Затерянный голод 37-го...
Оригинал взят у politforums в Затерянный голод тридцать седьмого
. К сожалению, тема голода долгое время находилась под запретом. В работах историков-аграрников доминировала сталинская оценка влияния коллективизации на уровень жизни крестьянства. Согласно этой оценке, высказанной Сталиным на январском (1933 года) объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) и февральско-мартовском того же года Первом Всесоюзном съезде колхозников-ударников, в 1933-м крестьяне «навсегда забыли о нищете, голоде и разорении» и «уверенно шли к зажиточной жизни».
Проблема голода в советской деревне стала достаточно активно разрабатываться исследователями в последнее десятилетие и имеет богатую историографию. В исторической науке достаточно прочно закрепилось знание о самых крупных советских голодовках 1921-1922, 1932-1933, 1946-1947 годов. Обнаруженные нами документы позволяют говорить и о голоде 1937-1939 годов на территории Мор-довии и за её пределами. Этот голод был вызван в основном природно-климатическими условиями, поскольку на 1936, 1938 и 1939 годы пришлись неурожаи, но в немалой степени его усугубила и политика власти.Засекреченная статистика тех лет даёт следующие сведения об урожайности зерновых (в центнерах с гектара) : в 1935 году - 8,6, 1936-м - 4,7, 1937-м - 10,5, 1938-м - 6,2, 1939-м - 4,3. В другом документе урожайность на 1939 год приводится в 4,1 центнера, а в третьем сообщалось : «В связи с неблагоприятными климатическими условиями 1938-1939 годов и получением весьма низкого урожая подряд два года (получили в среднем зернобобовых культур с гектара в 1938 - 4,9 ц, в 1939 - З ц.)...»
Голод начался уже в зиму 1936-1937 годов. Первые сообщения о нём сделал репрессированный в 1937-м нарком внутренних дел Мордовии В. М. Ванд. 13 января 1937 года он писал : «В сёлах Варжелей, Дракино, Кажлодка Торбеевского района идут разговоры о погроме складов с хлебом. В селе Мордовские Юнки все колхозники и единоличники питаются суррогатами. Колхозники Челмакин Семён и Аремкин Федот ходят в совхоз «Красноармеец», подбирают дохлых свиней и едят со своей семьёй. По селу Мордовские Юнки свирепствует тиф и скарлатина. Мер по борьбе с ними не предпринимается». Несмотря на тяжёлое положение сельских жителей некоторые уполномоченные, опьянённые властью, находили удовольствие в демонстрации своей непреклонности и открыто издевались над людьми, доводя до абсурда методы выполнения спущенных руководством директив. Например, в голодающем селе Мордовские Юнки в феврале 1937-го член ВКП(б) Силкин, бывший работник республиканской прокуратуры, заявил : «Если вы, колхозники, не будете платить налог, я всех неплательщиков выведу на улицу, положу вверх спинами и стану ездить на вас железными боронами, а налоги всё-таки возьмём».
Подобные «приёмчики» даже у апатичных от голода крестьян вызвали большое возмущение. 15 января 1937 года пришла докладная записка из Ковылкинского района : «В связи с необеспеченностью колхозников по трудодням хлебом имеются факты опухания с голоду некоторых членов семей колхозников, аналогичное имеется и среди единоличников. В селе Токмово семья Арыченкова Михаила Васильевича в количестве трёх человек опухли с голоду... В течение двух месяцев дети не видели хлеба, питаются картошкой, картофельной шелухой, ни к кому не ходят. Факты имеются в сёлах Старое Дракино, Алькино. О вышеуказанном информирован райком».
Лейтенант госбезопасности Фёдоров докладывал из Краснослободского района председателю совнаркома Мордовии А. Я. Козикову : «Ввиду недостатка муки для выпечки хлеба... в торговле имеется беспорядок, что вызывает большое недовольство населения... Колхозники и единоличники приходят в Краснослободск за 10-20 километров и не могут купить хлеба. В очередях высказываются антисоветские настроения : «Вот вам новая Конституция, а хлеба нет». В ряде школ имеются призывы не работать. В селе Новое Сидорово учитель заявил инструктору РОНО : «Накорми меня сначала хлебом, тогда я буду работать».
Подобные сообщения поступали отовсюду : «На почве недоедания в селе Старые Турдаки Кочкуровского района имеются опухоли и отёки».
Голод не знал пощады и при наличии 81,7 процента коллективизированных хозяйств по Мордовии к октябрю 1936 года. Он затронул как единоличников, так и колхозников. В докладной записке на имя председателя совнаркома республики читаем : «Пяткин Андрей Фёдорович, колхозник, в семье пять человек, за 1936 год выработал 100 трудодней, хлеба нет, от недоедания вся семья опухла. Ашалагин Демьян - семья б человек, выработал 250 трудодней, в пищу употреб-ляет падаль - от павших лошадей отрезал головы и использовал для питания».
Однако если колхозники могли хотя бы надеяться на помощь, то положение единоличников было страшнее : «Второго марта 1937 года в селе Шокша Теньгушевского района, от недоедания умерла единоличница Малашкина Аксинья Романовна. В том же селе ещё два случая опухания от голода. Секретарь райкома ВКП(б) отказался помогать единоличникам. В том же районе, в селе Веденяпино, массовое сыпнотифозное заболевание - 18 человек отправили в больницу».
