Восточный вопрос в британской внутренней политике - "Джинго!"
Русско-турецкая война близилась к завершению, но страсти в Британии только нарастали. Полемика постепенно перемещалась с газетных страницы на улицы Лондона.
В конце декабря 1877-го в мюзик-холле "Саут Лондон Пэлас" популярнейший мюзик-хольный певец той эпохи Гилберт Хастингс Макдермот, более известный как "Грейт Макдермот", исполнил свою новую песню, написанную его постоянным автором Джорджем Уильямом Хантом.
Песенка, называвшаяся "Джинго!" (жаргонное словечко из словаря лондонской черни, означавшее обещание что-то сделать всенепременнейше "мамой клянусь клянусь Иисусом"), стремительно обрела сумасшедшую популярность и уже к Новому году звучала во всех театрах и мюзик-холлах британской столицы, её насвистывали мальчишки на улицах.
Рифмование слов "истина" и "Константинополь" свидетельствует, что песня стала популярной отнюдь не благодаря каким-то особым музыкальным достоинствам.
Поминая все преступления "кровавого русского медведя" (хивинцы, черкесы, поляки) песня выражала надежду, что британский лев наконец перестанет искать оправдания, чтобы не выбираться из логова, и "Старая добрая Англия" ещё докажет, что она остаётся "Храброй Старой Англией", выхватив свой меч из ножен с боевым кличем: "Старая Англия и Святой Георг!".
Мы не желаем сражаться, но, Джинго!, если нас заставят,
У нас есть корабли, у нас есть мужчины, у нас есть деньги.
Мы уже сражались с Медведем и покуда мы остаёмся настоящими британцами
Русские не получат Константинополя.
Песня отражала точку зрения широких слоев британского общества - от консервативного рабочего судоферфи и клерка в Лондонском Сити до пэра-тори и самой королевы Виктории. Крики "Джинго!" со скамей консерваторов сопровождали выступления антивоенных либералов в палате общин весной 1878 года.
Либералы ответили изобретением слов "джингоизм" и "джингоисты", под которыми они понимал "в конец отмороженных сторонников силовой внешней политики". Само слово впервые прозвучало в письме известного гуманиста, одного из лидеров кооперативного движения Джорджа Джейкоба Холоака, опубликованном в марте 1878-го в "Дэйли Ньюс". Холоак описывает сторонников джинго как "хорошо известных любому порядочному человеку завсегдатаев пивных, стадионов и низкопробных мюзик-холлов, чьим единственным источником вдохновения является пиво, полагающих, что чванство и нахальство является наилучшей политикой в отношении иных стран".
Данным термином активно стали ипользовать Гладстон (ранее применявший для описания явления термин "биконсфильдизм") и другие либералы. Один из них метко описал три части "партии войны" как "аристократических дебоширов", "демократических дебоширов, способных воевать только с фонарными столбами" и "фанатиков".
Атмосфера в Лондоне между тем, по мере поступления новых вестей с Балкан, накалялась.
31 января 1878 года разнообразные "дебоширы" из "партии войны" впервые показали своим противникам, что не намерены ограничиваться распеванием песенок и написанием статеек.
В этот день местная либеральная ассоциация устраивала антивоенное собрание в лондонском "Кэннон Стрит Отеле". Но в назначенное время перед зданием собралась агрессивно настроенная толпа в несколько тысяч человек, скандировавшая "Джинго!" и "Уничтожить Россию!". Затем наиболее активные из демонстрантов, распевая "Правь Британия!", ворвались в зал собрания, выгнали пинками собравшихся либералов и вывесили над трибуной турецкий флаг.
Разгон антивоенного собрания удостоился похвалы со стороны консервативной прессы, либеральные газеты с возмущением писали о "хулиганах" и "дебоширах", которым попустительствует полиция. На что "Палл Малл Газетт" 5 февраля 1878-го саркастично ответила, что "наши радикалы имеют привычку превозносить моральное достоинство и высокую сознательность трудящихся масс" - а теперь чего-то не слишком довольны, когда эти самые "трудящиеся массы" ярко продемонстрировали своё отношение к ним.
В феврале-марте, после заключения перемирия и Сан-Стефанского мира, ситуация в Британии приближается к точке кипения. В начале февраля патриотичная толпа била стёкла в городском доме Гладстона.
На воскресенье 24 февраля 1878 года группа радикалов во главе с парой скандальных фигур - атеистом Чарлзом Брэдло и неоанархистом, анархо-капиталистом, прото-либератрианцем и прочее Оберном Гербертом (братом лорда Карнарвона) - назначила антивоенный митинг в Гайд-парке. Предвидя осложнения, Брэдло вооружил несколько сот своих верных сторонников "маршальскими жезлами " (как он это назвал), которые очевидцы описывали как "дубинки поувесистее тех, которые носят констебли".
На антивоенный митинг 24 февраля пришло около тысячи человек, в большинстве своём, как написала "Таймс", "мужчины из рабочего класса".
