Тайная, пустынная, катакомбная Церковь анафематствовала сергиан и иже с ними
Прибытие Владыки Максима (сщмч. Максима (Жижиленко)) в Соловки произвело большие изменения в настроении заключенных из духовенства. В это время в 4-м отделении Соловецких лагерей (т.е. на самом острове Соловки) среди заключенных епископов и священников наблюдался такой же раскол, какой произошел "на воле" после известной Декларации митр. Сергия. Одна часть епископата и белого духовенства совершенно разорвала всякое общение с митр. Сергием, оставшись верной непоколебимой линии митрополитов Петра, Кирилла, Агафангела, Иосифа, архиепископа Серафима (Угличского) и многих других, засвидетельствовавших свою верность Христу и Церкви исповедничеством и мученичеством. Другая же часть стала "сергианами", принявшими так называемую "новую церковную политику" митр. Сергия, основавшего "советскую церковь" и произведшего новообновленческий раскол.
Если среди заключенных, попавших в Соловки до издания Декларации митр. Сергия, первое время большинство было "сергианами", то среди новых заключенных, прибывших после Декларации, наоборот, преобладали так называемые "иосифляне" (по имени митр. Иосифа, вокруг которого главным образом группировались непоколебимые и верные чада Церкви). С прибытием новых заключенных число последних все более и более увеличивалось.
Ко времени прибытия Владыки Максима на Соловках были следующие епископы-"иосифляне": епископ Виктор Глазовский (первый, выступивший с обличительным посланием против Декларации митр. Сергия); епископ Иларион, викарий Смоленский; и епископ Нектарий Трезвинский. К "сергианам" же принадлежали: архиепископ Антоний Мариупольский и епископ Иоасаф (кн. Жевахов). Менее яростным, но все же "сергианцем", был архиепископ Иларион Троицкий, осуждавший Декларацию митр. Сергия, но не порвавший общения с ним, как "канонически правильным" Первосвятителем Русской Церкви. (Это были 1928-1929 гг. Архиеп. Иларион /Троицкий/ осуждал декларацию митр. Сергия, но не торопился порывать с ним общения, т.к. в лагере были недостаточные и противоречивые сведения о происходящем. Архиеп. Иларион был увезен с Соловков в конце 1929 г. и скончался; а еп. Максим в это время только лишь прибыл на Соловки. - Прим. ред.)
Прибытие на Соловки владыки Максима чрезвычайно усилило (и до этого преобладавшее) влияние "иосифлян". Когда после жесточайших прещений, наложенных митр. Сергием на "непокорных", этих последних стали арестовывать и расстреливать - тогда истинная и верная Христу Православная Русская Церковь стала уходить в катакомбы. Митр. Сергий и все "сергиане" категорически отрицали существование катакомбной Церкви. Соловецкие "сергиане", конечно, тоже не верили в ее существование. И вдруг - живое свидетельство: первый катакомбный епископ Максим Серпуховский прибыл в Соловки.
Архиепископ Иларион Троицкий вскоре был увезен из Соловков, а с ним вместе исчезли и "сергианские настроения" у многих. Упорными "сергианами" оставались только архиепископ Антоний и, особенно, Иоасаф (Жевахов). Они не пожелали даже увидеться и побеседовать с епископом Максимом. Зато епископы Виктор, Иларион (Смоленский) и Нектарий довольно быстро нашли возможность не только встретиться, но и сослужить с Владыкой Максимом на тайных катакомбных богослужениях в глуши соловецких лесов. "Сергиане" же вели себя слишком осторожно и никаких тайных богослужений никогда не устраивали. Зато и лагерное начальство относилось к ним более снисходительно, чем к тем епископам, священникам и мирянам, о которых было известно, что они "не признают" ни митр. Сергия, ни "советской церкви".
Всех арестованных по церковным делам (а таковых, по официальной секретной статистике, в 1928-29 гг. в Соловках было до 20 %), при допросах обязательно спрашивали, как они относятся к "нашему" митр. Сергию, возглавляющему "советскую церковь". При этом ликующие чекисты-следователи со злорадством и сарказмом доказывали "строгую каноничность" митр. Сергия и его декларации, которая "не нарушила ни канонов, ни догматов".