О причинах голода никто не задумывался, вина перекладывалась на «стрелочников» : «Положение в Теньгушевском районе значительно лучше других, поражено всего 2-3 села и эти факты можно отнести только за счёт исключительно плохой работы райорганизаций».
Население бросилось в столицу республики в поисках хлеба и помощи. Но уже к февралю 1937-го хлебные затруднения захлестнули и города : «Хлебопредприятия г. Саранска вырабатывают до 50 тонн хлеба в сутки, однако, несмотря на это, торговля хлебом за последнее время обострилась. Наблюдаются огромные очереди у хлебных магазинов, давка во время продажи и использование этого в контрреволюционных целях враждебными элементами. Проверкой установлено, что, несмотря на напряжённую обстановку в торговле, созданную наплывом населения из районов МАССР (Ромодановский, Старошайговский, Ичалковский, Чамзинский, отчасти Горьковский край), имеются все возможности для организации нормальной торговли хлебом и ликвидации очередей, однако эти возможности не используются торговыми организациями и в первую очередь Мордовторгом... Хлеб не полностью выбирается торговыми организациями и сутками лежит на хлебозаводах... Привлекаются к уголовной ответственности за искусственное создание очередей работники Мордовторга Смольков и Муртазов».
В данном случае принцип «нет человека - нет проблемы», естественно, не срабатывал. Тем не менее новый нарком внутренних дел С. М. Вейзагер во всех бедах винил районное руководство. В справке, составленной в начале апреля 1937-го, он писал : «Государство оказало огромную помощь. По данным республиканской конторы Заготзерно, на 5.4.1937 г. колхозам отпущено 17 451 центнер продовольственной ссуды и 45 584 центнера семенной ссуды. Но в результате нежелания перестроиться и неумения организовать работу продовольственное положение в ряде районов продолжает оставаться тяжёлым».
Поскольку Мордовия входила в состав Средне-Волжского края, республиканское руководство обратилось за помощью в вышестоящую инстанцию. В первую очередь обеспокоенность власти вызывал предстоящий весенний сев, а не стра-дания населения. Ответ из Самары гласил : «Крайком и крайисполком сообщают, что отпустить дополнительные семенные ссуды не может из-за отсутствия у нас фондов на эти цели. Одновременно считаем нецелесообразным снижать установленные посевные площади. МАССР семенами полностью обеспечена». Отказав в помощи, краевое руководство, тем не менее, потребовало разобраться с фактами голода.
Из Мордовии отправили докладную записку, где постарались максимально снизить размах «голодомора». Но даже подобным образом составленная справка вскрывает широкий размах народной трагедии. В документе указывалось : «Произведённой проверкой установлено, что в ряде колхозов (8 районов МАССР) соз-дались серьёзные продовольственные затруднения. На этой почве ещё осенью значительная часть колхозников распродала личный скот, создав некоторые запасы хлеба. За последние месяцы эти запасы израсходованы, и часть колхозников питаются исключительно суррогатами, употребляют в пищу павший скот, а в отдельных случаях целые семьи по несколько дней не имеют и суррогатов.
По неполным данным, в обследованных районах 135 семей с количеством членов от 3 до 11 человек питаются исключительно суррогатами и падалью. Длительное недоедание привело к сильному истощению, вызывающему опухоли. Всего по неточным данным (в сторону уменьшения) в этих семьях опухло 29 человек. Во всех проверенных районах продовольственную ссуду колхозам начали выдавать в декабре 1936 года и в январе текущего года. Безответственное отношение к распределению... Во многих сёлах колхозники и учителя вынуждены ходить за хлебом за 12-20 км. В результате в Инсарском районе замёрзла колхозница Кривошеева, ходившая за хлебом в с. Коломасово и в с. Рузаевку.
В г. Саранске у хлебных магазинов устанавливаются очереди по 500-700 человек. В очередях преобладают колхозники Большеберезниковского, Дубенского, Краснослободского, Чамзинского районов. В нескольких школах Зубовополянского района срываются занятия в школах, так как учителя уходят за хлебом в другие селения. Одновременно увеличивается число пропусков занятий учащимися. Имеются факты, когда дети прекращают занятия и занимаются нищенст-вом (Ельниковский, Кочкуровский, Зубовополянский и другие районы).
В некоторых сёлах появилась эпидемия сыпного тифа. В селе Старые Турдаки Кочкуровского района в специально открытый эпидемический барак на 6 фев-раля 1937 года поступило 11 больных тифом. В колхозе «Труженик», расположенном в селе Старые Турдаки, ни одна семья колхозников не имеет хлеба. Все семьи колхозников, в том числе и председатель колхоза, питаются суррогатами. Весь скот находится под угрозой гибели. Такое же тяжёлое положение в колхозе имени Крупской Кочкуровского района.
Среди населения развиты панические настроения и как следствие усилилось неорганизованное отходничество трудоспособных колхозников и единоличников. Массовый характер приобретают выезды вместе с семьями. Например, по Инсарскому району за три последних месяца выехало на заработки 2 900 человек, причём только из двух селений - Русское Коломасово и Гольтяпино. Необходимо отметить, что в этих селениях продовольственные затруднения носят весьма острый характер. В результате массовых выездов колхозы этих селений могут не справиться с весенним севом. По всем сёлам, поражённым продовольственными затруднениями, происходит массовый убой скота, в ряде случаев на продовольствие обращаются семенные фонды. Обо всех фактах бездеятельности местных органов поставлен вопрос в обкоме МАССР».
