Николай Минаев. Прохлада. Часть 2.
Вторая часть прекрасного Минаева.
* * *
Ах, не поэту ли под стать,
Бездельем легким не скучая,
В аллеях время коротать
От после-полудня до чая.
Кустарник высохший хрустит,
И в постоянстве непреклонном
Листы сквозь строй кариатид
Летят к дорическим колоннам.
А там, где бюст Карамзина
Глядит величественно-хмуро
И клонит гроздья бузина
Ко рту безрукого амура, -
Там на березе у скамьи -
Мной вырезанные когда-то
Инициалы Е.М.И.
И знаменательная дата.
1923
(24-25)
* * *
Напоследок хмельней опьяненные губы прильнут,
Обовьются настойчивей отяжелевшие руки;
Золотая моя, только несколько легких минут
Мы успеем укрыть от упорного взгляда разлуки.
Неожиданный блик задрожал у тебя над виском,
У ресниц твоих тень из расплывчатой сделалась резкой,
И предутренний ветер, пропахнувший влажным песком
И цветущею липой, шалит кружевной занавеской.
Я с удвоенной нежностью платье тебе застегну,
Освежу утомленную шею жемчужною ниткой,
Ты уйдешь без улыбки, но, лишь подойду я к окну,
Улыбнешься из сада и скрипнешь громоздкой калиткой.
Прозвенит тишина, робкий луч проскользнет на кровать,
Я закрою глаза с раздражающей слабостью в теле,
И, пока не усну, смутно будут меня волновать
Тонкий запах духов и тепло неостывшей постели.
1922
(26-27)
* * *
За шумом дней - сухая тишина,
За бредом сердца - тела отдых львиный…
Ошеломленным грузною лавиной
Иная боль уже предрешена.
Мне говорят: - благоуханен хмель,
Я говорю: - он жжет, не освежая;
Волна неистовая и чужая
С разбега слижет розовую мель.
Глотают пену ржавые бока,
Порывистый рвет реи ветер, рея,
И луч беды час от часу острее
Пронзает тех, чья жажда глубока.
По капле в кровь сочится мутный яд,
И взгляд змеи приковывает разом;
Но наяву тем снам не верит разум,
Которые пророчества таят…
1921
(28-29)
* * *
Ревнивое сердце досаду таит;
Недаром сегодня так пальцы хрустели,
И я драгоценным дождем персеид
В тревожную полночь был поднят с постели.
Томил раздражающий запах платка,
И веяло в шумном дыхании сада: -
Земная любовь несказанно сладка,
Но слишком тягуча земная досада…
Настойчивый ветер, сомненья рассей,
Размеренней, душные мысли, звените;
К нам хрупкие звезды бросает Персей,
И воздух секут золотистые нити.
О, если б твой образ мгновенно потух,
И я на земле обреченный бескрылью
Мог вдоволь насытить пылающий дух,
Блуждая в пространстве космической пылью…
1922
(30-31)
* * *
Мы забываем нежные слова
В тот миг, когда любовь уже готова
Сплести их в пенистые кружева
Признания и бреда золотого.
Но, расставаясь в следующий час,
Нам чувствовать дано, что неизбежно
Воспоминанья будут мучить нас
О неуменьи высказаться нежно.
1921
(32)
* * *
Заря потухает, лиловые блекнут шелка,
Сиреневой накипью пенятся бледные горы;
Как мог я подумать, что милая эта рука
Когда-нибудь будет искать у другого опоры.
Сухая дорога влечет неизвестно куда,
Навстречу плывет и целует ресницы прохлада,
Серебряной нитью разрезала сумрак звезда,
Поймав одновременно оба рассеянных взгляда.
Остывшее облако - смешанный с известью мел,
Тускнеющий отблеск скользит по лицу дорогому;
Как мог я подумать в такую минуту, как смел,
Что так же когда-нибудь ты улыбнешься другому…
1922
(33)
* * *
Я руки за голову заложил,
Я вытянул измученное тело,
И кровь по руслам воспаленных жил
Полууспокоительно хрустела.
Пусть страсть в изнеможенье истекла
И пресыщенье - нежности преграда,
Но память из граненого стекла
Просвечиваться радугою рада.
Я, прекословя сердцу, снизошел
К сухим губам прохладой ороситься,
И в темноте мне выдан был за шелк
Простой лоскут заношенного ситца.
И вот душа чего-то лишена,
И суживаются зрачки, и строже
Звенит в ушах и в мыслях тишина
Меж приторными приступами дрожи.
1924
(34-35)
* * *
В парке было сумрачно и тихо,
Лишь перед размытою плотиной
Осторожно старая утиха
Крякала, похрустывая тиной.
Да душа звучала голосами,
Музыкой бесформенной сырея,
Чтоб слова раскладывались сами
В ритмы пятистопного хорея.
Листья вырисовывались тонко,
Шевелясь на фоне золотистом,
И прошла знакомая эстонка,
Шелестя разглаженным батистом.
Фавн смотрел глазами павиана
На сухие бедра Аполлона,
А высокомерная Диана
Улыбалася неблагосклонно.
И не скатываясь, под закатом,
Тронувшим изваянное тело,
На плече классически-покатом
Дождевая капля золотела.
1924
(36-37)
* * *
О, ранней осени пора!..
О, эти поздние прогулки!..
В скиту удары топора
Вдвойне отчетливы и гулки.
Склонился на бок дряхлый вяз
У монастырского забора,
И шлейф лохматых туч увяз
В вершинах пасмурного бора.
Как и вчера, нам повезло,
Как и вчера, мы - только двое,
И льет настойчиво и зло
Тяжело-острый запах хвоя.
Как и вчера, твой дрогнет рот,
И вспыхнут грани в изумруде,
Когда нас примет поворот
И я коснусь прохладной груди.
1921
(38-39)
* * *
Задумался ветер, лиловое облако вспенив,
Тяжелую зелень и тучную рожь взбудоражив;
Твой профиль - я знаю - казался бы нежно-сиренев
На фоне заката, который не в меру оранжев.
О, если бы сердце от смутных предчувствий очистив,
Такую любовь и томленье такое отбросив,
Зеленым листком колыхаться меж кленовых листьев,
Иль колосом желтым качаться средь спелых колосьев.
И снова в душе полноту бытия обнаружив,
Подземною влагой горячую кровь успокоив,
Не знать о плечах затуманенных воздухом кружев,
О трауре глаз и о косах душистей левкоев.
Коричневы тени и сини края силуэтов,
И я повторяю, себя до конца опечалив: -
Теперь бы твой профиль казался почти фиолетов
На этом закате, что так изумительно-палев…
1924
(40-41)