Об иллюминатах-2
(продолжение)
За этим следуют обвинительные статьи числом двадцать четыре. Выпишем из них некоторые наиболее любопытные пункты.
«В 1808 году, во время Эрфуртского конгресса, он, Сперанский, был принят в высокую степень иллюминатства, сделан провинциальным начальником и дан ему был в подмогу от главы ордена Вейсгаупта иллюминат Фесслер, из расстриженных католических монахов, изгнанных из Пруссии за свое превратное учение, и сей Фесслер и поднесь продолжает тайные совещания.
«Цель иллюминатства во всей подробности изложена пред вашим императорским величеством в подлинных бумагах и актах Вейсгаупта; она ведет к мечтательному водворению всеобщей морали, долженствующей все заменить y человека и приводить чрез постепенные революции все государства в разрушение, и обещает человеку какое-то патриархальное состояние, для достижения коего должны исчезнуть все цари земные и народы! Для приведения столь благой цели в России, Сперанский устремляется двадцать лет и получил звание регента (что цель сия истинно такая, все действия к тому постепенно, скрытно устроены и нечувствительны,-подтвердить готовы Магницкий, Санглен, князь Грузинский и я нижеподписавшийся).
«Когда в 1811 году дядя мой, князь Грузинский, при разговоре... советовал Сперанскому постараться о сближении монарха с августейшею супругою, Сперанский отвечал «...пора нам сделаться русскими», на что дядя мой отвечал, «что же, не тебя ли уже в цари русские», а он как будто в шутку прибавил, «а хотя бы и меня, не меня одного и вас; мало ли людей русских кроме немцев», намекая тем на республиканское правление. Сие с самым, может быть, малейшим изменением одного или другого незначительного слова подтвердит присягою на Евангелии князь Григорий Грузинский.
«Таковая неблагонамеренность, в других только выражениях, была доведена до сведения Александра Павловича в Твери чрез великую княгиню Екатерину Павловну и сделалась одною из главных причин удаления Сперанского (что им самим сказано князю Грузинскому в Нижнем Новгороде, сие подтвердится его светлостью).
«Магницкий свидетельствует о словах ласкательных Вейсгаупта к нему, Сперанскому, поручая ему великий труд: искоренять в России предрассудки, в числе коих поставлены греко-российская церковь, обязанности к законному престолу и к отечеству (подтвердится князем Грузинским, Магницким и Сангленом).
«Покушение Сперанского, согласно с наставлениями Вейсгаупта. который говорит, что высокой его цели препятствуют цaри, попы и дворянство,-на унижение сего сословия. присоединив к оному множество людей, напитанных в университетах правилами Вейсгаупта и способных ему к достижению цели, доказывается указом 1809 года, дающим такие значительные преимущества самому превратному учению.
«Покровительство, оказанное иллюминату Фесслеру Сперанским, и успешное домогательство определить его в профессоры богословия и философии без экзамена в Невскую лавру, откуда он был вскоре отрешен, свидетельствует его неблагонамеренность и покушение на основание веры, согласно с правилами Вейсгаупта, повелевающего определять своих адептов в семинарии, ибо без священников нельзя добраться до народа. Превратность же и опасность лекций Фесслера, преподающего электическую и Спинозову и Платонову философию, доказывается конспектом Фесслера и протестом преосвященного Феофилакта Рязанского.
«Участие Фесслера и влияние его на все законодательство наше согласно также с правилами Вейсгаупта, a что сии совещания делались в присутствии графа Кочубея, Сперанского, Тургенева, Балугианского и других подтвердит Санглен, который подслушивал все по высочайшему повелению, и Магницкий.
«Когда Фесслер выехал из С.-Петербурга в Саратовскую губернию в деревню зятя Сперанского Злобина, в Вольском уезде, все проекты новых постановлений в течение нескольких лет посылались на рассмотрение его, Сперанским, и ничего не делалось без его, Фесслера, совета (сие подтвердит Магницкий, Санглен и князь Грузинский из слов самого Сперанского).
«Злоумышленная цель Сперанского разорить финансную систему России обнаруживается из манифеста, им писанного об ассигнациях, и вообще явно везде согласно с правилами Вейсгаупта, где он положил свою руку (Магницкий свидетельствует сие злоумышление и тогда работал с ним вместе).
«Продолжение вредного влияния Сперанского на все учреждения доказывается тем, что он жил в Новгородской губернии, близ большой Московской дороги, так, чтобы все нужные ему значительные лица могли бы с ним совещаться неприметным образом, ибо весь разрушительный план на Россию, согласно с уставом, вашему императорскому величеству мною представленным, должен был приведенным быть в действие тихо, неприметно, без огласки, и связывать нечувствительно руки царям и народaм.
