От одержимости бесом-убийцей и от смерти спасает Покаяние ( 2 )
Расшифровка исчезнувшего фильма; Часть 2-я
Начало ("Расшифровка исчезнувшего фильма; Часть 1-я"): https://antisovetchina7.livejournal.com/25749.html
« Я стал молиться неистово. И в итоге я произношу; когда мне было ещё больнее - я молился; меня рвали на куски - я говорю: “Господи, прости”.
И тут меняется картина, и я вижу машину скорой помощи, вокруг люди.
Сперва мне показалось, что это - очередная картина ада. Но, как я понял в итоге, что это уже не ад, это больница; ой, не больница, это - машина, в которой мы едем; вокруг - врачи, Марина.
Я говорю: “Люди, Мариночка, - говорю, - молись, девочка моя”. Я никогда об этом не говорил, я всегда раньше рассуждал так, что вера - это дело каждого, её нельзя никому навязывать.
Я не навязываю, я вас призываю: “Друзья мои, одумайтесь, страшнее этого нет, у меня сердце болит”. Болит настолько, что... Я не знаю, как объяснить. Я смотрю на молодёжь, которая растёт, она растёт именно уже с каким-то осознанием зла, прямого зла. Молодёжь идет абсолютно не туда, и родители этому потакают.
И вот в машине скорой помощи я Марине говорю и врачам говорю: “Люди, Мариночка, меня Господь, наверное, ненадолго отпустил сюда. Но ты помни: надо молиться. Молись, помни, что важнее Бога нет никого, важнее веры нет ничего. Молись всегда, молись каждую секунду в своём сердце. Помни всегда, что Бог любит тебя, Бог всегда рядом, Он... Страшнее ада, страшнее смерти нет ничего”.
Я всё ожидал в этот момент, что я сейчас умру; но я, чем больше говорил, тем больше я понимал, что Господь оставил меня жить.
Когда меня привезли в больницу, мне стали перевязывать руку, и там были пожилые женщины. Я им говорю: “Бабушки, - говорю, - вы в Бога верите? - говорю, - Молитесь”. Они мне: “Ты, - хватит причитать. Ну что такое?” Я говорю: “Бабулечки, ну разве я похож на какого-то там ненормального? Я никакой не сектант, я никакой не псих, я просто, - говорю, - только что был там, куда вам совсем скоро придётся - не дай Бог - попасть. У вас возраст, вам по 70 лет. Прошу вас, молитесь, верьте в Бога, помните Его. Это очень важно!”
Они меня, конечно же, немножко пооскорбляли, сказали, что я ненормальный, что: “Давай, вот лежи спокойненько, а то счас руку тебе ампутируем”.
В итоге пришли врачи и сообщили мне, что я слишком долго пролежал, рука была перетянута слишком долго, более 2 часов, поэтому... Да, они ещё посмотрели, что у меня все вены были перерезаны и ушли под кожу. То есть шить их было уже невозможно. Их надо было делать... пересадку вен; ну, пересадку надо было делать вен.
В деревенской больнице таких операций не делали, и мне сообщили, что только через три часа минимум, - через четыре, если мы вызовем за деньги платного доктора, с другой больницы, с крупной, там с какого-то города он приедет сюда со своими помощниками, - тогда может быть... И то они это сделали - не знаю, с какой точки зрения, - но они были уверены, что руку мне отрежут; сказали, что операция эта будет стоить 300 долларов. Что давай... Я говорю: “Ребята, если честно, мне уже неважно, выживу... ой, выживет моя рука или нет”. Я говорю: “Мне все равно”. Но говорю: “Конечно, если есть такая возможность, зовите врача, зовите этого доктора, пускай делает”. Говорю: “Но знайте, блаженней жизни верующего нет ничего; молитесь, любите Бога.”
В этой больнице как странно или как ни странно, не оказалось ни одного верующего, наверно, кроме одного человека, про которого я сейчас в дальнейшем расскажу.
Приехал врач через 3 часа, я уже около 5 часов лежал с перетянутой; перетянутыми венами. Рука уже была абсолютно синяя. Через 4 часа приехали врачи, но, может, через три. На жгутах уже находился около 5 часов. Иногда мне ослабляли вены, чтоб немножко хотя бы пустить кровь. Но врачи были настроены очень скептически и уже даже Марине сообщили, что 99%, что руку мне ампутируют.
В общем, хочу в этом, именно в этой части сказать только о том, что Господь нас очень любит. Если Он нас оставляет на этой земле, то, скорее всего, Он нам оставит руки и ноги.