В то же время в Гайд-парк пришли по призыву "Национальной и патриотической лиги", возглавляемой флотским лейтенантом Армитом, около 10 тысяч патриотов с британскими, польскими и турецкими флагами, среди которых были как "вполне респектабельные джентльмены", так и "бродяги" (слова той же "Таймс").
Сначала стороны митинговали отдельно, потом патриоты попытались посетить антивоенный митинг, но были встречены "маршалами" Брэдло. Схватка была жаркая, на Брэдло разорвали шляпу, но победа была за ним.
Раздражённые патриоты отправились снова бить окна в городском доме Гладстона. По пути избили лорда Тека, по ошибке приняв его за русского посла Шувалова.
На следующий день пара митингов бурно обсуждалась в прессе. Патриоты жаловались на "гладстоновских хулиганов" и "дэйлиньюсовский мусор". Армит называл Брэдло и Герберта "антипатриотичными либералами, которые плюют в душу англичан". Герберт отвечал, что "немало пива и денег было роздано агентами тори этим хулиганам", чтобы сорвать "наше право на свободу собрания".
Либералы во всю потешались над противниками. "Ливерпуль Меркьюри" саркастически вопрошала, что как же это, тори, "наша партия порядка любой ценой", а устраивают дебош в центре столицы?
"Дэйли Ньюс" опубликовала массу выдержек из бесед с участниками патриотического митинга. Так, гражданин с польским флагом заявил корреспонденту: "Мы, поляки, протестуем против русских зверств, уничтожающих наших соотечественников в Турции". Мем о "русских зверствах против поляков в Турции" быстро стал популярен у антивоенных либералов (ну прям как "миллион расстрелянных лично Сталиным").
Брэдло заявил, что через 2 недели проведёт в Гайд-парке новый митинг. Армит и компания ответили, что тоже придут.
10 марта 1878 года 5 тысячам антивоенных радикалов противостояло уже 70 тысяч патриотов - такого скопления народа Гайд-парк не знал уже несколько десятилетий. Из-за распевания "Правь Британия!", криков и свиста противников, подкреплённого метанием через барьер "маршалов" Брэдло дохлых кошек, антивоенный митинг провести не удалось.
После ухода противников патриоты отмитинговались, при этом пришедшие на митинг простые граждане активно обчищали карманы добропорядочных джентльменов, и кидались не до конца растраченным на либералов запасом дохлых кошаков.
Самым запоминающимся моментом митинга произошёл, когда отставного вояку в поношенном пальто, представлявшего "Общество по борьбе с безнравственностью", вопящего с трибуны "Я - глас народа!", поразила метко брошенная дохлая кошка.
После митинга несколько тысяч человек, одетые в фески, с британскими и турецкими флагами, распевая "Джинго!", с плакатами "Англичане, бойтесь русских христиан…" и "Помним Польшу!", направились к османскому посольству. Послу вручили резолюцию митинга, где было сказано, что Британия обязана вступить в союз с Османской империей ради "защиты свободы народа, которому угрожает агрессивная деспотия России".
Ещё одна группа патриотов отправилась по традиции бить окна в доме Гладстона. В этот раз бывший премьер оказался дома, и ему пришлось спасаться бегством от разъярённой толпы в кэбе под охраной 4-х полисменов. Он укрылся в доме своего врача на Кавендиш-Сквер.
11 марта консервативная пресса торжествовала - "народ Англии сказал своё веское слово", мирный митинг "полностью провалился", Гладстон загнан в подполье.
Через 2 недели в Гайд-парк было стянуто 500 полицейских (лондонская полиция наконец соизволила отреагировать на творящееся в центре столицы), но Брэдло и Герберт отменили свой митинг. Армит же собрал меньше тысячи человек (видимо джентльмены после произошедшего на прошлом митинге не пошли на новый), которые после митинга прошли маршем до Трафальгарской площади.
В начале апреля 1878 Макдермот исполнил новую джингоистскую песенку с призывом к поддержке британским львом "маленькой храброй Турции" против "грязных румын", "сербских псов" и "русской лжи".
Такие дела творились в Лондоне в эти месяцы. Но вот за пределами столицы джингоистская лихорадка была гораздо слабее. Гладстон после очередного погрома лондонского дома поехал в турне по северу Англии и Шотландии, где выступал на антивоенных митингах. Он был избран ректором университета Глазго (сокрушив на выборах министра финансов Стэффорда Норткота). А также объявил, что не будет больше баллотироваться в парламент от Гринвича, и незамедлительно получил приглашения стать депутатом палаты общин от Лидса и ряда шотландских округов (в итоге Гладстон выбрал Мидлотиан).
В начале апреля в Глазго и Бирмингеме либеральные рабочие ассоциации сорвали митинги патриотов, на которые собиралось всего несколько сотен человек. В резолюциях собственных митингов рабочие ассоциации провозглашали, что претензии "распевающих "Джинго!" говорить от имени рабочего класса являются иллюзией".
Верность обращения Гладстона к нестоличной аудитории подтвердили и дополнительные выборы в апреле 1878 - во всех 12 округах за пределами Лондона тори проиграли последовательным антивоенным либералам.
Несмотря на происходившее на лондонских улицах, наиболее важные события той весной были в кабинете и парламенте.