«Обнаруживается злонамерение в форме состава комитета гг. министров и производстве дел, что доказывает Магницкий (как сотрудник).
«Государственный Совет и весь бумажный ход государственного правления, злоумышленно устроенного, обнаруживает одинакую цель законодателя, доказывается показанием сотрудника единодушного (тогда) Магницкого.
«Соучастие во многом статс-секретаря Балугианского, a особенно в основании иллюминатского учения доказывается Магницким и Сангленом».
В заключение придуманных им обвинительных пунктов князь Голицын пишет:
«Благодать Божия, охраняющая престол Великороссийский, веру греко-российскую и Россию, приклонит повинную голову грешника к стопам вашего императорского величества, если дух лести не обуял совершенно его сердцем. Но если же окажется с его стороны упорство в сознании, то я прошу всеподданнейше ваше императорское величество допустить до очистительной присяги меня и других, которые от оной не откажутся для обличения коварства источника гибели отечества, в первом случае принять всемилостивейше кающего грешника, a во-втором-предать всей строгости законам».
Но князь Голицын не удовольствовался всеми приведенными нами гнусными наветами на Сперанского; его ненависть и злоба разыгрались наконец до того, что в письме к графу Чернышеву от 21-го января 1831 года он для великого государственного преступника придумал даже особое наказание, о котором нельзя прочесть без омерзения.
«Преступление Сперанского, писал князь Голицын, столь чудовищно, что нельзя колебаться в выборе оружия против него-или четвертовать его-или, оружие посмеяния, изводить его каждый день издевательством, осмеивать в течение всей его остальной жизни. Недавно мне пришла в голову мысль, которая, может быть, покажется забавной. Он метил на патриархальное царствование, на высокий пост, на полную независимость. Все это может быть предоставлено ему. В Москве имеется вакантное место, которое одно лишь совершенно независимо. Это-место «пономаря патриархической колокольни Ивана Великого». Его костюм по положению красный; он очутился бы «в первобытном состоянии» и на посту, где каждый день подвергался бы издевательствам всей черни. Месть была бы извинительна[12]».
He менее назидательно и следующее рассуждение в том же письме: «Пусть Сперанский пойдет по стопам своего отца, который был духовником, пусть он исповедуется: это все, чего мы требуем от него».[13] Князь Голицын желал принять на себя эту роль духовника Сперанского, сказав ему: «у вас нет другого выбора - полное признание, или берегитесь (аvеu sans restriction ou gare à vous)», будучи уверен, что ему удастся убедить грешника. В противном случае князь соглашался быть разжалованным в солдаты, a сына отдать в школу кантонистов!!!
9-го февраля 1831 года Санглен представил императору Николаю записку, заключающую в себе разбор доноса князя Голицына[14]. Содержание этой записки было следующее:
«Я читал с достодолжною примечательностью бумаги князя А. Б. Голицына. Прежде нежели перейти к постепенному разбору оных, необходимым почитаю кинуть общий взор на сию chambre obscure, где каждый, все и всякая проходит мимо очей, как тень гигантская. Кажется, что князь Голицын, увлеченный фанатизмом веков прошедших, пристрастием, может быть, ненавистью к некоторым лицам, перешагнул за закон нравственности, который позволяет разбирать деяния людей, a не намерения, от нас, человеков, сокрытые, известные одному Богу сердцеведцу. В запальчивости своей забывает он все приличия, ссылается даже на людей, которых едва в лицо знает, никогда с ними не говаривал, a правила их еще менее ему известны, как, например, я. И наконец князь Голицын, думая видеть упущения по некоторым частям государственного управления, искал причину, корень оных, и, узнав от людей, которые в свое время то знать долженствовали, кое-что об иллюминатстве, подвел все под сию единицу. Обманщик, обманутый, все, без разбору, по его мнению, вредный иллюминат. Co всем тем нельзя не отдать справедливость, что фанатическое усердие водило пером его, и что среди произведений испуганного его иллюминатством воображения-грядет что-то, как будто основное, ему темно понятное, похожее на карательную немезиду, угрожающую в будущем каким-то бедствием, и что кое-где в развалинах протекшего он ударяет на истину.
«Первая значительная бумага есть письмо на высочайшее имя от 15-го января 1831 года.