В общем, врачи после того, как сделали мне операцию, пришли утром ко мне в палату и сообщили, что 99%, что рука не приживётся. Я им говорил, что, если Господь Бог оставил меня жить, то я уверен, что и руку он мне тоже сохранит. Конечно, они смотрели на это немножко так, никак. Первые два дня у меня не прощупывался ни пульс, ничего. Они всё ждали, когда у меня начнётся какая-нибудь необратимая реакция, или как её назвать, ну, чтоб можно было её ампутировать. Но на третий день у меня зашевелился мизинец, и на сегодняшний день вся рука спокойно у меня функционирует, слава Богу.
На этом злоключения мои не закончились.
Я был одержим дьяволом, он оставался во мне, и он начал мучить меня.
Мало того, что я не мог прочитать Библию, мне с абсолютно… Я не мог до неё даже дотронуться. Я попросил Марину принести мне Библию, но мне было особое нежелание - даже оно меня испугало. Меня испугала Библия, и меня испугало то состояние: как так? почему?
В общем, я не буду вдаваться в эти все мелочи, я скажу так: я не спал три дня.
На третий день, это был субботний вечер. Суббота, вечер, я не сплю. И у меня в палате лежал дедушка, он читал Библию. Вообще, забегаю вперед...
Ночью мне дедушка стал храпеть, и мне стало особое состояние неприятности этого храпа, и я подошёл к нему и говорю: “Дедуль, ты извини, конечно, но я перейду в другую палату, потому что... ну, что-то я не могу. Ты так храпишь - я не могу как”. Хотя я реагировал, в общем, на храп не слишком негативно, мне было как бы особо всё равно. Но тут я вышел от дедушки; видать, он меня держал все эти три дня своей верой, потому что он верил в Бога, он читал Библию.
И когда я только ушёл от него в другую палату, я перелёг, в темноте, один (там никого не было), и во мне прозвучал дикий-дикий смех, ужасный смех, зловещий. Наверное, всё-таки фильмы ужасов... - откуда-то люди берут вот эти вот, эти вот страхи из фильмов ужасов. Потому что то, что я там слышал, я слышал гораздо страшнее, но это - страшный смех.
И я встал и думаю: “Пойду, погуляю по коридору, может, это пройдёт”.
И я стал идти по коридору и осознавать, что из шести шагов, которых я иду, - два моих. И я ужаснулся тому, что не я иду. И я садился на корточки, я вставал, я пытался это состояние в себе побороть.
Но я не мог, и я понял, что это опять - одержимость.
Что это - истинная одержимость; та, которая вот на самом деле убивает людей.
И я смотрел на окно и понимал, что мне - всё: он меня убьёт. Если сейчас это состояние одержимости будет довлеть надо мной абсолютно, то он [дьявол] меня выкинет в окно, либо утопит где-нибудь в простом умывальнике.
А мне так не хотелось обратно, я так не хотел умирать, и я взмолился: “Господи, что мне делать?”
И я начал молиться, пытался прочитать ”Отче наш”. А вместо ”Отче наш” я произносил всякую несуразицу, я не мог произнести языком вообще молитву.
И я напугался, у меня волосы стали дыбом на голове, и я понял, что - всё.
Я прилёг, но в том состоянии, я настолько испугался этого, что я лёг и говорю ему [дьяволу], говорю: “Давай как-нибудь, может, найдём общий язык, может, договоримся?”
Конечно, это был грех, но - ужасное состояние, - а он начал громко смеяться и говорить: “Ты утром и сдохнешь”, - и этот ужасный смех.
И я встал, я понимаю: “Господи, Боже, что делать?”.
Я пошёл, это уже было 4 часа утра, разбудил дедушку и говорю: “Дедуль, прости, пожалуйста, ты истинно, искренно веришь в Иисуса Христа?”. Он говорит: “Да, верю”. Я говорю... Нет; не: “в Иисуса Христа”, - я сказал: “В Господа честно веришь?” - “Да, - говорит, - верю в Иисуса Христа”. Я говорю: ”Помолись за меня, во мне дьявол, я умираю, всё”.
И он начал молиться за меня, он начал молиться за меня, и меня начало трясти, очень-очень сильно трясти на койке, и я уснул. Я уснул минут, наверно, на 10, даже не знаю, на сколько я уснул, но мне с ним сразу приснился сон: трехэтажное здание, я стою на первом этаже, и там - все мои знакомые и близкие люди; люди, которые просто живут жизнью, и они говорят: “Иди отсюда, иди! Тебе здесь не место, иди на 2 этаж, иди наверх”. Я поднимаюсь наверх, на второй этаж. Там - все мои знакомые, которые (некоторые из которых) болеют неизлечимыми заболеваниями. И они мне тоже говорят: “Иди, иди отсюда. Тебе здесь не место”. Я поднимаюсь наверх, а там - все те, кто умерли. Но не просто умерли, они в ужасном состоянии. Им вообще страшно и больно. Я проснулся, я проснулся в ужаснейшем страхе, и я понял, что дедушка за меня молился, мне было легче.
