ХВ. 23 мая день памяти ФЕОДОРА пресвитера (Андреева), исповедника (1929 г.)

[archiv]

Феодор Константинович Андреев родился 1 апреля 1887 года в Санкт-Петербурге, в купеческой семье. В 1905 году окончил реальное училище, три курса Ин­ститута гражданских инженеров, в 1909 году - экстер­ном Московскую Духовную семинарию, а в 1913 году - Московскую Духовную академию. Во время учебы в академии был членом "Кружка ищущих христианского просвещения", и это сыграло важную роль в его станов­лении как "мыслителя, тяготевшего к устроению жизни на православных началах"(1) . Еще до поступления в ака­демию, по рекомендации профессора Санкт-Петербургс­кой Духовной семинарии И. И. Щербова, Ф. К. Андреев познакомился с руководителем кружка М. А. Новосело­вым. В 1913 году он выступил в Кружке с докладом "Учение св. Иринея Лионского о воскресении тел" (2), в нем он "проследив отношение к смерти в дохристианских представлениях, уделил основное внимание церковному учению о воскресении". В Кружке он прослушал также курс лекций Ф. Д. Самарина (3) о Свящ. Писании.

[Spoiler (click to open)]Это, возможно, определило выбор темы кандидат­ской диссертации Ф. К. Андреева - "Ю. Ф. Самарин как богослов и философ". Его научным руководителем был профессор Московской Духовной академии Алексей Иванович Введенский, рецензентами - профессор С. С. Глаголев и священник Павел Флоренский, "ока­завший сильное влияние на формирование основных бо­гословских идей Андреева" (4). 10 июня 1913 года со­стоялась защита кандидатской диссертации, и по реше­нию Совета Духовной академии ее рекомендовано было переработать в магистерскую диссертацию и издать в виде монографии по "истории раннего славянофильст­ва". Но магистерская диссертация не была закончена, и в 1930 году, при аресте вдовы Феодора Андреева по групповому делу "Всесоюзного центра "Истинное Пра­вославие", она вместе со всеми его рукописями была конфискована, а в архиве семьи Андреевых сохранились лишь подготовительные материалы.

В своем исследовании "Московская Духовная Ака­демия и славянофилы" Ф. К. Андреев славянофильство представил как основную традицию русского умозре­ния, раскрыл "глубокую внутреннюю связь славяно­фильства с Православием", а Московскую Духовную академию рассматривал как "оплот борьбы с западны­ми рационалистическими учениями". В статье "Слово на день поминовения почивших наставников МДА" он сравнил русских ученых (5) с западными мыслителями XIX-XX веков (6) и отмечал "присущее отечественным религиозным философам благочестие". А памяти Алек­сея Введенского он посвятил работу "Камень, отвергну­тый строителями: 100 лет борьбы за онтологизм", в ней была противопоставлена "проникнутая онтологизмом философия Введенского и других профессоров МДА ра­ционализму Р.Декарта, критицизму И. Канта и его по­следователей" .

С 1913 по 1918 год Ф. К. Андреев был доцентом ка­федры систематической философии и логики МДА, став преемником скончавшегося А. Введенского, причем в рекомендации на эту должность отмечались не только его научные успехи, но и глубокая религиозность, скромность и возвышенно-идеалистическое направле­ние (7). Перед утверждением на кафедру Ф. К. Андрее­вым были прочитаны пробные лекции: "Московские шеллингианцы и Вертер" и "Ранние сочинения Канта", в них он "продемонстрировал умение сравнивать лите­ратурные и философские материалы, способность рас­крыть религиозное своеобразие рассматриваемых фи­лософов". В годы преподавания в академии он проявил себя твердым сторонником церковности, неизменно поддерживал ректора академии епископа Волоколам­ского Феодора (Поздеевского) и священника Павла Флоренского в их противостоянии группе либералов во главе с М. М. Тареевым.