«Я Вейсгаупта не иначе читал, как отрывками, но никак утверждать не могу и не готов, чтобы Сперанский получил звание регента, даже принят ли он в иллюминаты, ибо сего доказать не могу. Слышал от многих, сам подозревал, но это ничего. Доказательств не имею, следовательно, не знаю. Надобно, кажется, быть самому иллюминату, чтобы это знать наверное, a я не иллюминат.
«Чтобы тайну эту узнать[15], должно было бы слышать оную из уст Магницкого или Сперанского, a я увидел их в первый раз, когда отправлял их из Петербурга. Следовательно, никак подтвердить не могу, ибо о поручении Вейсгаупта Сперанскому не только не знаю, но и знать не могу.
«О влиянии Фесслера на законодательство решительно не знаю. Относительно до второго пункта[16]: смею ли спросить, почему полагают, будто я способен на такую подлость-сидеть под столом и подслушивать, когда осмеливаются подобное низкое повеление вложить в уста императора Александра? Отвергаю совершенно столь наглую и дерзкую клевету и готов подтвердить присягой, для меня делом не шуточным, истину слов моих.
«О выезде Фесслера в Саратов я знал и знаю; но чтобы Сперанский все проекты новых постановлений посылал к Фесслеру и в течение нескольких лет - не знаю. Сомневаюсь, однако ж; кажется, не ускользнуло бы это!
«Я Балугианского не знаю; следовательно, от кого я это слышать бы мог?[17] От услужливо повирающей публики, шпионов? Я без доказательств ничего не приемлю и ничего не говорю.
«Вот все, что до меня в сем письме относится, и я отвечал по совести, чести и справедливости, как перед Богом сердцеведцем, карающим рано или поздно всякую неправду.
«Следует толстая тетрадь под заглавием о Иллюминатстве в 1831 году. Тотчас на первом листе какого-то рода введения или вступления князь Голицын говорит: «Я просил во всеподданнейшем после письме государя императора допустить меня до открытия величайшего заговора иллюминатов в России против христианской веры, против самодержавия и против народа русского».
«Кажется, очень определительно, но нигде не доказывается во всем сем вступлении, чтобы иллюминаты существовали ныне в 1831 году в России, что, однако ж, в заглавии обещано. Восклицания: «хотят исказить греко-российскую веру, заводить ереси, убивать в сердцах русских всякую любовь к отечеству, лишать народы своей национальности, нравов, здоровья (??), обычаев и проч. и проч.-должны еще доказаны быть; но где же это делается в России, и в 1831 году, и с помощью иллюминатов? и когда это делалось? Если я скажу, что великий Петр помощью иллюминатов делал в России все полезные перемены, которые в его время столько же имели противников, как и в нынешнее, мне на слово не поверят, потребуют доказательств- и справедливо!
В 1-м отделении[18] излагается сперва Вейсгаупта система, устав, Codex.-Это родилось в Германии, но не доказывается, чтобы то же введено было и в России, равно и не отрицается, как равно и не доказывается, чтобы не было иллюминатства, потому что Сперанский сказал пять лет назад, Вейсгаупт давно умер; система его осталась. После чего опять идет речь о Вейсгаупте, где, однако ж, много и натяжки; будем справедливы и против врагов! Я Вейсгаупта мало читал, не могу судить, верен ли перевод; а сумасшедшего сего определение морали: «мораль есть искусство, научающее людей выйти из малолетства, вырваться из-под опеки, вступить в мужалый возраст и обходиться без царей»-я совсем не знал; но все нет доказательства, чтобы сия гнусная мораль была введена в России! «Россия атакуется с трех сторон, разрушение ее поручено трем пропагандам: Саксонской (главной), Гамбургской и Парижской»-ничем и нигде не доказано; равно как на стр. 5-й о начальниках департамента и на стр. 6-й о Собственной канцелярии Его Величества. Я Сперанского, как уже сказал, видел редко,-один раз; никто, может быть, столь много не писал против его учреждений, как я; но я имел в виду сочинения, а не сочинителя. Может быть, в Собственной канцелярии невинно имел врагов. Но Боже избави меня что-либо взвесть на них без доказательства, a их не имею. Странно, князь Голицын, не дав никаких доказательств ни о доносимых им людях, ни об иллюминатстве, заключает сие 1-е отделение или часть словами: «Я изложил, кажется, довольно убедительно существование иллюминатства, которое нельзя оспорить».
«2-я часть, как-будто доказательная, начинается систематически. Иллюминатство существует в России: 1) в учении; 2) в новых учреждениях церкви; 3) во всех учреждениях государства.
