзя.
Я знаю одно - человек начинает по-настоящему жить только тогда, когда смиряется со своей смертностью, когда всем своим существом соединяется со знанием о грядущей кончине. Достойная жизнь зарождается только в этом моменте. И только после принятия жизненного факта смертности можно понять стихи Уитмена о вечном круговороте души в природе, идею реинкарнации, глубинной связи со всем сущим. Там открывается другой мир - гораздо более широкий, глубокий и прекрасный.
Но большинство из нас предпочитают об этом не думать, а разговор о смерти остается одним из самых мощных табу.
P.S. Добавлю, что именно отрицание смерти создает, на мой взгляд, зависимость и созависимость. Пока человек верит в возможность бессмертия, он ищет того, кто спасет его. И только когда понимает, что никто не спасет его от смерти, может вступить в настоящие отношения с другими как с равными. Смерть - великий уравнитель.