И я начал звонить всем. Я никогда в жизни никому не жаловался на жизнь. Я никогда в жизни никому никогда не звонил, не говорил, что мне плохо и до сих пор так не делаю. Но в тот день я позвонил всем: я позвонил друзьям, я позвонил маме, я позвонил тёте, братьям. Я позвонил всем и сказал людям: “Молитесь за меня! Я умираю, друзья мои и родственники. И Бог есть, он любит нас, но я умираю, нужно за меня молиться, и мне очень плохо”.
Они, конечно, все удивлены были моим изменением, потому что я вёл немножко другой образ жизни, на тот момент. Но я их просил молиться за меня потому, что я понимал, что всё. Уже из 6, наверно, шагов; из 5 - я чувствовал всего лишь 1. И тут я позвонил маме и говорю: “Мамуль, всё, я умираю”. Маме - конечно; никогда бы в жизни такое маме не сказал. Но я звонил, как будто бы прощаться. Звонил папе, я понимал, что умираю. Мама по сей день не понимает меня, она думает, что... Она мне до сих пор говорит: “Ты подумай: каково было мне, матери?” Но кому я мог в тот день обратиться, как не к матери? Прости, мамуль. Но то, что я в тот день пережил, было страшнее всего.
В общем, все за меня молились, но я понимал, что мне становится все хуже и хуже. И дедушка мне говорит: “Тут у нас в деревне есть церковь, в этой церкви сегодня служба”. Это было воскресенье, утро. Говорит: “Там будет священник, Александр Александрович его зовут”. Говорит: “Попробуй к нему обратиться, он может помочь тебе”.
А я понимал, что мне нужно хоть что. Я позвонил маме: “Мамуль, посмотри там, бабки там всякие там, - хоть кто, ну, кто изгоняет нечисть эту. Мне плохо”. Я понимал, что до старцев я не доберусь, потому что старцы все находятся далеко, в Киеве там, ещё где-то. Я думал: я не доеду. Если бы я ехал даже в такси, я понимал, что через час, через два, он полностью будет владеть надо мной. Таксист подумает, что я ненормальный, если я начну на него кидаться, - и выкинет меня из машины. Я точно умру сам, один, и без помощи.
И я уже, когда мы доехали до этой церкви (слава Богу, слава Господу)... Мы подъехали к церкви, и в воротах стоял человек из этой церкви. Я подхожу к нему, говорю (я еле шёл уже, не мог идти, мне было очень-очень плохо), я подошёл к нему и говорю: “Мне нужен Александр Александрович”. Он говорит: “Это я”. Я заплакал, я упал, я плакал. Я говорю: “Помогите мне, во мне дьявол, он пытается меня убить. Всё, я уже умираю. Меня уже ничего не спасёт и не знаю... Мне плохо. Пожалуйста, помогите мне”. Он сказал, что: “Я не смогу помочь тебе, но я знаю Того, Кто может помочь тебе, - Иисуса Христа”.
Они завели меня в церковь. Ещё утро было, ещё раннее, часов в 8 утра. У них ещё служба не началась. Они меня завели в церковь, начали за меня молиться, и я стал громко-громко реветь, я стал плакать и биться об пол. Меня начало так трясти! С каждым трясом, с каждым вскриком, я понимал, что мне остановятся всё легче и легче. Они молились за меня, и их слова лились, как какая-то божественная благодать. Я плакал горькими слезами. И в итоге настал момент покаяния.
Вся моя жизнь пробежала перед глазами: каждый мой грех, все мои дела. У меня тогда был ломбард; я понимал, что это всё - скупка краденого, что это всё плохо, что я занимаюсь очень плохим делом. Я плакал, я ревел, я каялся. Я понял в тот момент, что такое покаяние, что покаяние - это очень сложно, это очень сложно.
Многие думают: “Я согрешу, пойду покаюсь и пойду в рай”.
Нет, вы не представляете, насколько сложно покаяние.
Покаяние - это разорвать хочется себя изнутри полностью, это хочется плакать и никогда в жизни не совершать этих грехов. Это настолько невообразимое состояние души, когда ты готов себя распять на кресте за каждый свой грех, за каждую свою ошибку. Когда ты понимаешь самую малейшую свою ошибку, как глубочайший вселенский грех.
Я каялся, я плакал; мне было лучше и одновременно хуже от того, насколько я понимал свою греховность. Длилось это долго, потом у них началась в церкви служба. Для многих людей то, что молодой человек на полу плачет и ревёт, и рвёт на себе волосы, - было, конечно же, особенным днём и особым знаком.