«Большая часть сей статьи относится к временам позже 1816 года, время, в которое я удалился в деревню; я ничего не могу сказать о предметах и лицах, здесь названных, ибо формально ничего нового не знаю. Но сомневаюсь, князь ли Голицын писал сию бумагу? Это более похоже на Магницкого, который Голицына, кажется, пустил как воина в авангард. Я не утверждаю, но весьма вероятно после шума, наделанного Магницким по ученой части, по возвращении из ссылки и отступления от Сперанского. Скажут, Голицын писал здесь; материалы должны быть заготовлены прежде; такие бумаги не так скоро пишутся. Все, что сказано в сей 2-й части о лицах, которых не знаю, дышет жестоким фанатизмом, который обращается не на предметы, a на лица!
«Следует статья об учреждении духовного правления.
«Я об этой статье мало сказать имею; повествование о Фесслере и ход дел довольно кажется мне справедлив; но кто мог князю Голицыну это так подробно сообщить, как не Магницкий? И подозрение мое усиливается, что едва ли статья я сия не его.
«Ограничусь оговорить одно место в сей статье. На обороте стр. 19-й и далее князь Голицын говорит: «Я замечал сколько раз в его величестве наклонность к всеобщей религии, которая его поставляла в некоторое недоверие к греко-российской церкви. Изданием периодического «Сионского Вестника» и учением Фесслера государь думал посеять настоящий христианский дух, вывести нечувствительно из спасительных форм нашей церкви внутреннее христианство и быть орудием всех церквей. Я почувствовал, что силы мои недостаточны были для убеждения государя, поехал в Москву, жил целую неделю в Юрьевском монастыре; тут я открыл все богомерзкое учение Фотию, дал ему много документов в руки, потом наслал на него Магницкого еще с новыми доказательствами, и Фотий начал действовать чрез графа Аракчеева». Неосторожно, самолюбиво и несправедливо. Определительно сказать могу, что государь со всем жаром души пламенной желал добра, истинного просвещения своему народу: и где же они, коли не в соединении религии с моралью, ибо по законам предвечной истины ни та, ни другая отдельно существовать не могут. Я ни к какой секте не принадлежу,-я чтитель Евангелия- это божественное соединение религии с моралью. Государь ни спасительных форм церкви нарушить, ни сам быть орудием не хотел, a соединения всех церквей желал, поелику о том молится ежедневно церковь наша. Желал внутреннего христианства своему народу, ибо внутреннее, a не наружное решает о достоинстве истинного христианина. Где же то богомерзкое учение, которое князь Голицын открыл Фотию, наслал Магницкого и проч.? Князь Голицын не всегда взвешивает слова свои.
«Из всего этого кажется мне, что нелепость сменяется другой нелепостью, как будто нарочно, чтобы страхом иллюминатизма привесть все в сомнение, всех людей подвергнуть подозрению, a себя и своих выставить единственно защитниками веры, государя и отечества.
[12] „Le forfait de Spéransky à mes yeux, est tellement énorme qu'il n'y a pas deux armes à employer contre lui - ou à l'écarteler - ou l'arme du ridicule, l'assomer tous les jours de risées, le bafouer tout le reste de sa vie. Il m'est venu dernièrement une idée qui peut-être paraîtrait drôle. Il visa au règne patriarchal à un poste élevé et à une indépendance totale. Tout cela peut lui être accordé. Il y a une place vacante à Moscou, qui est la seule indépendante entièrement. C'est celle de пономарь патриархической колокольни Ивана Великого. Son costume est rouge de rigueur-il se retrouverait в первобытном состоянии et à un poste ou chaque jour il serait livré aux risées de toute la populace. La vengeance serait excusable".
[13] „Que Spéransky imite son père, qui était confesseur, qu'il se confesse, c'est tout ce que nous lui demandons".
[14] В помещенных в „Русской Старине" записках Санглена разбор доноса князя Голицына не был помещен, за исключением немногих строк, напечатанных в подстрочном примечании, к тому же, в искаженном виде.
[15] Князь Голицын писал, что Санглен может подтвердить поручение, данное Вейсгауптом Сперанскому: искоренить в России предрассудки.
[16] Князь Голицын утверждал, что Санглен по высочайшему повелению подслушал совещание между графом Кочубеем, Сперанским, Тypгeневым, Балугианским и другими лицами.
[17] Князь Голицын утверждал, что Санглен докажет соучастие Балугианского в основании иллюминатского учения.
[18] Заметим здесь, что князь Голицын называет отделы своего доноса частями, a Санглен в делаемом разборе- отделениями.