После Октябрьской революции Ф. К. Андреев ре­шил целиком посвятить себя Церкви; по его словам, для него наступило "время самоопределения". В 1918 году он сотрудничал в православном журнале "Возрождение", там появились его статьи "Памяти Владимира Соловье­ва" и "Преображение Господне". Вернувшись в Петро­град, с 1919 по 1922 год преподавал русскую словесность в Михайловском артиллерийском училище, был помощ­ником заведующего Богословско-пастырским училищем Щербова. Будучи профессором кафедры христианской апологетики Петроградского Богословского института, а с 18 июля 1922 года и заместителем проректора, прочел за первый учебный год курс лекций по христианской апологетике (81 лекция), во втором учебном году - 83 лекции по патрологии. Вместе с Н. О. Лосским, а за­тем с В. С. Серебренниковым руководил философско-апологетическим кружком.

В те же годы Ф. К. Андреев активно занимался просве­тительской деятельностью: выступал с лекциями на рели­гиозно-философские темы в Доме ученых, на Василеост-ровских богословских курсах и на Богословских курсах при эстонской церкви. Многие его лекции и выступления были посвящены борьбе с усилившимся в то время влия­нием униатства на интеллигенцию. Он регулярно участво­вал в обсуждении докладов на собраниях Златоустовского кружка при Александро-Невской лавре (8).
Ф. К. Андреев принимал активное участие в борьбе с обновленчеством (9), именно в это время у него сложились взгляды, впоследствии приведшие к отложению от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митропо­лита Сергия (Страгородского). В письме к священнику Павлу Флоренскому от 12 октября 1922 года он писал:

"Готовлюсь к пастырству, но старцы (оптинские и иные) велят ждать "до умиротворения" церковного: если сможешь, напиши, как ты смотришь на церковные дела. Наша позиция непримиримая (т. е. в отношении к ВЦУ и ее возрожденским исчадиям), практически же автокефальнуем, но готовы и на полный выход из видимой Церкви, если бы она оказалась ан­тиканонической. Иначе говоря, держимся взглядов М. Алча (10), который недавно нас тут наставлял".

23 июля 1922 года Ф. К. Андреев вступил в брак с Натальей Николаевной Фроловской (1897-1970). 17 де­кабря 1922 года он рукоположен во диаконы, а 19 декаб­ря - во священники епископом Петергофским Николаем (Ярушевичем). Служил в петроградском Казанском со­боре, затем в Сергиевском артиллерийском соборе. В 1927 году возведен в сан протоиерея, с 1927 по 1929 год состоял в клире собора Воскресения Христова (собор Спас-на-Крови): "Строгая требовательность к себе и ок­ружающим, простота обращения при глубокой образо­ванности- все это привлекало к отцу Феодору много­численных прихожан из интеллигенции" (11). Среди при­хожан он пользовался огромным авторитетом, его проповеди записывались и распространялись среди ве­рующих епархии. В эти же годы он вел богословский кружок для близких учеников и много времени уделял вопросам литургики (12), для него было "характерно тесное единство научных идей и жизненной позиции, осно­ву которой составлял принцип нераздельности веры и знания" (13).
Ф. К. Андреев категорически не принял Деклара­ции митрополита Сергия от 29 июля 1927 года и стал одним из главных деятелей и идеологов иосифлянства. Дважды подвергался арестам и на допросах решительно отказывался идти на компромисс с властями, защищая "священное бесправие". 23 июня 1929 года скончался дома от воспаления легких, осложнившегося эндокар­дитом. Похороны прошли на братском кладбище Александро-Невской лавры при большом стечении народа, собравшегося проститься с почитаемым пастырем (14).