Но для меня это был ещё более особый день. Дальше я уже лежал на полу, я... Не хотелось вставать, и я плакал, мне было легко, легко. Я понимал, что та нечисть, которая была во мне, - она покинула меня.
И вдруг в начале церкви, в дверях, я увидел высокую фигуру. Я знаю, что это был Иисус Христос. Я лежал на полу, и Он подошёл ко мне. Он плакал, у Него текли слёзы. Подошёл, сел ко мне, также на колени, обнял меня и сказал, плача и нежно-нежно обнимая (я Его тоже обнял), и сказал: “Представь, как сложно попасть ко Мне. Как сложно”. Он плакал, Он понимал, как Ему одиноко. В Его глазах было даже особое одиночество, потому что все Его дети, все Его любимые (мы все - любимые Богом) идут мимо: идут в ад.
Друзья мои, Иисус Христос более реален, даже чем мы с вами, Он очень любит нас. Господь всегда рядом с нами.
Но та стена греховности, которую мы выстраиваем между собой и Господом, оставаясь наедине с лукавым, - заставляет нас страдать. Она оставляет нас одних, одних в этом ужасном мире.
Мы должны любить Бога, мы должны рушить эти стены дьявольские. Мы должны быть всегда рядом с Ним. (Не для того, чтобы быть правильным или каким-то там набожным в чьих-то глазах.)
Вы должны понимать, что вы идёте в пропасть, что вам нужно спастись, что Бог любит вас, что Он ждёт вас, что жизнь после смерти существует.
И разве так сложно верить и любить Бога?
Это же очень легко, вы поверьте: Бог есть.
И после смерти неверующему будет очень тяжело. Все уверуют, каждый будет жить с Богом, каждый уверует, но кто-то поверит в Бога поздно. И будет произносить: “Господи, прости!” И Господь будет максимально в силах только поменять его участь, но никак не лишить его страданий. Потому что там правит, как и в этом мире правит, сатана, ибо за кем мы идём в этом мире, за тем мы пойдём и в том мире.
Поэтому, друзья мои, я прошу вас понять, что каким бы вы не были колдуном и греховным, вам никогда не будет уготовано “тёпленькое место” в аду. Всем там уготовано место абсолютно неприятное.
Друзья мои, ещё раз повторюсь, я ни словом вас не обманул, я ни слова не выдумал. Я прошу Бога, если Он... если я хоть словом вас обманул, - наказать меня. Я думаю: такие слова, как я сегодня вам произнёс, не произнесёт ни один атеист, ни один неверующий. Не скажет того, чтобы Господь сделал из него самого несчастного, самого недостойного, самого больного, самого прокажённого человека на земле, если он хоть словом вас обманет. Ни один не скажет. А я вам говорю, друзья: если я хоть словом обману, - пускай Бог пошлёт на меня самое ужасные несчастья, которые только есть. Поверьте мне, друзья. Я не боюсь эти слова произносить, потому что я...
Это всё стоит у меня перед глазами. Это было наяву, это было реально, это переживают все те, кто покинул этот мир. Не все, но большинство. Переживают и молятся только об одном: чтобы вы: их дети, внуки, сыновья, - не попали туда.
Да благословит вас Господь услышать то, что я вам сказал; задуматься об этом и никогда, никогда не оставлять осознание смерти. Всегда помнить о том, что вы умрёте.
Никогда не забывайте, что придёт ваш час: завтра, сегодня или сию секунду. Нужно не бояться этого, нужно всегда быть к этому готовым. Ведь это так глупо: держаться за жизнь, - за жизнь, которой вы в любом случае лишитесь.
Жизнь - это как сон! Сон, который в любом случае прекратится. Разве во сне вы держитесь за материальное? Вы держитесь за благополучие плоти? - Нет. Во сне вы максимум, что хотите, когда вы осознаёте свой сон, - это взять то, что вы сможете из него унести. Это - любовь, это чувство радости, это чувство нежности, это какие-то знания. Это - всё, что вы можете унести из сна.
Также помните: из своей жизни вы не унесёте больше, чем уносите из сна. Сон - это нам каждый день знак того, что мы каждый день умираем, возвращаясь из снов к жизни. Каждый день мы умираем, просыпаясь. Каждый день мы оставляем жизнь сна и возвращаемся в жизнь земную. Это каждый день нам Господь пытается дать понять, что мы точно также покинем жизнь земную и окажемся в жизни в мире ином. Помните, друзья, помните всегда это.
И никогда не оставляйте на завтра то, что можно сделать сегодня, ибо завтрашний день вам никто не гарантирует.