(продолжение следует)
За этим следуют обвинительные статьи числом двадцать четыре. Выпишем из них некоторые наиболее любопытные пункты.
«В 1808 году, во время Эрфуртского конгресса, он, Сперанский, был принят в высокую степень иллюминатства, сделан провинциальным начальником и дан ему был в подмогу от главы ордена Вейсгаупта иллюминат Фесслер, из расстриженных католических монахов, изгнанных из Пруссии за свое превратное учение, и сей Фесслер и поднесь продолжает тайные совещания.
«Цель иллюминатства во всей подробности изложена пред вашим императорским величеством в подлинных бумагах и актах Вейсгаупта; она ведет к мечтательному водворению всеобщей морали, долженствующей все заменить y человека и приводить чрез постепенные революции все государства в разрушение, и обещает человеку какое-то патриархальное состояние, для достижения коего должны исчезнуть все цари земные и народы! Для приведения столь благой цели в России, Сперанский устремляется двадцать лет и получил звание регента (что цель сия истинно такая, все действия к тому постепенно, скрытно устроены и нечувствительны,-подтвердить готовы Магницкий, Санглен, князь Грузинский и я нижеподписавшийся).
«Когда в 1811 году дядя мой, князь Грузинский, при разговоре... советовал Сперанскому постараться о сближении монарха с августейшею супругою, Сперанский отвечал «...пора нам сделаться русскими», на что дядя мой отвечал, «что же, не тебя ли уже в цари русские», а он как будто в шутку прибавил, «а хотя бы и меня, не меня одного и вас; мало ли людей русских кроме немцев», намекая тем на республиканское правление. Сие с самым, может быть, малейшим изменением одного или другого незначительного слова подтвердит присягою на Евангелии князь Григорий Грузинский.
«Таковая неблагонамеренность, в других только выражениях, была доведена до сведения Александра Павловича в Твери чрез великую княгиню Екатерину Павловну и сделалась одною из главных причин удаления Сперанского (что им самим сказано князю Грузинскому в Нижнем Новгороде, сие подтвердится его светлостью).
«Магницкий свидетельствует о словах ласкательных Вейсгаупта к нему, Сперанскому, поручая ему великий труд: искоренять в России предрассудки, в числе коих поставлены греко-российская церковь, обязанности к законному престолу и к отечеству (подтвердится князем Грузинским, Магницким и Сангленом).
«Покушение Сперанского, согласно с наставлениями Вейсгаупта. который говорит, что высокой его цели препятствуют цaри, попы и дворянство,-на унижение сего сословия. присоединив к оному множество людей, напитанных в университетах правилами Вейсгаупта и способных ему к достижению цели, доказывается указом 1809 года, дающим такие значительные преимущества самому превратному учению.
«Покровительство, оказанное иллюминату Фесслеру Сперанским, и успешное домогательство определить его в профессоры богословия и философии без экзамена в Невскую лавру, откуда он был вскоре отрешен, свидетельствует его неблагонамеренность и покушение на основание веры, согласно с правилами Вейсгаупта, повелевающего определять своих адептов в семинарии, ибо без священников нельзя добраться до народа. Превратность же и опасность лекций Фесслера, преподающего электическую и Спинозову и Платонову философию, доказывается конспектом Фесслера и протестом преосвященного Феофилакта Рязанского.
«Участие Фесслера и влияние его на все законодательство наше согласно также с правилами Вейсгаупта, a что сии совещания делались в присутствии графа Кочубея, Сперанского, Тургенева, Балугианского и других подтвердит Санглен, который подслушивал все по высочайшему повелению, и Магницкий.
«Когда Фесслер выехал из С.-Петербурга в Саратовскую губернию в деревню зятя Сперанского Злобина, в Вольском уезде, все проекты новых постановлений в течение нескольких лет посылались на рассмотрение его, Сперанским, и ничего не делалось без его, Фесслера, совета (сие подтвердит Магницкий, Санглен и князь Грузинский из слов самого Сперанского).
«Злоумышленная цель Сперанского разорить финансную систему России обнаруживается из манифеста, им писанного об ассигнациях, и вообще явно везде согласно с правилами Вейсгаупта, где он положил свою руку (Магницкий свидетельствует сие злоумышление и тогда работал с ним вместе).
«Продолжение вредного влияния Сперанского на все учреждения доказывается тем, что он жил в Новгородской губернии, близ большой Московской дороги, так, чтобы все нужные ему значительные лица могли бы с ним совещаться неприметным образом, ибо весь разрушительный план на Россию, согласно с уставом, вашему императорскому величеству мною представленным, должен был приведенным быть в действие тихо, неприметно, без огласки, и связывать нечувствительно руки царям и народaм.