Если власти пытались уменьшить масштабы голода, то крестьяне более ёмко характеризовали его проявления. Сводки перлюстрации писем к красноармейцам пестрят леденящими душу примерами. Из села Жегалово Темниковского района писали : «У нас провал, нет корма лошадям, половина подохли, а которые пока живы, но работать не смогут, ни одна лошадь у нас пахать не будет». Из села Атюрьево (районный центр) : «Тут жизнь доходит до трубы, нет ни хлеба, ни картошки, и негде купить. Из нашего села разъехались почти все, дома продали даром, около 200 семей уехали кто куда».
Из деревни Давыдово Кочкуровского района : «Сообщаю о своей жизни, живём мы очень плохо, незавидно. Приходится сидеть без куска хлеба на лебеде. Хотим вербоваться во Владивосток».
Из села Ромоданово (районный центр) : «Погода стоит хорошая, пахать ещё не выехали, народу в колхозе осталось мало, многие с семьями уехали. Красно-орцы все уехали с семьями на Чёрное море». Из деревни Саловка Лямбирь-ского района : «В колхозе корма почти никакого нет, лошади почти все висят на верёвках, и не знаю, что будут делать в посевную. Вся Саловка в настоящее время голодует».
Из села Ельники (районный центр) : «Ещё пишу про судьбу народа. Народ у нас здесь сидит почти весь голодный и холодный, нет ни хлеба, ни дров, ни капусты, ни картошки. Одним словом, ничего нет. Недели по две сидим не евши, неко-торые уже распухли. Вот судьба нашего народа. Так что многие вербуются на Дальний Восток, некому будет работать в этом году».
Из села Плужное Ковылкинского района : «Жизнь плохая, голодовка форменная». Из села Большое Маресево Чамзинского района жена писала мужу : «Сажать картошку нам будет плохо потому, что половина лошадей подохли, а половина висят на верёвках, так что придётся копать лопатами землю... Отец хочет куда-нибудь уехать, но колхоз не пускает и паспорт отобрали, так что жить стало очень трудно».
Подобные известия из дома беспокоили красноармейцев, они жаловались в различные органы и в прокуратуру. Главная военная прокуратура направляла запросы в Мордовию с требованиями поддержать семьи военнослужащих.
Весной 1937 года ослабленным людям пришлось выйти на поля. Не имея тягловой силы, многие сами впрягались в сельхозинвентарь или запрягали членов своей семьи : «В селе Веденцы Атяшевского района единоличник Морозов С. И. производил пахоту сохой на своей жене и двух дочерях. Вспахал три сотки уса-дьбы. Затем на них же бороновал... В селе Кочкурово Дубенского района единоличник Трубочистов С. А. пахал на детях школьниках в возрасте от 11 до 15 лет. За что купил им килограмм конфет. В том же населённом пункте колхоз-ница Кудашкина X. О. пахала на детях школьниках, также заплатив им конфе-тами. В селе Кабаеве и других единоличники пахали на себе».
Даже в такой ситуации народ не терял юмора. В одном из сёл группа, пахавшая на себе, прикрепила на соху транспарант с надписью : «Лошадей у нас отняли, рук и ног не заберут». В этом они ошибались - 27 мая 1940 года прокурор республики «наставлял» : «За последнее время в некоторых районах МАССР имеют место случаи пахоты на людях. Особо в Ельниковском и Старосиндровском районах. Нет ли в этом контрреволюционного умысла ?.. Если наличие контрреволюционного умысла установлено, виновных привлекать к ответственности на основании ст. 58 УК».
Контрреволюционный умысел усмотрели и в комментарии учителя Чеберчинской школы Дубенского района И. И. Знаменского, который в 1937-м следующим образом разрешил спор в учительской по вопросу : является ли лебеда культурным растением ? Знаменский констатировал : «До колхозного строя лебеда являлась дикорастущим растением, а теперь, то есть после коллективизации, лебеда является культурным растением и употребляется вместо хлеба».
Народный юмор был с привкусом горечи, а жизнь переполнена трагедиями. Го-лод приводил к крайне неординарным поступкам : «В селе Атяшево Темниковского района Раздолькин Иван Дмитриевич на почве продовольственных затруднений перерезал себе горло». Летальные случаи продолжались и летом 1937-го. 27 июня в селе Салазгарь Торбеевского района у единоличника Юфкина от недоедания умерли два сына в возрасте 2 и 9 лет.
Свидетельства крестьян о состоянии тягловой силы заставляют задуматься над вопросом : с каких площадей в 1937 году получили относительно неплохой уро-жай в 10,5 центнера ? Сведения о состоянии посевных площадей показывают их ежегодное сокращение. В 1928 году валовая продукция зерновых культур соста-вила (в центнерах) 5 971 600, в 1938-м - 5 526 700, в 1940-м - 8 235 500. В принципе зерна в 1938 году получили лишь на 7,5 процента меньше, чем в доколхозном 1928-м. Тем не менее кардинального улучшения продовольственной ситуации в Мордовии не произошло : в 1938 и 1939 годах голод продолжился.