Я люблю вас.
С Богом, и да благословит вас Господь. »
Начало ("Расшифровка исчезнувшего фильма; Часть 1-я"): https://antisovetchina7.livejournal.com/25749.html
« Я стал молиться неистово. И в итоге я произношу; когда мне было ещё больнее - я молился; меня рвали на куски - я говорю: “Господи, прости”.
И тут меняется картина, и я вижу машину скорой помощи, вокруг люди.
Сперва мне показалось, что это - очередная картина ада. Но, как я понял в итоге, что это уже не ад, это больница; ой, не больница, это - машина, в которой мы едем; вокруг - врачи, Марина.
Я говорю: “Люди, Мариночка, - говорю, - молись, девочка моя”. Я никогда об этом не говорил, я всегда раньше рассуждал так, что вера - это дело каждого, её нельзя никому навязывать.
Я не навязываю, я вас призываю: “Друзья мои, одумайтесь, страшнее этого нет, у меня сердце болит”. Болит настолько, что... Я не знаю, как объяснить. Я смотрю на молодёжь, которая растёт, она растёт именно уже с каким-то осознанием зла, прямого зла. Молодёжь идет абсолютно не туда, и родители этому потакают.
И вот в машине скорой помощи я Марине говорю и врачам говорю: “Люди, Мариночка, меня Господь, наверное, ненадолго отпустил сюда. Но ты помни: надо молиться. Молись, помни, что важнее Бога нет никого, важнее веры нет ничего. Молись всегда, молись каждую секунду в своём сердце. Помни всегда, что Бог любит тебя, Бог всегда рядом, Он... Страшнее ада, страшнее смерти нет ничего”.
Я всё ожидал в этот момент, что я сейчас умру; но я, чем больше говорил, тем больше я понимал, что Господь оставил меня жить.
Когда меня привезли в больницу, мне стали перевязывать руку, и там были пожилые женщины. Я им говорю: “Бабушки, - говорю, - вы в Бога верите? - говорю, - Молитесь”. Они мне: “Ты, - хватит причитать. Ну что такое?” Я говорю: “Бабулечки, ну разве я похож на какого-то там ненормального? Я никакой не сектант, я никакой не псих, я просто, - говорю, - только что был там, куда вам совсем скоро придётся - не дай Бог - попасть. У вас возраст, вам по 70 лет. Прошу вас, молитесь, верьте в Бога, помните Его. Это очень важно!”
Они меня, конечно же, немножко пооскорбляли, сказали, что я ненормальный, что: “Давай, вот лежи спокойненько, а то счас руку тебе ампутируем”.
В итоге пришли врачи и сообщили мне, что я слишком долго пролежал, рука была перетянута слишком долго, более 2 часов, поэтому... Да, они ещё посмотрели, что у меня все вены были перерезаны и ушли под кожу. То есть шить их было уже невозможно. Их надо было делать... пересадку вен; ну, пересадку надо было делать вен.
В деревенской больнице таких операций не делали, и мне сообщили, что только через три часа минимум, - через четыре, если мы вызовем за деньги платного доктора, с другой больницы, с крупной, там с какого-то города он приедет сюда со своими помощниками, - тогда может быть... И то они это сделали - не знаю, с какой точки зрения, - но они были уверены, что руку мне отрежут; сказали, что операция эта будет стоить 300 долларов. Что давай... Я говорю: “Ребята, если честно, мне уже неважно, выживу... ой, выживет моя рука или нет”. Я говорю: “Мне все равно”. Но говорю: “Конечно, если есть такая возможность, зовите врача, зовите этого доктора, пускай делает”. Говорю: “Но знайте, блаженней жизни верующего нет ничего; молитесь, любите Бога.”
В этой больнице как странно или как ни странно, не оказалось ни одного верующего, наверно, кроме одного человека, про которого я сейчас в дальнейшем расскажу.
Приехал врач через 3 часа, я уже около 5 часов лежал с перетянутой; перетянутыми венами. Рука уже была абсолютно синяя. Через 4 часа приехали врачи, но, может, через три. На жгутах уже находился около 5 часов. Иногда мне ослабляли вены, чтоб немножко хотя бы пустить кровь. Но врачи были настроены очень скептически и уже даже Марине сообщили, что 99%, что руку мне ампутируют.
В общем, хочу в этом, именно в этой части сказать только о том, что Господь нас очень любит. Если Он нас оставляет на этой земле, то, скорее всего, Он нам оставит руки и ноги.