«Обнаруживается злонамерение в форме состава комитета гг. министров и производстве дел, что доказывает Магницкий (как сотрудник).
«Государственный Совет и весь бумажный ход государственного правления, злоумышленно устроенного, обнаруживает одинакую цель законодателя, доказывается показанием сотрудника единодушного (тогда) Магницкого.
«Соучастие во многом статс-секретаря Балугианского, a особенно в основании иллюминатского учения доказывается Магницким и Сангленом».
В заключение придуманных им обвинительных пунктов князь Голицын пишет:
«Благодать Божия, охраняющая престол Великороссийский, веру греко-российскую и Россию, приклонит повинную голову грешника к стопам вашего императорского величества, если дух лести не обуял совершенно его сердцем. Но если же окажется с его стороны упорство в сознании, то я прошу всеподданнейше ваше императорское величество допустить до очистительной присяги меня и других, которые от оной не откажутся для обличения коварства источника гибели отечества, в первом случае принять всемилостивейше кающего грешника, a во-втором-предать всей строгости законам».
Но князь Голицын не удовольствовался всеми приведенными нами гнусными наветами на Сперанского; его ненависть и злоба разыгрались наконец до того, что в письме к графу Чернышеву от 21-го января 1831 года он для великого государственного преступника придумал даже особое наказание, о котором нельзя прочесть без омерзения.
«Преступление Сперанского, писал князь Голицын, столь чудовищно, что нельзя колебаться в выборе оружия против него-или четвертовать его-или, оружие посмеяния, изводить его каждый день издевательством, осмеивать в течение всей его остальной жизни. Недавно мне пришла в голову мысль, которая, может быть, покажется забавной. Он метил на патриархальное царствование, на высокий пост, на полную независимость. Все это может быть предоставлено ему. В Москве имеется вакантное место, которое одно лишь совершенно независимо. Это-место «пономаря патриархической колокольни Ивана Великого». Его костюм по положению красный; он очутился бы «в первобытном состоянии» и на посту, где каждый день подвергался бы издевательствам всей черни. Месть была бы извинительна[12]».
He менее назидательно и следующее рассуждение в том же письме: «Пусть Сперанский пойдет по стопам своего отца, который был духовником, пусть он исповедуется: это все, чего мы требуем от него».[13] Князь Голицын желал принять на себя эту роль духовника Сперанского, сказав ему: «у вас нет другого выбора - полное признание, или берегитесь (аvеu sans restriction ou gare à vous)», будучи уверен, что ему удастся убедить грешника. В противном случае князь соглашался быть разжалованным в солдаты, a сына отдать в школу кантонистов!!!
9-го февраля 1831 года Санглен представил императору Николаю записку, заключающую в себе разбор доноса князя Голицына[14]. Содержание этой записки было следующее:
«Я читал с достодолжною примечательностью бумаги князя А. Б. Голицына. Прежде нежели перейти к постепенному разбору оных, необходимым почитаю кинуть общий взор на сию chambre obscure, где каждый, все и всякая проходит мимо очей, как тень гигантская. Кажется, что князь Голицын, увлеченный фанатизмом веков прошедших, пристрастием, может быть, ненавистью к некоторым лицам, перешагнул за закон нравственности, который позволяет разбирать деяния людей, a не намерения, от нас, человеков, сокрытые, известные одному Богу сердцеведцу. В запальчивости своей забывает он все приличия, ссылается даже на людей, которых едва в лицо знает, никогда с ними не говаривал, a правила их еще менее ему известны, как, например, я. И наконец князь Голицын, думая видеть упущения по некоторым частям государственного управления, искал причину, корень оных, и, узнав от людей, которые в свое время то знать долженствовали, кое-что об иллюминатстве, подвел все под сию единицу. Обманщик, обманутый, все, без разбору, по его мнению, вредный иллюминат. Co всем тем нельзя не отдать справедливость, что фанатическое усердие водило пером его, и что среди произведений испуганного его иллюминатством воображения-грядет что-то, как будто основное, ему темно понятное, похожее на карательную немезиду, угрожающую в будущем каким-то бедствием, и что кое-где в развалинах протекшего он ударяет на истину.
«Первая значительная бумага есть письмо на высочайшее имя от 15-го января 1831 года.