16/29 июля 1927 года заместитель Местоблюстителя Российского Патриаршего Престола митрополит Сергий (Страгородский) издал «декларацию», в которой он поставил Русскую Церковь в безусловное подчинение богоненавистным атеистам, заявляя, что радости Советского государства есть радости Церкви, а печали государства - печали Церкви. Этот акт оценивался по-разному: одни смотрели на него как на отступничество в период гонений (Архиепископ Андрей Уфимский); другие - как на каноническое нарушение и узурпацию прав Первоиерарха (Митрополит Кирилл Казанский); третьи - как на екклесиологическую ересь (Архиепископ Димитрий Гдовский).

Едва ли не первым подробным ответом на Декларацию явилось письмо к митр.Сергию, составленное от имени клириков и мирян священником и будущим священномучеником Феодором (Андреевым) в ноябре-декабре 1927г. Ввиду важности этого документа процитируем его целиком:
«Настоящее обращение к Вам исходит от некоторых представителей православного духовенства и мiрян города Ленинграда. Оно вызвано Вашими последними действиями, начиная с послания от 16/29 июля с. г. По своему содержанию наше обращение к Вам, для Вас, вероятно, явление знакомое, и не мы одни встревожены церковными событиями последних дней, но для нас, подателей его, оно должно быть решающим в вопросе о нашем дальнейшем отношении к Вам и к Вашей деятельности, поэтому просим к себе Вашего Архипастырского внимания.

Мы, Ваше Высокопреосвященство, - как, вероятно, и большинство православных людей - не находим, чтобы дела Ваши последние были совершенны пред Богом нашим (Откр. 3:2).

Вспомните, что Вы приняли, когда становились блюстителем русского Патриаршего престола, осиротевшего после ссылки первого своего местоблюстителя? Вы обещали бережно охранять то, хотя и трудное, но единственно правильное положение, в которое Господь поставил Русскую Церковь в отношении к нынешним правителям России. Это положение - трудное, ибо общее имя ему - бесправие, но Церковь Вселенская уже знала его некогда в целом; в отдельных областях своих знала всегда; а Русская, за 10 лет своего существования в соседстве с советской властью, также не видела и не искала возможности иных отношений. Православные люди понимали, что власть, поставившая как одну из своих целей распространение неверия, не может не только покровительствовать Церкви, но даже охранять ее строй в границах своих владений.

И действительно, положение верующих в стране стало трудным, о чем Вашему Высокопреосвященству не нужно напоминать. Памятуя слова Господа и учение апостольское, мы повиновались всем распоряжениям гражданской власти, которые не противоречат нашей православной совести, и молча терпели все притеснения, которым подвергалась наша вера. Но мы не надеялись иметь более тесных правовых отношений к неверующей власти и не искали их.

Так продолжалось в течение 10 лет, так должно было оставаться и в будущем. Православная Церковь Русская, видя свое Солнце Праведное висящим на Древе Крестном, стояла в чине своем, отражая в своем земном странствовании в годину испытаний крестный путь своего Владыки.

Вы, Ваше Высокопреосвященство, захотели как бы помочь Церкви и исходатайствовать для нее у гражданской власти некоторые права. Но какою ценою Вы этого добились? Тою, которая для многих православных людей станет и уже становится “ценою крови” (Мф. 27:6). Правда, Вы действовали не единолично, а как бы от лица Церкви, блюстителем патриаршего престола которой Вы являетесь, но Вы вышли далеко за границы своих полномочий. В самом деле, ведь Ваши полномочия восходят к патриаршим и ими определяются: Патриарх зависит от Поместного Собора, а Собор является выразителем голос всей Русской Церкви. Эти три ступени церковного священноначалия были пред Вашими глазами, когда Вы составляли свое послание. Как же Вы совершили свое восхождение по ним к первоисточнику всех прав?

Вы начали с Патриарха. Здесь, на пути к нему, пред Вами стал его местоблюститель. Он был уже лишен места своего служения и отправлен в ссылку тою самою властью, у которой Вы искали для Церкви новых прав, и молча свидетельствовал пред лицом всей Русской Церкви, что его горести не суть горести этой власти, как утверждает Ваше послание, а есть все та же наша общая, православная скорбь. Вы поняли, что Вам невозможно оправдать Ваш образ действий именем того, кого Вы ближайшим образом замещали; и вот, минуя местоблюстителя, даже не вспомнив о нем в своем послании, Вы через его ссыльную главу как бы протянули руку к самому Патриарху.