Недостаток продовольствия сказался на демографической и эпидемической ситуации в республике. Численность населения Мордовии сократилась с 1 194 200 человек в 1937-м до 1188 000 в 1940-м. Голод ослабляет иммунную систему организма, и человек становится более подверженным разнообразным инфекционным заболеваниям. Как показывает исторический опыт, наиболее подвержены риску пожилые люди и дети. 27 декабря 1939 года совнарком Мордовии в постановлении под грифом «совершенно секретно» констатировал : «Последние данные ЗАГСа говорят о очень высокой смертности детей от инфекционных заболеваний (корь, скарлатина, оспа, коклюш и т. д.), местами превышающей [до] 100 процентов прирост населения. Особенно плохо в следующих районах: Ардатовский район Сулодейский сельсовет, в ноябре родилось - 2, умерло - 6. В Курташинском сельсовете Атюрьевского района родилось - 7, умерло - 13. В Чеберчинском сельсовете Дубенского района родилось - 5, умерло - 9. В Вя-рякушском сельсовете Мельцанского района родилось - 3, умерло - 15 и т. д. Считаем такое положение нетерпимым, Совнарком обязывает предриков (председателей райисполкомов. - А. С.) принять решительные меры к ликвидации инфекционных заболеваний».
Ресурсов для помощи в районах не имелось, и высокая детская смертность сохранялась. В докладной записке от 19 мая 1940 года сообщалось : «В Саранском районе детская смертность составила 38,2%». Даже почти 40-процентная детская смертность не вызвала экстраординарных действий власти. В республике властвовал тиф, и его не удалось победить вплоть до начала Великой Отечественной войны : «В январе 1940 г. сыпной тиф имелся в 17 районах». После 22 июня 1941-го эпидемическая ситуация ухудшилась из-за условий военного времени.
Голод и болезни даже тюремные условия делали более привлекательными, чем жизнь на свободе. Жительница села Чукалы Игнатовского района М. С. Ерзю-кова, вернувшаяся в апреле 1939-го из мест заключения, говорила : «Нужно обратно какое-нибудь преступление совершить и опять посадят в тюрьму, пото-му что там хлебом кормят, а то в деревне с голоду погибнешь». Население ста-ралось использовать все легальные средства для переезда в более благоприятные районы, благо в тот период проводилась организованная вербовка населения для освоения малообжитых территорий СССР. Нарком внутренних дел Мордовии Н. В. Красовский писал на имя секретаря обкома ВКП(б) : «Поступает много заявлений колхозников с просьбой о переселении. Прошу выявить количество хозяйств, и из каких районов переселять в 1938-1939 годах».
Власти задумались о необходимости помощи населению продовольствием достаточно поздно. Только 24 июня 1939 года мордовский совнарком и обком приняли совместное постановление «О продовольственной ссуде для колхозов МАССР». Поскольку 1939-й оказался ещё более тяжёлым, мордовские власти уже 3 декабря 1939 года забили тревогу, приняв постановление «О положении с семенами для весеннего сева 1940 года и зернофуражом». Симптоматично, что в первую очередь власть беспокоилась о технических вопросах, а не о людях. На производственные нужды центральная власть откликнулась : Совнарком СССР 7 мая 1940 года отпустил колхозам МАССР «семенную ссуду для весеннего сева 1940 года в размере 4 тысяч тонн яровой пшеницы и 800 тонн проса».
Имеются косвенные сведения, что голод, или продовольственные трудности - по терминологии тех лет, охватывал не только Мордовию. Население в поисках выхода высаживало «голодные десанты» в крупные близлежащие города, актив-но развивалось «мешочничество», спекуляция и т. д. 29 февраля 1940 года СНК РСФСР принял постановление «О борьбе с очередями в г. Горьком», где указывалось : «Обязать председателей облисполкомов Кировской, Рязанской, Ивановской; Совнаркомы Мордовской, Чувашской, Марийской АССР категорически запретить председателям и секретарям сельсоветов и колхозов выдачу на-селению всякого рода справок и документов для поездки в г. Горький с целью закупки продовольственных товаров. Привлекать нарушителей к строжайшей ответственности... Принять меры в выявлении лиц, занимающихся скупкой и спекуляцией продовольственных товаров и привлекать их к административной и уголовной ответственности...».
В апреле 1940-го Берия докладывал Сталину и Молотову : «По сообщениям ряда УНКВД республик и областей, за последнее время имеют место случаи заболевания отдельных колхозников и их семей по причине недоедания». В числе нуждающихся в помощи перечислялись Киевская, Рязанская, Воронежская, Орловская, Пензенская, Куйбышевская области, Татарская АССР. «Проведённой НКВД проверкой факты опухания на почве недоедания подтвердились». Колхозники указанных регионов ели мясо из скотомогильников, подсолнечный жмых и другие суррогаты, бросали работу и уезжали в другие районы.
Приведённые материалы подкрепляют мнение [ряда историков], которые, проанализировав предвоенное положение советской деревни, заключили, что «факты свидетельствовали о начале глубокого кризиса колхозного строя в СССР, и если бы не война, то не исключено, что его радикальное реформирование стало бы неизбежным, так же как и существующего политического строя. Вторая мировая война остановила этот процесс, «законсервировала» колхозы и сталинский режим, создала миф о так называемых «преимуществах колхозного строя», обеспечивших советскому народу Великую Победу».
Ретроспективный взгляд на экономическое положение деревни в 1930-1940 годы прошлого века приводит к неутешительным выводам. Фактически можно говорить не об одном-двух годах голода, а о более чем десятилетнем периоде хронического недо-едания («латентный голод») с 1936 по 1947 год.
