"Дон Кихот" Массне: грустная светлая сказка

Jan 13, 2009 00:46

Считается, что к числу лучших творений Массне эта опера не принадлежит, и ставят её время от времени только тогда, когда какой-нибудь известный бас очень хочет спеть главную партию. Первым Дон Кихотом был Фёдор Шаляпин.

Действительно, нельзя сказать, что в музыкальном отношении эта опера - шедевр, но сам Дон Кихот - удивительный образ. Он имеет мало отношения к Сервантесу, опера написана скорее по мотивам поэмы Жака Ле Лоррена "Le chevalier de la longue figure". Дон Кихот Массне - святой, бессребреник с золотым сердцем, вера которого в добро и любовь так сильна, что покоряет даже ораву прожжённых разбойников и трогает сердце разбитной и легкомысленной Дульсинеи. Мало какого слушателя такое оставит равнодушным.

Постановка Парижской оперы 2000 года, которую я смотрела в качестве первого знакомства, очень хорошо подчёркивает идею оперы и образ Дон Кихота. Дульсинея здесь - окружённая поклонниками яркая красавица, куртизанка. Она красива, популярна и весела, ничего не принимает всерьёз и шутки ради просит Дон Кихота вернуть ей похищенное разбойниками ожерелье, нимало не заботясь о том, что её прихоть может стоить ему жизни.

Сам Дон Кихот именно таков, как я описывала выше. Он живёт и действует так, как принято в его мире грёз, где правят великодушие и отвага, милосердие и добро, пусть даже он сам - единственный представитель этого мира. Очерченные огоньками контуры диснеевских замков ещё более подчёркивают сказочность, нереальность происходящего. Ни секунды не колеблясь, рыцарь грёз отправляется исполнять желание своей Прекрасной Дамы и, конечно, попадает в лапы разбойникам, которые глумятся и издеваются над ним. Дон Кихот - очень христианский образ, Санчо в своей арии в 4-м действии открыто сравнивает его с Христом. И в этой сцене сходство ещё ярче: рыцаря, полураздетого и связанного, поднимают на столб, и один из разбойников направляет ему под рёбра его же пику. Но кроткое терпение Дон Кихота, свет его чистой души покоряет даже этих людей. "Смотри, - говорит Дон Кихот перепуганному Санчо, когда разбойники склоняют колени и просят благословить их. - Это избранники моего сердца, судьбой назначенные сыновья мои."

Тем временем в салоне блестящей Дульсинеи, имеющем вид шатра, - смех и веселье. На фоне тканых стен мелькают силуэты танцоров. Внутри - роскошное убранство, яркий свет, шампанское, алый бархат и золото. Гости Дульсинеи веселятся, но саму хозяйку одолевают тягостные думы. Не в глазах ли Дон Кихота она впервые увидела свет, перед которым померк фальшивый блеск бриллиантов и вечерних огней? Она смутно чувствует, что блеск и мишура её жизни не вечны, что дни веселья пройдут - и что тогда останется? Но подобные сомнения тяжки и неприятны ей, и она старается развеять их танцами и песней.

Возвращается Дон Кихот, потрёпанный вид которого разительно контрастирует с убранством шатра. Он принёс ожерелье, как и обещал, и просит руки Дульсинеи со всей своей любовью и искренностью. Но то, перед чем склонились в благоговении грабители и бандиты, в салоне куртизанки вызывает смех. И даже пылкая обличительная речь верного Санчо не заставляет весёлых дам и кавалеров переменить мнение. Только сама Дульсинея тянется к настоящему, не фальшивому свету, который видит в глазах старого чудака. Но ей не хватает сил. Сочтя себя недостойной такой святости, да и просто испугавшись, Дульсинея, смягчив, насколько могла, свой отказ, возвращается к привычной жизни. Но воспоминания и сожаления не оставят её до конца её дней, и её голос, оплакивающий былые дни блаженства, проводит Дон Кихота в последний путь.

А Дон Кихот, покинутый всеми, кроме Санчо, - что ему остаётся? Старый рыцарь чувствует приближение смерти и, вспомнив, что когда-то он обещал дать Санчо во владение остров, говорит: "Возьми тот остров, что был всегда со мной. Тебе его дарю. Смотри, как плещутся синие волны о песок... Правда, он красив? Это Остров Грёз..." Санчо, не в силах сдержаться, плачет. В тёмном небе загорается яркая звезда, та самая, что вела Дон Кихота всю жизнь, сквозь все его невзгоды и несчастья. А издалека доносится скорбящий голос Дульсинеи, оплакивающей свою судьбу. Глядя на сияющую в вышине звезду и слыша звук любимого голоса, Дон Кихот умирает. Упавшие наземь стены бывшего шатра Дульсинеи служат ему покровом, словно мир, легкомысленный и равнодушный, всё же склонился перед величием его души и тоже скорбит о нём.

Со времён "Капулетти и Монтекки" я не плакала над оперой. Но здесь такому сентиментальному существу, как я, удержаться от слёз невозможно. Безмерно печальное виолончельное соло перед пятым, последним действием исторгнет слёзы из глаз не хуже репчатого лука. А уж на последних словах Дон Кихота я рыдала навзрыд. Рэми большой молодец. Сыграть Дон Кихота, этого князя Мышкина от оперы, - задача непростая. Если не чувствуешь его образ сердцем, ничего не получится, и вся опера оставит слушателя равнодушным, потому что в ней всё держится исключительно на образе главного героя. Но здесь - it works. Оно работает и пробирает до слёз.

Санчо тоже очень славный. И Дульсинея. Кстати, вокальный состав в этой опере довольно любопытный: Дон Кихот - бас, Санчо - баритон, Дульсинея - меццо или даже контральто. Плюс 4 поклонника Дульсинеи, из которых двое - тенор и баритон, а двое - сопраны в штанах. :)

И ещё эта опера удивительно похожа на расширенную версию песни The Impossible Dream из мюзикла "Человек из Ла Манчи"... Которую, кстати, Рэми тоже пел как никто.









обзоры, regal ramey, opera ramblings, записки оперного мозгоеда

Previous post Next post
Up