На основании нескольких неясных, незасвидетельствованных еще, прижизненных и устных слов почившего о каких-то “годочках трех”, в течение которых покойный Патриарх будто бы предполагал осуществить дело, тождественное с Вашим, если бы ему не помешала смерть, Вы установили эту призрачную связь свою с Патриархом, в то время как его ближайший заместитель, вероятно, лучше Вашего посвященный в намерения почившего Патриарха, предпочел эти три года провести в ссылке, вместо того чтобы в течение их поработать якобы в завещанном ему Патриархом направлении.

Установив таким образом искусственную связь с Патриархом, Вы обратились к следующей ступени - Поместному Собору. Но здесь, не найдя в деяниях Собора ближайшего, последнего, ничего, что бы уполномочивало Вас на те отношения с гражданскими властями, которые установлены в Вашем послании, и даже, напротив, в постановлении от 2/15 августа 1918 года встретив решение, противное Вашему, Вы, конечно, не стали искать подтверждения в Деяниях Соборов более древних и потому предпочли обратиться к Собору еще только грядущему. Он, утверждаете Вы в послании, разрешит вопрос и о высшем церковном управлении и о “раздирающих ризу Христову”, т. е., очевидно, о новейших раскольниках и еретиках, и совершит ряд других деяний, но о котором Вы не сказали, что он подвергнет рассмотрению и самое послание и все, что будет совершено именем последнего еще до собора. Следовательно, то не будет совершенный Поместный Собор, а лишь какое-то новое исполнительное при Вашей особе учреждение. Более того, призванный установить новый вид высшего церковного управления, он, очевидно, отменит и то самое патриаршество, связью с которым Вы только что попытались обосновать свое послание. Ужели Вы не видите, в какой Вы попали заколдованный круг?

Обратимся теперь к третьей, высшей ступени церковного священноначалия - к соборному разуму Церкви. Может быть, Вам удалось, минуя Собор и Патриарха, непосредственно соприкоснуться с православной совестью русских людей, членов Христовой Церкви, и послание явилось выразителем голоса их? Нет, этот голос должен был бы уверить Вас в том, что если Вы ищете подлинного свидетельства христианской совести, то Вы прежде всего должны узнать мнение тех, кто по преимуществу носит имя свидетелей истины, т. е. исповедников, страдальцев за нее. Вы этого не только не сделали, но, напротив, вовсе отвели их, как погрешивших против той самой власти, о лучших отношениях с коей так усердно заботились. Отвели Вы как свидетелей, так и тех, о ком только предполагали, что они не будут с Вами, сочтя их беспочвенными мечтателями и предложили им даже вовсе, навсегда или временно, устраниться от Вас. То, что осталось после такого отбора, Вы признали своею истинною русскою паствою и стали действовать от ее лица. Неудивительно, что она оказалась в полном согласии с Вами.

Итак, послание все предусмотрело, чтобы придать Вам вид законности, и все же оно стоит на песке. Ни Патриарх, ни Собор, ни соборный разум Церкви в действительности вовсе не с ним. Послание не только не является их выразителем, но напротив, лишь предварительно отступя от них и подменив лживыми их подобиями, оно облеклось в свои призрачные права. Скажем прямо, не Церковь Русская изнесла из недр своих это послание, а, обратно, оторванное от исторической Церкви, оно само легло краеугольным камнем в основание новой “церкви лукавнующих”. По своему образу и подобию построило оно и новые логичные ступени своего представительства: явило мiру заместителя, стоящего вне и выше своих доверителей; измыслило собор с заранее готовыми деяниями; собрало в свою пользу лишь те голоса, о которых наперед знало, что они должны звучать в согласии с ним.