В общем, врачи после того, как сделали мне операцию, пришли утром ко мне в палату и сообщили, что 99%, что рука не приживётся. Я им говорил, что, если Господь Бог оставил меня жить, то я уверен, что и руку он мне тоже сохранит. Конечно, они смотрели на это немножко так, никак. Первые два дня у меня не прощупывался ни пульс, ничего. Они всё ждали, когда у меня начнётся какая-нибудь необратимая реакция, или как её назвать, ну, чтоб можно было её ампутировать. Но на третий день у меня зашевелился мизинец, и на сегодняшний день вся рука спокойно у меня функционирует, слава Богу.
На этом злоключения мои не закончились.
Я был одержим дьяволом, он оставался во мне, и он начал мучить меня.
Мало того, что я не мог прочитать Библию, мне с абсолютно… Я не мог до неё даже дотронуться. Я попросил Марину принести мне Библию, но мне было особое нежелание - даже оно меня испугало. Меня испугала Библия, и меня испугало то состояние: как так? почему?
В общем, я не буду вдаваться в эти все мелочи, я скажу так: я не спал три дня.
На третий день, это был субботний вечер. Суббота, вечер, я не сплю. И у меня в палате лежал дедушка, он читал Библию. Вообще, забегаю вперед...
Ночью мне дедушка стал храпеть, и мне стало особое состояние неприятности этого храпа, и я подошёл к нему и говорю: “Дедуль, ты извини, конечно, но я перейду в другую палату, потому что... ну, что-то я не могу. Ты так храпишь - я не могу как”. Хотя я реагировал, в общем, на храп не слишком негативно, мне было как бы особо всё равно. Но тут я вышел от дедушки; видать, он меня держал все эти три дня своей верой, потому что он верил в Бога, он читал Библию.
И когда я только ушёл от него в другую палату, я перелёг, в темноте, один (там никого не было), и во мне прозвучал дикий-дикий смех, ужасный смех, зловещий. Наверное, всё-таки фильмы ужасов... - откуда-то люди берут вот эти вот, эти вот страхи из фильмов ужасов. Потому что то, что я там слышал, я слышал гораздо страшнее, но это - страшный смех.
И я встал и думаю: “Пойду, погуляю по коридору, может, это пройдёт”.
И я стал идти по коридору и осознавать, что из шести шагов, которых я иду, - два моих. И я ужаснулся тому, что не я иду. И я садился на корточки, я вставал, я пытался это состояние в себе побороть.
Но я не мог, и я понял, что это опять - одержимость.
Что это - истинная одержимость; та, которая вот на самом деле убивает людей.
И я смотрел на окно и понимал, что мне - всё: он меня убьёт. Если сейчас это состояние одержимости будет довлеть надо мной абсолютно, то он [дьявол] меня выкинет в окно, либо утопит где-нибудь в простом умывальнике.
А мне так не хотелось обратно, я так не хотел умирать, и я взмолился: “Господи, что мне делать?”
И я начал молиться, пытался прочитать ”Отче наш”. А вместо ”Отче наш” я произносил всякую несуразицу, я не мог произнести языком вообще молитву.
И я напугался, у меня волосы стали дыбом на голове, и я понял, что - всё.
Я прилёг, но в том состоянии, я настолько испугался этого, что я лёг и говорю ему [дьяволу], говорю: “Давай как-нибудь, может, найдём общий язык, может, договоримся?”
Конечно, это был грех, но - ужасное состояние, - а он начал громко смеяться и говорить: “Ты утром и сдохнешь”, - и этот ужасный смех.
И я встал, я понимаю: “Господи, Боже, что делать?”.
Я пошёл, это уже было 4 часа утра, разбудил дедушку и говорю: “Дедуль, прости, пожалуйста, ты истинно, искренно веришь в Иисуса Христа?”. Он говорит: “Да, верю”. Я говорю... Нет; не: “в Иисуса Христа”, - я сказал: “В Господа честно веришь?” - “Да, - говорит, - верю в Иисуса Христа”. Я говорю: ”Помолись за меня, во мне дьявол, я умираю, всё”.
И он начал молиться за меня, он начал молиться за меня, и меня начало трясти, очень-очень сильно трясти на койке, и я уснул. Я уснул минут, наверно, на 10, даже не знаю, на сколько я уснул, но мне с ним сразу приснился сон: трехэтажное здание, я стою на первом этаже, и там - все мои знакомые и близкие люди; люди, которые просто живут жизнью, и они говорят: “Иди отсюда, иди! Тебе здесь не место, иди на 2 этаж, иди наверх”. Я поднимаюсь наверх, на второй этаж. Там - все мои знакомые, которые (некоторые из которых) болеют неизлечимыми заболеваниями. И они мне тоже говорят: “Иди, иди отсюда. Тебе здесь не место”. Я поднимаюсь наверх, а там - все те, кто умерли. Но не просто умерли, они в ужасном состоянии. Им вообще страшно и больно. Я проснулся, я проснулся в ужаснейшем страхе, и я понял, что дедушка за меня молился, мне было легче.