Отрицая катакомбную Церковь, соловецкие "сергиане" отрицали и "слухи" о том, что к митр. Сергию писались обличительные послания и ездили протестующие делегации от епархий. Узнав, что мне, светскому человеку, лично пришлось участвовать в одной из таких делегаций, - архиепископ Антоний Мариупольский, однажды, находясь в качестве больного в лазарете, пожелал выслушать мой рассказ о поездке вместе с представителями от епископата и белого духовенства к митр. Сергию. Владыки Виктор и Максим благословили меня отправиться в лазарет, где лежал архиепископ Антоний, и рассказать ему об этой поездке. В случае, если он после моего рассказа обнаружил бы солидарность с протестовавшими против "новой церковной политики", мне разрешалось взять у него благословение. В случае же его упорного "сергианства" благословения я не должен был брать.
Беседа моя с архиеп. Антонием продолжалась более 2-х часов. Я ему подробно рассказал об исторической делегации Петроградской епархии в 1927 г., после которой произошел церковный раскол. В конце моего рассказа архиеп. Антоний попросил меня сообщить ему о личности и деятельности вл. Максима. Я ответил ему очень сдержанно и кратко, и он заметил, что я не вполне ему доверяю. Он спросил меня об этом. Я откровенно ответил, что мы, катакомбники, опасаемся не только агентов ГПУ, но и "сергиан", которые неоднократно предавали нас ГПУ. Архиеп. Антоний был очень взволнован и долго ходил по врачебному кабинету, куда я его вызвал, якобы для осмотра, как врач-консультант. Затем, вдруг, он решительно сказал: "а я все-таки остаюсь с митр. Сергием". Я поднялся, поклонился и намеревался уйти. Он поднял руку для благословения, но я, помня указания владык Виктора и Максима, уклонился от принятия благословения и вышел.
Когда я рассказал о происшедшем вл. Максиму, он еще раз подтвердил, чтобы я никогда не брал благословения упорных "сергиан". "Советская и катакомбная церкви - несовместимы" - значительно, твердо и убежденно сказал вл. Максим и, помолчав, тихо добавил: "Тайная, пустынная, катакомбная Церковь анафематствовала "сергиан" и иже с ними (Андреев И.М. Епископ Максим Серпуховский (Жижиленко) в Соловецком концентрационном лагере // Православный путь. 1951).
Если среди заключенных, попавших в Соловки до издания Декларации митр. Сергия, первое время большинство было "сергианами", то среди новых заключенных, прибывших после Декларации, наоборот, преобладали так называемые "иосифляне" (по имени митр. Иосифа, вокруг которого главным образом группировались непоколебимые и верные чада Церкви). С прибытием новых заключенных число последних все более и более увеличивалось.
Ко времени прибытия Владыки Максима на Соловках были следующие епископы-"иосифляне": епископ Виктор Глазовский (первый, выступивший с обличительным посланием против Декларации митр. Сергия); епископ Иларион, викарий Смоленский; и епископ Нектарий Трезвинский. К "сергианам" же принадлежали: архиепископ Антоний Мариупольский и епископ Иоасаф (кн. Жевахов). Менее яростным, но все же "сергианцем", был архиепископ Иларион Троицкий, осуждавший Декларацию митр. Сергия, но не порвавший общения с ним, как "канонически правильным" Первосвятителем Русской Церкви. (Это были 1928-1929 гг. Архиеп. Иларион /Троицкий/ осуждал декларацию митр. Сергия, но не торопился порывать с ним общения, т.к. в лагере были недостаточные и противоречивые сведения о происходящем. Архиеп. Иларион был увезен с Соловков в конце 1929 г. и скончался; а еп. Максим в это время только лишь прибыл на Соловки. - Прим. ред.)