А. Солдаткин, г. Саранск
Оригинал темы находится по адресу: http://www.politforums.ru/historypages/1318160616.html
Автор: Alex_32, Раздел: http://www.politforums.ru/historypages/
. К сожалению, тема голода долгое время находилась под запретом. В работах историков-аграрников доминировала сталинская оценка влияния коллективизации на уровень жизни крестьянства. Согласно этой оценке, высказанной Сталиным на январском (1933 года) объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) и февральско-мартовском того же года Первом Всесоюзном съезде колхозников-ударников, в 1933-м крестьяне «навсегда забыли о нищете, голоде и разорении» и «уверенно шли к зажиточной жизни».
Проблема голода в советской деревне стала достаточно активно разрабатываться исследователями в последнее десятилетие и имеет богатую историографию. В исторической науке достаточно прочно закрепилось знание о самых крупных советских голодовках 1921-1922, 1932-1933, 1946-1947 годов. Обнаруженные нами документы позволяют говорить и о голоде 1937-1939 годов на территории Мор-довии и за её пределами. Этот голод был вызван в основном природно-климатическими условиями, поскольку на 1936, 1938 и 1939 годы пришлись неурожаи, но в немалой степени его усугубила и политика власти.Засекреченная статистика тех лет даёт следующие сведения об урожайности зерновых (в центнерах с гектара) : в 1935 году - 8,6, 1936-м - 4,7, 1937-м - 10,5, 1938-м - 6,2, 1939-м - 4,3. В другом документе урожайность на 1939 год приводится в 4,1 центнера, а в третьем сообщалось : «В связи с неблагоприятными климатическими условиями 1938-1939 годов и получением весьма низкого урожая подряд два года (получили в среднем зернобобовых культур с гектара в 1938 - 4,9 ц, в 1939 - З ц.)...»
Голод начался уже в зиму 1936-1937 годов. Первые сообщения о нём сделал репрессированный в 1937-м нарком внутренних дел Мордовии В. М. Ванд. 13 января 1937 года он писал : «В сёлах Варжелей, Дракино, Кажлодка Торбеевского района идут разговоры о погроме складов с хлебом. В селе Мордовские Юнки все колхозники и единоличники питаются суррогатами. Колхозники Челмакин Семён и Аремкин Федот ходят в совхоз «Красноармеец», подбирают дохлых свиней и едят со своей семьёй. По селу Мордовские Юнки свирепствует тиф и скарлатина. Мер по борьбе с ними не предпринимается». Несмотря на тяжёлое положение сельских жителей некоторые уполномоченные, опьянённые властью, находили удовольствие в демонстрации своей непреклонности и открыто издевались над людьми, доводя до абсурда методы выполнения спущенных руководством директив. Например, в голодающем селе Мордовские Юнки в феврале 1937-го член ВКП(б) Силкин, бывший работник республиканской прокуратуры, заявил : «Если вы, колхозники, не будете платить налог, я всех неплательщиков выведу на улицу, положу вверх спинами и стану ездить на вас железными боронами, а налоги всё-таки возьмём».
Подобные «приёмчики» даже у апатичных от голода крестьян вызвали большое возмущение. 15 января 1937 года пришла докладная записка из Ковылкинского района : «В связи с необеспеченностью колхозников по трудодням хлебом имеются факты опухания с голоду некоторых членов семей колхозников, аналогичное имеется и среди единоличников. В селе Токмово семья Арыченкова Михаила Васильевича в количестве трёх человек опухли с голоду... В течение двух месяцев дети не видели хлеба, питаются картошкой, картофельной шелухой, ни к кому не ходят. Факты имеются в сёлах Старое Дракино, Алькино. О вышеуказанном информирован райком».
Лейтенант госбезопасности Фёдоров докладывал из Краснослободского района председателю совнаркома Мордовии А. Я. Козикову : «Ввиду недостатка муки для выпечки хлеба... в торговле имеется беспорядок, что вызывает большое недовольство населения... Колхозники и единоличники приходят в Краснослободск за 10-20 километров и не могут купить хлеба. В очередях высказываются антисоветские настроения : «Вот вам новая Конституция, а хлеба нет». В ряде школ имеются призывы не работать. В селе Новое Сидорово учитель заявил инструктору РОНО : «Накорми меня сначала хлебом, тогда я буду работать».
Подобные сообщения поступали отовсюду : «На почве недоедания в селе Старые Турдаки Кочкуровского района имеются опухоли и отёки».
Голод не знал пощады и при наличии 81,7 процента коллективизированных хозяйств по Мордовии к октябрю 1936 года. Он затронул как единоличников, так и колхозников. В докладной записке на имя председателя совнаркома республики читаем : «Пяткин Андрей Фёдорович, колхозник, в семье пять человек, за 1936 год выработал 100 трудодней, хлеба нет, от недоедания вся семья опухла. Ашалагин Демьян - семья б человек, выработал 250 трудодней, в пищу употреб-ляет падаль - от павших лошадей отрезал головы и использовал для питания».
Однако если колхозники могли хотя бы надеяться на помощь, то положение единоличников было страшнее : «Второго марта 1937 года в селе Шокша Теньгушевского района, от недоедания умерла единоличница Малашкина Аксинья Романовна. В том же селе ещё два случая опухания от голода. Секретарь райкома ВКП(б) отказался помогать единоличникам. В том же районе, в селе Веденяпино, массовое сыпнотифозное заболевание - 18 человек отправили в больницу».
О причинах голода никто не задумывался, вина перекладывалась на «стрелочников» : «Положение в Теньгушевском районе значительно лучше других, поражено всего 2-3 села и эти факты можно отнести только за счёт исключительно плохой работы райорганизаций».