И я начал звонить всем. Я никогда в жизни никому не жаловался на жизнь. Я никогда в жизни никому никогда не звонил, не говорил, что мне плохо и до сих пор так не делаю. Но в тот день я позвонил всем: я позвонил друзьям, я позвонил маме, я позвонил тёте, братьям. Я позвонил всем и сказал людям: “Молитесь за меня! Я умираю, друзья мои и родственники. И Бог есть, он любит нас, но я умираю, нужно за меня молиться, и мне очень плохо”.
Они, конечно, все удивлены были моим изменением, потому что я вёл немножко другой образ жизни, на тот момент. Но я их просил молиться за меня потому, что я понимал, что всё. Уже из 6, наверно, шагов; из 5 - я чувствовал всего лишь 1. И тут я позвонил маме и говорю: “Мамуль, всё, я умираю”. Маме - конечно; никогда бы в жизни такое маме не сказал. Но я звонил, как будто бы прощаться. Звонил папе, я понимал, что умираю. Мама по сей день не понимает меня, она думает, что... Она мне до сих пор говорит: “Ты подумай: каково было мне, матери?” Но кому я мог в тот день обратиться, как не к матери? Прости, мамуль. Но то, что я в тот день пережил, было страшнее всего.
В общем, все за меня молились, но я понимал, что мне становится все хуже и хуже. И дедушка мне говорит: “Тут у нас в деревне есть церковь, в этой церкви сегодня служба”. Это было воскресенье, утро. Говорит: “Там будет священник, Александр Александрович его зовут”. Говорит: “Попробуй к нему обратиться, он может помочь тебе”.
А я понимал, что мне нужно хоть что. Я позвонил маме: “Мамуль, посмотри там, бабки там всякие там, - хоть кто, ну, кто изгоняет нечисть эту. Мне плохо”. Я понимал, что до старцев я не доберусь, потому что старцы все находятся далеко, в Киеве там, ещё где-то. Я думал: я не доеду. Если бы я ехал даже в такси, я понимал, что через час, через два, он полностью будет владеть надо мной. Таксист подумает, что я ненормальный, если я начну на него кидаться, - и выкинет меня из машины. Я точно умру сам, один, и без помощи.
И я уже, когда мы доехали до этой церкви (слава Богу, слава Господу)... Мы подъехали к церкви, и в воротах стоял человек из этой церкви. Я подхожу к нему, говорю (я еле шёл уже, не мог идти, мне было очень-очень плохо), я подошёл к нему и говорю: “Мне нужен Александр Александрович”. Он говорит: “Это я”. Я заплакал, я упал, я плакал. Я говорю: “Помогите мне, во мне дьявол, он пытается меня убить. Всё, я уже умираю. Меня уже ничего не спасёт и не знаю... Мне плохо. Пожалуйста, помогите мне”. Он сказал, что: “Я не смогу помочь тебе, но я знаю Того, Кто может помочь тебе, - Иисуса Христа”.
Они завели меня в церковь. Ещё утро было, ещё раннее, часов в 8 утра. У них ещё служба не началась. Они меня завели в церковь, начали за меня молиться, и я стал громко-громко реветь, я стал плакать и биться об пол. Меня начало так трясти! С каждым трясом, с каждым вскриком, я понимал, что мне остановятся всё легче и легче. Они молились за меня, и их слова лились, как какая-то божественная благодать. Я плакал горькими слезами. И в итоге настал момент покаяния.
Вся моя жизнь пробежала перед глазами: каждый мой грех, все мои дела. У меня тогда был ломбард; я понимал, что это всё - скупка краденого, что это всё плохо, что я занимаюсь очень плохим делом. Я плакал, я ревел, я каялся. Я понял в тот момент, что такое покаяние, что покаяние - это очень сложно, это очень сложно.
Многие думают: “Я согрешу, пойду покаюсь и пойду в рай”.
Нет, вы не представляете, насколько сложно покаяние.
Покаяние - это разорвать хочется себя изнутри полностью, это хочется плакать и никогда в жизни не совершать этих грехов. Это настолько невообразимое состояние души, когда ты готов себя распять на кресте за каждый свой грех, за каждую свою ошибку. Когда ты понимаешь самую малейшую свою ошибку, как глубочайший вселенский грех.
Я каялся, я плакал; мне было лучше и одновременно хуже от того, насколько я понимал свою греховность. Длилось это долго, потом у них началась в церкви служба. Для многих людей то, что молодой человек на полу плачет и ревёт, и рвёт на себе волосы, - было, конечно же, особенным днём и особым знаком.