«Я Вейсгаупта не иначе читал, как отрывками, но никак утверждать не могу и не готов, чтобы Сперанский получил звание регента, даже принят ли он в иллюминаты, ибо сего доказать не могу. Слышал от многих, сам подозревал, но это ничего. Доказательств не имею, следовательно, не знаю. Надобно, кажется, быть самому иллюминату, чтобы это знать наверное, a я не иллюминат.
«Чтобы тайну эту узнать[15], должно было бы слышать оную из уст Магницкого или Сперанского, a я увидел их в первый раз, когда отправлял их из Петербурга. Следовательно, никак подтвердить не могу, ибо о поручении Вейсгаупта Сперанскому не только не знаю, но и знать не могу.
«О влиянии Фесслера на законодательство решительно не знаю. Относительно до второго пункта[16]: смею ли спросить, почему полагают, будто я способен на такую подлость-сидеть под столом и подслушивать, когда осмеливаются подобное низкое повеление вложить в уста императора Александра? Отвергаю совершенно столь наглую и дерзкую клевету и готов подтвердить присягой, для меня делом не шуточным, истину слов моих.
«О выезде Фесслера в Саратов я знал и знаю; но чтобы Сперанский все проекты новых постановлений посылал к Фесслеру и в течение нескольких лет - не знаю. Сомневаюсь, однако ж; кажется, не ускользнуло бы это!
«Я Балугианского не знаю; следовательно, от кого я это слышать бы мог?[17] От услужливо повирающей публики, шпионов? Я без доказательств ничего не приемлю и ничего не говорю.
«Вот все, что до меня в сем письме относится, и я отвечал по совести, чести и справедливости, как перед Богом сердцеведцем, карающим рано или поздно всякую неправду.
«Следует толстая тетрадь под заглавием о Иллюминатстве в 1831 году. Тотчас на первом листе какого-то рода введения или вступления князь Голицын говорит: «Я просил во всеподданнейшем после письме государя императора допустить меня до открытия величайшего заговора иллюминатов в России против христианской веры, против самодержавия и против народа русского».
«Кажется, очень определительно, но нигде не доказывается во всем сем вступлении, чтобы иллюминаты существовали ныне в 1831 году в России, что, однако ж, в заглавии обещано. Восклицания: «хотят исказить греко-российскую веру, заводить ереси, убивать в сердцах русских всякую любовь к отечеству, лишать народы своей национальности, нравов, здоровья (??), обычаев и проч. и проч.-должны еще доказаны быть; но где же это делается в России, и в 1831 году, и с помощью иллюминатов? и когда это делалось? Если я скажу, что великий Петр помощью иллюминатов делал в России все полезные перемены, которые в его время столько же имели противников, как и в нынешнее, мне на слово не поверят, потребуют доказательств- и справедливо!
В 1-м отделении[18] излагается сперва Вейсгаупта система, устав, Codex.-Это родилось в Германии, но не доказывается, чтобы то же введено было и в России, равно и не отрицается, как равно и не доказывается, чтобы не было иллюминатства, потому что Сперанский сказал пять лет назад, Вейсгаупт давно умер; система его осталась. После чего опять идет речь о Вейсгаупте, где, однако ж, много и натяжки; будем справедливы и против врагов! Я Вейсгаупта мало читал, не могу судить, верен ли перевод; а сумасшедшего сего определение морали: «мораль есть искусство, научающее людей выйти из малолетства, вырваться из-под опеки, вступить в мужалый возраст и обходиться без царей»-я совсем не знал; но все нет доказательства, чтобы сия гнусная мораль была введена в России! «Россия атакуется с трех сторон, разрушение ее поручено трем пропагандам: Саксонской (главной), Гамбургской и Парижской»-ничем и нигде не доказано; равно как на стр. 5-й о начальниках департамента и на стр. 6-й о Собственной канцелярии Его Величества. Я Сперанского, как уже сказал, видел редко,-один раз; никто, может быть, столь много не писал против его учреждений, как я; но я имел в виду сочинения, а не сочинителя. Может быть, в Собственной канцелярии невинно имел врагов. Но Боже избави меня что-либо взвесть на них без доказательства, a их не имею. Странно, князь Голицын, не дав никаких доказательств ни о доносимых им людях, ни об иллюминатстве, заключает сие 1-е отделение или часть словами: «Я изложил, кажется, довольно убедительно существование иллюминатства, которое нельзя оспорить».
«2-я часть, как-будто доказательная, начинается систематически. Иллюминатство существует в России: 1) в учении; 2) в новых учреждениях церкви; 3) во всех учреждениях государства.