И эту “срамоту наготы” (Откр. 3:18), обнаруженную посланием, не в силах прикрыть и совозникший с ним вместе “временный при заместителе” священный синод. Тщетно стремится сообщить он своему председателю подобие Патриарха, ибо согласно соборному постановлению мыслится при таковом; безумны его притязания быть выразителем голоса Церкви. Синод - это как бы мягкий ковер, которым прикрыты поруганные ступени церковного священноначалия. Они теперь так углажены, что образовали один стремительный скат, по которому Русская Церковь должна низринуться в приготовленную для нее Вами и синодским посланием яму.

Но мерзость запустения простирается далее, она становится на месте святом, проникает в самое святилище Христовых таинств. Уже за богослужением имя Патриаршего местоблюстителя возносится словно неохотно, без именования его “Господином нашим”; уже от его заместителя исходят предупреждения о скором совершенном прекращении этого возношения за “отсутствием канонического к тому основания”; уже имя самого заместителя, доныне гласно не поминаемое в храмах, стало рядом с именем местоблюстителя и готово вытеснить его; уже имена законных епископов епархий повсюду заменяются новыми, насильственно навязанными высшей властью вопреки церковным канонам; вводится поминовение самих, отрицающих всякую веру гражданских властей, - дело новое и смущающее многие совести, - совершается множество иных противоканонических действий.

Итак, единство Церкви, имеющее, по словам св. священномученика Игнатия Богоносца, свое внешнее выражение в епископе, для целой Русской Церкви, следовательно, - в Патриархе, уже поколеблено в целом Вашим единением с синодом, превысившим свои права до равенства с Вами, по отдельным епархиям - незаконными смещениями местных епископов и заменою их другими. Святость Церкви, сияющая в мученичестве и исповедничестве, осуждена посланием, ее соборность поругана, ее апостольство, как связь с Господом и как посольство в мiр (Ин. 17:18), разрушено разрывом иерархического преемства (отвод митрополита Петра) и встречным движением в нее самого мiра.

Волны этой небывалой церковной неправды бурно домчались и до нашего города. Смещен без вины и без суда наш митрополит, о чем Вы, Владыко, знаете подробно, хотя и не внемлите ни ему, ни тем, кто просит о нем. Рукоположен, без достаточных оснований и против воли многих православных, новый епископ; принимает участие в Церковном богослужении другой епископ, запрещенный; совершен ряд других церковных беззаконий, о чем Вам сообщат на словах податели сего обращения.

Наше посольство к Вам, Владыко, ближайшим образом вызвано напором этой волны, но, направляясь к Вам, мы знали, что восходим к самому источнику всех последних несчастий, ибо он - в Вашем послании, и потому мы молим Вас не о нуждах нашей лишь епархии, но о всей православной Русской Церкви, членами которой, по милости Божией, являемся, и повторяем то, что нами сказано было в начале: посольство наше к Вам - решительное.

Вы, Владыко, должны отмежевать себя как главу Русской Церкви от собственного своего послания, объявить его выразителем лишь Вашего личного мнения, необязательным для других членов Русской Церкви, согласно постановлению Собора 1917-18 гг. от 2/15 августа 1918 года, предоставившего установление тех или иных отношений к вопросам государственным совести самих верующих, ибо Церковь наша законоположением самой гражданской власти от государства отделена. Кроме того, Вы должны отменить и перерешить все канонически неправильные деяния, совершенные Вами, синодом и по местам - епархиальными советами в зависимости от послания.

В настоящий же час нашей встречи мы ждем от Вас простого свидетельства Вашей совести о том, приемлете ли Вы наше обращение или нет, чтобы мы могли оповестить единомышленных нам отцов и братий, уполномочивших нас явиться к Вам, можно ли нам ждать от Вас возврата нашего святого бесправия или наше отречение, которое направлено против Вашего послания и связанной с ним Вашей деятельности, должно, к великому нашему прискорбию, быть перенесено и на Ваше лицо и, сохраняя иерархическое преемство чрез Митрополита Петра, мы будем вынуждены прекратить каноническое общение с Вами».

