Палач.
Навеяно информационными сообщениями из Пермского края, о вызове губернатора Олега чиркунова к Владимиру Путину.
(ну всяко, все совпадения с реальными персонажами случайны)
Воздух в подвале был тяжелый воздух, пахло сырым мясом, мочой, застоявшимся сигаретным дымом, кислым потом. Свет горел круглосуточно, но какой-то тусклый, склизкий.
В большой свежевымытой из шланга комнате лампы заливали всё белым режущим глаза огнём, стены были то ли в плесени, то ли в пятнах крови. Кандалы и дыба блестели нержавеюще. Брус из красного дерева стоял на тяжелых чугунных плахах и был весь в царапинах, задирах, следов от зубов. Дубовая бочка, в которой вымачивались здоровенные, с палец толщиной, розги, казалось стоит тут сотни лет.
За тяжелым дубовым столом, на единственном стуле сидел Палач. Невысокого роста, крепенький с залысинами и внимательными стеклистыми глазками он был гол. Тяжелый кожаный фартук только подчеркивал это, хотя и закрывал его от груди до колен. Когда он поворачивался спиной видны были дрябловатые ягодицы, белые, безволосые, оплывающее тело спортсмена растекалось из под кожаных ремней, завязанного фартука.
На столе были аккуратно разложены щипчики, отвертки, кривые ножи, ножницы, щипцы, иглы разных размеров, стояла большая банка с надписью «Йод».
Когда его ввели, Палач поднял глазки, глянул коротко, добро, он сосредоточенно подпиливал ноготь мизинца небольшим напильничком.
- Страшно, касатик, спросил немного по-старушачьи и склонил по птичьи голову. Не дождавшись ответа, да и явно не рассчитывая на ответ, сказал - конечно, страшно.
- Ты не бойся, Вова не садист, все только по разнарядке.- Взял у молчаливых конвоиров листок с неразборчивой синей печатью.- Идите, болезные, а то пахнет от вас, как от козликов, отпустил двухметровых громил и те на цыпочках быстро исчезли за тяжело захлопнувшейся дверью, где облегченно выдохнули и бегом, по лестнице наверх…
Пробежал листок по диагонали, хмыкнул, посмотрел уже внимательнее на стоящего перед ним. На крупной шишковатой голове запеклись ссадины и шишки, губы были разбиты в оладьи, затек левый глаз, проваливающийся рот говорил о выбитых зубах. Ссадины на голом и рыхлом теле смотрелись как-то паскудненько, что-то нечистое и грязное было в этих лиловых синяках и кровоподтеках.
- Накуралесил ты смотрю, на полную программу, много пакостей натворил?, спросил не спрашивая, видно было, что привык разговаривать сам с собой, находя единственно достойного собеседника.
Палач сел за стол, открыл журнал и записав номер, печатными буквами вписал в графы
- ЧИРКУНОВ ОЛЕГ и подчеркнул жирно
- Ну что, начнём поманеньку, нам бы с тобой до утра управиться, касатик, ты уж не подведи, сдюж. Я тебя потихоньку, ласково кромсать буду…
Нечеловеческие крики были слышны даже через тяжелую дверь и поежился охранник из новеньких, что стоял у входа в подвал.
-Не ссы, Петрович, привыкнешь. Вова свою работу знает, сказал напарник с обезьяним лицом.
p.s. Даже не знаю, это законченное произведение или только зарисовка к рассказу. Как вы уже догадались, укладываю рюкзак - скоро двинусь в Пермь.
(ну всяко, все совпадения с реальными персонажами случайны)
Воздух в подвале был тяжелый воздух, пахло сырым мясом, мочой, застоявшимся сигаретным дымом, кислым потом. Свет горел круглосуточно, но какой-то тусклый, склизкий.
В большой свежевымытой из шланга комнате лампы заливали всё белым режущим глаза огнём, стены были то ли в плесени, то ли в пятнах крови. Кандалы и дыба блестели нержавеюще. Брус из красного дерева стоял на тяжелых чугунных плахах и был весь в царапинах, задирах, следов от зубов. Дубовая бочка, в которой вымачивались здоровенные, с палец толщиной, розги, казалось стоит тут сотни лет.
За тяжелым дубовым столом, на единственном стуле сидел Палач. Невысокого роста, крепенький с залысинами и внимательными стеклистыми глазками он был гол. Тяжелый кожаный фартук только подчеркивал это, хотя и закрывал его от груди до колен. Когда он поворачивался спиной видны были дрябловатые ягодицы, белые, безволосые, оплывающее тело спортсмена растекалось из под кожаных ремней, завязанного фартука.
На столе были аккуратно разложены щипчики, отвертки, кривые ножи, ножницы, щипцы, иглы разных размеров, стояла большая банка с надписью «Йод».
Когда его ввели, Палач поднял глазки, глянул коротко, добро, он сосредоточенно подпиливал ноготь мизинца небольшим напильничком.
- Страшно, касатик, спросил немного по-старушачьи и склонил по птичьи голову. Не дождавшись ответа, да и явно не рассчитывая на ответ, сказал - конечно, страшно.
- Ты не бойся, Вова не садист, все только по разнарядке.- Взял у молчаливых конвоиров листок с неразборчивой синей печатью.- Идите, болезные, а то пахнет от вас, как от козликов, отпустил двухметровых громил и те на цыпочках быстро исчезли за тяжело захлопнувшейся дверью, где облегченно выдохнули и бегом, по лестнице наверх…
Пробежал листок по диагонали, хмыкнул, посмотрел уже внимательнее на стоящего перед ним. На крупной шишковатой голове запеклись ссадины и шишки, губы были разбиты в оладьи, затек левый глаз, проваливающийся рот говорил о выбитых зубах. Ссадины на голом и рыхлом теле смотрелись как-то паскудненько, что-то нечистое и грязное было в этих лиловых синяках и кровоподтеках.
- Накуралесил ты смотрю, на полную программу, много пакостей натворил?, спросил не спрашивая, видно было, что привык разговаривать сам с собой, находя единственно достойного собеседника.
Палач сел за стол, открыл журнал и записав номер, печатными буквами вписал в графы
- ЧИРКУНОВ ОЛЕГ и подчеркнул жирно
- Ну что, начнём поманеньку, нам бы с тобой до утра управиться, касатик, ты уж не подведи, сдюж. Я тебя потихоньку, ласково кромсать буду…
Нечеловеческие крики были слышны даже через тяжелую дверь и поежился охранник из новеньких, что стоял у входа в подвал.
-Не ссы, Петрович, привыкнешь. Вова свою работу знает, сказал напарник с обезьяним лицом.
p.s. Даже не знаю, это законченное произведение или только зарисовка к рассказу. Как вы уже догадались, укладываю рюкзак - скоро двинусь в Пермь.