«Большая часть сей статьи относится к временам позже 1816 года, время, в которое я удалился в деревню; я ничего не могу сказать о предметах и лицах, здесь названных, ибо формально ничего нового не знаю. Но сомневаюсь, князь ли Голицын писал сию бумагу? Это более похоже на Магницкого, который Голицына, кажется, пустил как воина в авангард. Я не утверждаю, но весьма вероятно после шума, наделанного Магницким по ученой части, по возвращении из ссылки и отступления от Сперанского. Скажут, Голицын писал здесь; материалы должны быть заготовлены прежде; такие бумаги не так скоро пишутся. Все, что сказано в сей 2-й части о лицах, которых не знаю, дышет жестоким фанатизмом, который обращается не на предметы, a на лица!
«Следует статья об учреждении духовного правления.
«Я об этой статье мало сказать имею; повествование о Фесслере и ход дел довольно кажется мне справедлив; но кто мог князю Голицыну это так подробно сообщить, как не Магницкий? И подозрение мое усиливается, что едва ли статья я сия не его.
«Ограничусь оговорить одно место в сей статье. На обороте стр. 19-й и далее князь Голицын говорит: «Я замечал сколько раз в его величестве наклонность к всеобщей религии, которая его поставляла в некоторое недоверие к греко-российской церкви. Изданием периодического «Сионского Вестника» и учением Фесслера государь думал посеять настоящий христианский дух, вывести нечувствительно из спасительных форм нашей церкви внутреннее христианство и быть орудием всех церквей. Я почувствовал, что силы мои недостаточны были для убеждения государя, поехал в Москву, жил целую неделю в Юрьевском монастыре; тут я открыл все богомерзкое учение Фотию, дал ему много документов в руки, потом наслал на него Магницкого еще с новыми доказательствами, и Фотий начал действовать чрез графа Аракчеева». Неосторожно, самолюбиво и несправедливо. Определительно сказать могу, что государь со всем жаром души пламенной желал добра, истинного просвещения своему народу: и где же они, коли не в соединении религии с моралью, ибо по законам предвечной истины ни та, ни другая отдельно существовать не могут. Я ни к какой секте не принадлежу,-я чтитель Евангелия- это божественное соединение религии с моралью. Государь ни спасительных форм церкви нарушить, ни сам быть орудием не хотел, a соединения всех церквей желал, поелику о том молится ежедневно церковь наша. Желал внутреннего христианства своему народу, ибо внутреннее, a не наружное решает о достоинстве истинного христианина. Где же то богомерзкое учение, которое князь Голицын открыл Фотию, наслал Магницкого и проч.? Князь Голицын не всегда взвешивает слова свои.
«Из всего этого кажется мне, что нелепость сменяется другой нелепостью, как будто нарочно, чтобы страхом иллюминатизма привесть все в сомнение, всех людей подвергнуть подозрению, a себя и своих выставить единственно защитниками веры, государя и отечества.
[12] „Le forfait de Spéransky à mes yeux, est tellement énorme qu'il n'y a pas deux armes à employer contre lui - ou à l'écarteler - ou l'arme du ridicule, l'assomer tous les jours de risées, le bafouer tout le reste de sa vie. Il m'est venu dernièrement une idée qui peut-être paraîtrait drôle. Il visa au règne patriarchal à un poste élevé et à une indépendance totale. Tout cela peut lui être accordé. Il y a une place vacante à Moscou, qui est la seule indépendante entièrement. C'est celle de пономарь патриархической колокольни Ивана Великого. Son costume est rouge de rigueur-il se retrouverait в первобытном состоянии et à un poste ou chaque jour il serait livré aux risées de toute la populace. La vengeance serait excusable".
[13] „Que Spéransky imite son père, qui était confesseur, qu'il se confesse, c'est tout ce que nous lui demandons".
[14] В помещенных в „Русской Старине" записках Санглена разбор доноса князя Голицына не был помещен, за исключением немногих строк, напечатанных в подстрочном примечании, к тому же, в искаженном виде.
[15] Князь Голицын писал, что Санглен может подтвердить поручение, данное Вейсгауптом Сперанскому: искоренить в России предрассудки.
[16] Князь Голицын утверждал, что Санглен по высочайшему повелению подслушал совещание между графом Кочубеем, Сперанским, Тypгeневым, Балугианским и другими лицами.
[17] Князь Голицын утверждал, что Санглен докажет соучастие Балугианского в основании иллюминатского учения.
[18] Заметим здесь, что князь Голицын называет отделы своего доноса частями, a Санглен в делаемом разборе- отделениями.
(продолжение следует)