По поводу содержания этого выдающегося послания стоит привести здесь некоторые соображения. Во-первых, несмотря на то, что в течение пяти с половиной месяцев с момента издания Декларации Сергий совершил несколько неканонических актов, и некоторые из них священномученик Феодор упоминает (как то: незаконное перемещение Митрополита Иосифа из Ленинграда в Одессу и незаконная хиротония Сергия /Зенкевича/ во Епископа Детскосельского, в то время как эта кафедра еще оставалась занятой Епископом Григорием /Лебедевым/, находившимся в тюрьме), - все же именно Декларация привлекает основное внимание священномученика, именно Декларация, как он полагает, является источником всех последующих зол, и именно отказ Сергия от Декларации он ставит в качестве условия сохранения с ним общения. Сергий от Декларации не отказался; и поэтому священномученик Феодор вместе с некоторыми епископами и духовенством Петроградской епархии прервал с ним общение незадолго до того, как истек год со времени ее издания.
Во-вторых, священномученик видит зло Декларации в перемене отношений между Русской Церковью и большевиками от положения «святого бесправия», в котором она пребывала от начала революции, до поиска прав у безбожных властей. Причина того, почему Церковь избрала своим первоначальным курсом положение «святого бесправия», заключается в том, что «православные люди понимали, что власть, поставившая как одну из своих целей распространение неверия, не может не только покровительствовать Церкви, но даже и охранять ее строй в границах своих владений». Сергий, заменив первоначальный курс политикой соглашательства с властями, пытаясь добиться от них уступок, уничтожил сходство Церкви земной со Христом как отражение «в своем земном странствии в годину испытаний крестного пути своего Владыки»

1 Подробные данные о Федоре Андрееве и выдержки даются из статьи о нем М. Ф. Андреевой, А. Ф. Можанской и В. А. Фатеева в "Православной энциклопедии".

2 Опубликован под названием "Тело будущего".

3 Племянника славянофила Ю. Ф. Самарина.

4 В архиве Павла Флоренского сохранилось около 70 писем Федо­ру Андрееву, и все работы Андреева были опубликованы до 1917 года в журнале "Богословский вестник", его редактором был Павел Флоренский.

5 Ф. А. Голубинский, А. В. Горский и др.

6 В. Й. Шеллинг, Г. В. Ф. Гегель, А. Бергсон.

7 Об этом писали С. С. Глаголев и священник Павел Флоренский. "Богословский вестник", 1914, № 3. С. 153.

8 Весной 1920 года выступил с докладом о св. Софии, в 1922 году дискутировал в Доме ученых по проблеме зла с профессором Н. О. Лосским после его доклада "О природе сатанинской".

9 Распространявшееся позже утверждение В. Ф. Платонова, из­вестного деятеля обновленчества, о "приверженности Андреева соловьевству" и даже о "проповеди католичества" является кле­ветой.

10 Имеется в виду Михаил Александрович Новоселов.

11 Среди духовных чад отца Феодора были философ С. А. Алексеев (Аскольдов), писатель Б. А. Филиппов (Филистинский), пиани­стка М. В. Юдина, церковный деятель И. М. Андреев и др.

12 Результатом занятий стал большой труд Ф. К. Андреева "Литургика", который священник Павел Флоренский называл "не­превзойденным" (он не сохранился). Н. А. Александров, один из учеников отца Феодора Андреева, упоминает шесть лекций по философии библейского канона (архив семьи Андреевых).

13 Сведения о богословских идеях Андреева неполны, так как ос­новные его труды утрачены.

14 Использована статья М. Ф. Андреева, А. Ф. Можанской и В. А. Фатеева из "Православной энциклопедии". Т. II. М., 2001. С.348-350.