Население бросилось в столицу республики в поисках хлеба и помощи. Но уже к февралю 1937-го хлебные затруднения захлестнули и города : «Хлебопредприятия г. Саранска вырабатывают до 50 тонн хлеба в сутки, однако, несмотря на это, торговля хлебом за последнее время обострилась. Наблюдаются огромные очереди у хлебных магазинов, давка во время продажи и использование этого в контрреволюционных целях враждебными элементами. Проверкой установлено, что, несмотря на напряжённую обстановку в торговле, созданную наплывом населения из районов МАССР (Ромодановский, Старошайговский, Ичалковский, Чамзинский, отчасти Горьковский край), имеются все возможности для организации нормальной торговли хлебом и ликвидации очередей, однако эти возможности не используются торговыми организациями и в первую очередь Мордовторгом... Хлеб не полностью выбирается торговыми организациями и сутками лежит на хлебозаводах... Привлекаются к уголовной ответственности за искусственное создание очередей работники Мордовторга Смольков и Муртазов».
В данном случае принцип «нет человека - нет проблемы», естественно, не срабатывал. Тем не менее новый нарком внутренних дел С. М. Вейзагер во всех бедах винил районное руководство. В справке, составленной в начале апреля 1937-го, он писал : «Государство оказало огромную помощь. По данным республиканской конторы Заготзерно, на 5.4.1937 г. колхозам отпущено 17 451 центнер продовольственной ссуды и 45 584 центнера семенной ссуды. Но в результате нежелания перестроиться и неумения организовать работу продовольственное положение в ряде районов продолжает оставаться тяжёлым».
Поскольку Мордовия входила в состав Средне-Волжского края, республиканское руководство обратилось за помощью в вышестоящую инстанцию. В первую очередь обеспокоенность власти вызывал предстоящий весенний сев, а не стра-дания населения. Ответ из Самары гласил : «Крайком и крайисполком сообщают, что отпустить дополнительные семенные ссуды не может из-за отсутствия у нас фондов на эти цели. Одновременно считаем нецелесообразным снижать установленные посевные площади. МАССР семенами полностью обеспечена». Отказав в помощи, краевое руководство, тем не менее, потребовало разобраться с фактами голода.
Из Мордовии отправили докладную записку, где постарались максимально снизить размах «голодомора». Но даже подобным образом составленная справка вскрывает широкий размах народной трагедии. В документе указывалось : «Произведённой проверкой установлено, что в ряде колхозов (8 районов МАССР) соз-дались серьёзные продовольственные затруднения. На этой почве ещё осенью значительная часть колхозников распродала личный скот, создав некоторые запасы хлеба. За последние месяцы эти запасы израсходованы, и часть колхозников питаются исключительно суррогатами, употребляют в пищу павший скот, а в отдельных случаях целые семьи по несколько дней не имеют и суррогатов.
По неполным данным, в обследованных районах 135 семей с количеством членов от 3 до 11 человек питаются исключительно суррогатами и падалью. Длительное недоедание привело к сильному истощению, вызывающему опухоли. Всего по неточным данным (в сторону уменьшения) в этих семьях опухло 29 человек. Во всех проверенных районах продовольственную ссуду колхозам начали выдавать в декабре 1936 года и в январе текущего года. Безответственное отношение к распределению... Во многих сёлах колхозники и учителя вынуждены ходить за хлебом за 12-20 км. В результате в Инсарском районе замёрзла колхозница Кривошеева, ходившая за хлебом в с. Коломасово и в с. Рузаевку.
В г. Саранске у хлебных магазинов устанавливаются очереди по 500-700 человек. В очередях преобладают колхозники Большеберезниковского, Дубенского, Краснослободского, Чамзинского районов. В нескольких школах Зубовополянского района срываются занятия в школах, так как учителя уходят за хлебом в другие селения. Одновременно увеличивается число пропусков занятий учащимися. Имеются факты, когда дети прекращают занятия и занимаются нищенст-вом (Ельниковский, Кочкуровский, Зубовополянский и другие районы).
В некоторых сёлах появилась эпидемия сыпного тифа. В селе Старые Турдаки Кочкуровского района в специально открытый эпидемический барак на 6 фев-раля 1937 года поступило 11 больных тифом. В колхозе «Труженик», расположенном в селе Старые Турдаки, ни одна семья колхозников не имеет хлеба. Все семьи колхозников, в том числе и председатель колхоза, питаются суррогатами. Весь скот находится под угрозой гибели. Такое же тяжёлое положение в колхозе имени Крупской Кочкуровского района.
Среди населения развиты панические настроения и как следствие усилилось неорганизованное отходничество трудоспособных колхозников и единоличников. Массовый характер приобретают выезды вместе с семьями. Например, по Инсарскому району за три последних месяца выехало на заработки 2 900 человек, причём только из двух селений - Русское Коломасово и Гольтяпино. Необходимо отметить, что в этих селениях продовольственные затруднения носят весьма острый характер. В результате массовых выездов колхозы этих селений могут не справиться с весенним севом. По всем сёлам, поражённым продовольственными затруднениями, происходит массовый убой скота, в ряде случаев на продовольствие обращаются семенные фонды. Обо всех фактах бездеятельности местных органов поставлен вопрос в обкоме МАССР».