Прибытие на Соловки владыки Максима чрезвычайно усилило (и до этого преобладавшее) влияние "иосифлян". Когда после жесточайших прещений, наложенных митр. Сергием на "непокорных", этих последних стали арестовывать и расстреливать - тогда истинная и верная Христу Православная Русская Церковь стала уходить в катакомбы. Митр. Сергий и все "сергиане" категорически отрицали существование катакомбной Церкви. Соловецкие "сергиане", конечно, тоже не верили в ее существование. И вдруг - живое свидетельство: первый катакомбный епископ Максим Серпуховский прибыл в Соловки.
Архиепископ Иларион Троицкий вскоре был увезен из Соловков, а с ним вместе исчезли и "сергианские настроения" у многих. Упорными "сергианами" оставались только архиепископ Антоний и, особенно, Иоасаф (Жевахов). Они не пожелали даже увидеться и побеседовать с епископом Максимом. Зато епископы Виктор, Иларион (Смоленский) и Нектарий довольно быстро нашли возможность не только встретиться, но и сослужить с Владыкой Максимом на тайных катакомбных богослужениях в глуши соловецких лесов. "Сергиане" же вели себя слишком осторожно и никаких тайных богослужений никогда не устраивали. Зато и лагерное начальство относилось к ним более снисходительно, чем к тем епископам, священникам и мирянам, о которых было известно, что они "не признают" ни митр. Сергия, ни "советской церкви".
Всех арестованных по церковным делам (а таковых, по официальной секретной статистике, в 1928-29 гг. в Соловках было до 20 %), при допросах обязательно спрашивали, как они относятся к "нашему" митр. Сергию, возглавляющему "советскую церковь". При этом ликующие чекисты-следователи со злорадством и сарказмом доказывали "строгую каноничность" митр. Сергия и его декларации, которая "не нарушила ни канонов, ни догматов".
Отрицая катакомбную Церковь, соловецкие "сергиане" отрицали и "слухи" о том, что к митр. Сергию писались обличительные послания и ездили протестующие делегации от епархий. Узнав, что мне, светскому человеку, лично пришлось участвовать в одной из таких делегаций, - архиепископ Антоний Мариупольский, однажды, находясь в качестве больного в лазарете, пожелал выслушать мой рассказ о поездке вместе с представителями от епископата и белого духовенства к митр. Сергию. Владыки Виктор и Максим благословили меня отправиться в лазарет, где лежал архиепископ Антоний, и рассказать ему об этой поездке. В случае, если он после моего рассказа обнаружил бы солидарность с протестовавшими против "новой церковной политики", мне разрешалось взять у него благословение. В случае же его упорного "сергианства" благословения я не должен был брать.
Беседа моя с архиеп. Антонием продолжалась более 2-х часов. Я ему подробно рассказал об исторической делегации Петроградской епархии в 1927 г., после которой произошел церковный раскол. В конце моего рассказа архиеп. Антоний попросил меня сообщить ему о личности и деятельности вл. Максима. Я ответил ему очень сдержанно и кратко, и он заметил, что я не вполне ему доверяю. Он спросил меня об этом. Я откровенно ответил, что мы, катакомбники, опасаемся не только агентов ГПУ, но и "сергиан", которые неоднократно предавали нас ГПУ. Архиеп. Антоний был очень взволнован и долго ходил по врачебному кабинету, куда я его вызвал, якобы для осмотра, как врач-консультант. Затем, вдруг, он решительно сказал: "а я все-таки остаюсь с митр. Сергием". Я поднялся, поклонился и намеревался уйти. Он поднял руку для благословения, но я, помня указания владык Виктора и Максима, уклонился от принятия благословения и вышел.
Когда я рассказал о происшедшем вл. Максиму, он еще раз подтвердил, чтобы я никогда не брал благословения упорных "сергиан". "Советская и катакомбная церкви - несовместимы" - значительно, твердо и убежденно сказал вл. Максим и, помолчав, тихо добавил: "Тайная, пустынная, катакомбная Церковь анафематствовала "сергиан" и иже с ними (Андреев И.М. Епископ Максим Серпуховский (Жижиленко) в Соловецком концентрационном лагере // Православный путь. 1951).