Но для меня это был ещё более особый день. Дальше я уже лежал на полу, я... Не хотелось вставать, и я плакал, мне было легко, легко. Я понимал, что та нечисть, которая была во мне, - она покинула меня.
И вдруг в начале церкви, в дверях, я увидел высокую фигуру. Я знаю, что это был Иисус Христос. Я лежал на полу, и Он подошёл ко мне. Он плакал, у Него текли слёзы. Подошёл, сел ко мне, также на колени, обнял меня и сказал, плача и нежно-нежно обнимая (я Его тоже обнял), и сказал: “Представь, как сложно попасть ко Мне. Как сложно”. Он плакал, Он понимал, как Ему одиноко. В Его глазах было даже особое одиночество, потому что все Его дети, все Его любимые (мы все - любимые Богом) идут мимо: идут в ад.
Друзья мои, Иисус Христос более реален, даже чем мы с вами, Он очень любит нас. Господь всегда рядом с нами.
Но та стена греховности, которую мы выстраиваем между собой и Господом, оставаясь наедине с лукавым, - заставляет нас страдать. Она оставляет нас одних, одних в этом ужасном мире.
Мы должны любить Бога, мы должны рушить эти стены дьявольские. Мы должны быть всегда рядом с Ним. (Не для того, чтобы быть правильным или каким-то там набожным в чьих-то глазах.)
Вы должны понимать, что вы идёте в пропасть, что вам нужно спастись, что Бог любит вас, что Он ждёт вас, что жизнь после смерти существует.
И разве так сложно верить и любить Бога?
Это же очень легко, вы поверьте: Бог есть.
И после смерти неверующему будет очень тяжело. Все уверуют, каждый будет жить с Богом, каждый уверует, но кто-то поверит в Бога поздно. И будет произносить: “Господи, прости!” И Господь будет максимально в силах только поменять его участь, но никак не лишить его страданий. Потому что там правит, как и в этом мире правит, сатана, ибо за кем мы идём в этом мире, за тем мы пойдём и в том мире.
Поэтому, друзья мои, я прошу вас понять, что каким бы вы не были колдуном и греховным, вам никогда не будет уготовано “тёпленькое место” в аду. Всем там уготовано место абсолютно неприятное.
Друзья мои, ещё раз повторюсь, я ни словом вас не обманул, я ни слова не выдумал. Я прошу Бога, если Он... если я хоть словом вас обманул, - наказать меня. Я думаю: такие слова, как я сегодня вам произнёс, не произнесёт ни один атеист, ни один неверующий. Не скажет того, чтобы Господь сделал из него самого несчастного, самого недостойного, самого больного, самого прокажённого человека на земле, если он хоть словом вас обманет. Ни один не скажет. А я вам говорю, друзья: если я хоть словом обману, - пускай Бог пошлёт на меня самое ужасные несчастья, которые только есть. Поверьте мне, друзья. Я не боюсь эти слова произносить, потому что я...
Это всё стоит у меня перед глазами. Это было наяву, это было реально, это переживают все те, кто покинул этот мир. Не все, но большинство. Переживают и молятся только об одном: чтобы вы: их дети, внуки, сыновья, - не попали туда.
Да благословит вас Господь услышать то, что я вам сказал; задуматься об этом и никогда, никогда не оставлять осознание смерти. Всегда помнить о том, что вы умрёте.
Никогда не забывайте, что придёт ваш час: завтра, сегодня или сию секунду. Нужно не бояться этого, нужно всегда быть к этому готовым. Ведь это так глупо: держаться за жизнь, - за жизнь, которой вы в любом случае лишитесь.
Жизнь - это как сон! Сон, который в любом случае прекратится. Разве во сне вы держитесь за материальное? Вы держитесь за благополучие плоти? - Нет. Во сне вы максимум, что хотите, когда вы осознаёте свой сон, - это взять то, что вы сможете из него унести. Это - любовь, это чувство радости, это чувство нежности, это какие-то знания. Это - всё, что вы можете унести из сна.
Также помните: из своей жизни вы не унесёте больше, чем уносите из сна. Сон - это нам каждый день знак того, что мы каждый день умираем, возвращаясь из снов к жизни. Каждый день мы умираем, просыпаясь. Каждый день мы оставляем жизнь сна и возвращаемся в жизнь земную. Это каждый день нам Господь пытается дать понять, что мы точно также покинем жизнь земную и окажемся в жизни в мире ином. Помните, друзья, помните всегда это.
И никогда не оставляйте на завтра то, что можно сделать сегодня, ибо завтрашний день вам никто не гарантирует.
Я люблю вас.
С Богом, и да благословит вас Господь. »