Если власти пытались уменьшить масштабы голода, то крестьяне более ёмко характеризовали его проявления. Сводки перлюстрации писем к красноармейцам пестрят леденящими душу примерами. Из села Жегалово Темниковского района писали : «У нас провал, нет корма лошадям, половина подохли, а которые пока живы, но работать не смогут, ни одна лошадь у нас пахать не будет». Из села Атюрьево (районный центр) : «Тут жизнь доходит до трубы, нет ни хлеба, ни картошки, и негде купить. Из нашего села разъехались почти все, дома продали даром, около 200 семей уехали кто куда».
Из деревни Давыдово Кочкуровского района : «Сообщаю о своей жизни, живём мы очень плохо, незавидно. Приходится сидеть без куска хлеба на лебеде. Хотим вербоваться во Владивосток».
Из села Ромоданово (районный центр) : «Погода стоит хорошая, пахать ещё не выехали, народу в колхозе осталось мало, многие с семьями уехали. Красно-орцы все уехали с семьями на Чёрное море». Из деревни Саловка Лямбирь-ского района : «В колхозе корма почти никакого нет, лошади почти все висят на верёвках, и не знаю, что будут делать в посевную. Вся Саловка в настоящее время голодует».
Из села Ельники (районный центр) : «Ещё пишу про судьбу народа. Народ у нас здесь сидит почти весь голодный и холодный, нет ни хлеба, ни дров, ни капусты, ни картошки. Одним словом, ничего нет. Недели по две сидим не евши, неко-торые уже распухли. Вот судьба нашего народа. Так что многие вербуются на Дальний Восток, некому будет работать в этом году».
Из села Плужное Ковылкинского района : «Жизнь плохая, голодовка форменная». Из села Большое Маресево Чамзинского района жена писала мужу : «Сажать картошку нам будет плохо потому, что половина лошадей подохли, а половина висят на верёвках, так что придётся копать лопатами землю... Отец хочет куда-нибудь уехать, но колхоз не пускает и паспорт отобрали, так что жить стало очень трудно».
Подобные известия из дома беспокоили красноармейцев, они жаловались в различные органы и в прокуратуру. Главная военная прокуратура направляла запросы в Мордовию с требованиями поддержать семьи военнослужащих.
Весной 1937 года ослабленным людям пришлось выйти на поля. Не имея тягловой силы, многие сами впрягались в сельхозинвентарь или запрягали членов своей семьи : «В селе Веденцы Атяшевского района единоличник Морозов С. И. производил пахоту сохой на своей жене и двух дочерях. Вспахал три сотки уса-дьбы. Затем на них же бороновал... В селе Кочкурово Дубенского района единоличник Трубочистов С. А. пахал на детях школьниках в возрасте от 11 до 15 лет. За что купил им килограмм конфет. В том же населённом пункте колхоз-ница Кудашкина X. О. пахала на детях школьниках, также заплатив им конфе-тами. В селе Кабаеве и других единоличники пахали на себе».
Даже в такой ситуации народ не терял юмора. В одном из сёл группа, пахавшая на себе, прикрепила на соху транспарант с надписью : «Лошадей у нас отняли, рук и ног не заберут». В этом они ошибались - 27 мая 1940 года прокурор республики «наставлял» : «За последнее время в некоторых районах МАССР имеют место случаи пахоты на людях. Особо в Ельниковском и Старосиндровском районах. Нет ли в этом контрреволюционного умысла ?.. Если наличие контрреволюционного умысла установлено, виновных привлекать к ответственности на основании ст. 58 УК».
Контрреволюционный умысел усмотрели и в комментарии учителя Чеберчинской школы Дубенского района И. И. Знаменского, который в 1937-м следующим образом разрешил спор в учительской по вопросу : является ли лебеда культурным растением ? Знаменский констатировал : «До колхозного строя лебеда являлась дикорастущим растением, а теперь, то есть после коллективизации, лебеда является культурным растением и употребляется вместо хлеба».
Народный юмор был с привкусом горечи, а жизнь переполнена трагедиями. Го-лод приводил к крайне неординарным поступкам : «В селе Атяшево Темниковского района Раздолькин Иван Дмитриевич на почве продовольственных затруднений перерезал себе горло». Летальные случаи продолжались и летом 1937-го. 27 июня в селе Салазгарь Торбеевского района у единоличника Юфкина от недоедания умерли два сына в возрасте 2 и 9 лет.
Свидетельства крестьян о состоянии тягловой силы заставляют задуматься над вопросом : с каких площадей в 1937 году получили относительно неплохой уро-жай в 10,5 центнера ? Сведения о состоянии посевных площадей показывают их ежегодное сокращение. В 1928 году валовая продукция зерновых культур соста-вила (в центнерах) 5 971 600, в 1938-м - 5 526 700, в 1940-м - 8 235 500. В принципе зерна в 1938 году получили лишь на 7,5 процента меньше, чем в доколхозном 1928-м. Тем не менее кардинального улучшения продовольственной ситуации в Мордовии не произошло : в 1938 и 1939 годах голод продолжился.
Недостаток продовольствия сказался на демографической и эпидемической ситуации в республике. Численность населения Мордовии сократилась с 1 194 200 человек в 1937-м до 1188 000 в 1940-м. Голод ослабляет иммунную систему организма, и человек становится более подверженным разнообразным инфекционным заболеваниям. Как показывает исторический опыт, наиболее подвержены риску пожилые люди и дети. 27 декабря 1939 года совнарком Мордовии в постановлении под грифом «совершенно секретно» констатировал : «Последние данные ЗАГСа говорят о очень высокой смертности детей от инфекционных заболеваний (корь, скарлатина, оспа, коклюш и т. д.), местами превышающей [до] 100 процентов прирост населения. Особенно плохо в следующих районах: Ардатовский район Сулодейский сельсовет, в ноябре родилось - 2, умерло - 6. В Курташинском сельсовете Атюрьевского района родилось - 7, умерло - 13. В Чеберчинском сельсовете Дубенского района родилось - 5, умерло - 9. В Вя-рякушском сельсовете Мельцанского района родилось - 3, умерло - 15 и т. д. Считаем такое положение нетерпимым, Совнарком обязывает предриков (председателей райисполкомов. - А. С.) принять решительные меры к ликвидации инфекционных заболеваний».
Ресурсов для помощи в районах не имелось, и высокая детская смертность сохранялась. В докладной записке от 19 мая 1940 года сообщалось : «В Саранском районе детская смертность составила 38,2%». Даже почти 40-процентная детская смертность не вызвала экстраординарных действий власти. В республике властвовал тиф, и его не удалось победить вплоть до начала Великой Отечественной войны : «В январе 1940 г. сыпной тиф имелся в 17 районах». После 22 июня 1941-го эпидемическая ситуация ухудшилась из-за условий военного времени.
Голод и болезни даже тюремные условия делали более привлекательными, чем жизнь на свободе. Жительница села Чукалы Игнатовского района М. С. Ерзю-кова, вернувшаяся в апреле 1939-го из мест заключения, говорила : «Нужно обратно какое-нибудь преступление совершить и опять посадят в тюрьму, пото-му что там хлебом кормят, а то в деревне с голоду погибнешь». Население ста-ралось использовать все легальные средства для переезда в более благоприятные районы, благо в тот период проводилась организованная вербовка населения для освоения малообжитых территорий СССР. Нарком внутренних дел Мордовии Н. В. Красовский писал на имя секретаря обкома ВКП(б) : «Поступает много заявлений колхозников с просьбой о переселении. Прошу выявить количество хозяйств, и из каких районов переселять в 1938-1939 годах».
Власти задумались о необходимости помощи населению продовольствием достаточно поздно. Только 24 июня 1939 года мордовский совнарком и обком приняли совместное постановление «О продовольственной ссуде для колхозов МАССР». Поскольку 1939-й оказался ещё более тяжёлым, мордовские власти уже 3 декабря 1939 года забили тревогу, приняв постановление «О положении с семенами для весеннего сева 1940 года и зернофуражом». Симптоматично, что в первую очередь власть беспокоилась о технических вопросах, а не о людях. На производственные нужды центральная власть откликнулась : Совнарком СССР 7 мая 1940 года отпустил колхозам МАССР «семенную ссуду для весеннего сева 1940 года в размере 4 тысяч тонн яровой пшеницы и 800 тонн проса».
Имеются косвенные сведения, что голод, или продовольственные трудности - по терминологии тех лет, охватывал не только Мордовию. Население в поисках выхода высаживало «голодные десанты» в крупные близлежащие города, актив-но развивалось «мешочничество», спекуляция и т. д. 29 февраля 1940 года СНК РСФСР принял постановление «О борьбе с очередями в г. Горьком», где указывалось : «Обязать председателей облисполкомов Кировской, Рязанской, Ивановской; Совнаркомы Мордовской, Чувашской, Марийской АССР категорически запретить председателям и секретарям сельсоветов и колхозов выдачу на-селению всякого рода справок и документов для поездки в г. Горький с целью закупки продовольственных товаров. Привлекать нарушителей к строжайшей ответственности... Принять меры в выявлении лиц, занимающихся скупкой и спекуляцией продовольственных товаров и привлекать их к административной и уголовной ответственности...».
В апреле 1940-го Берия докладывал Сталину и Молотову : «По сообщениям ряда УНКВД республик и областей, за последнее время имеют место случаи заболевания отдельных колхозников и их семей по причине недоедания». В числе нуждающихся в помощи перечислялись Киевская, Рязанская, Воронежская, Орловская, Пензенская, Куйбышевская области, Татарская АССР. «Проведённой НКВД проверкой факты опухания на почве недоедания подтвердились». Колхозники указанных регионов ели мясо из скотомогильников, подсолнечный жмых и другие суррогаты, бросали работу и уезжали в другие районы.
Приведённые материалы подкрепляют мнение [ряда историков], которые, проанализировав предвоенное положение советской деревни, заключили, что «факты свидетельствовали о начале глубокого кризиса колхозного строя в СССР, и если бы не война, то не исключено, что его радикальное реформирование стало бы неизбежным, так же как и существующего политического строя. Вторая мировая война остановила этот процесс, «законсервировала» колхозы и сталинский режим, создала миф о так называемых «преимуществах колхозного строя», обеспечивших советскому народу Великую Победу».
Ретроспективный взгляд на экономическое положение деревни в 1930-1940 годы прошлого века приводит к неутешительным выводам. Фактически можно говорить не об одном-двух годах голода, а о более чем десятилетнем периоде хронического недо-едания («латентный голод») с 1936 по 1947 год.
А. Солдаткин, г. Саранск
Оригинал темы находится по адресу: http://www.politforums.ru/historypages/1318160616.html
Автор: Alex_32, Раздел: http://www.politforums.ru/historypages/