“Иерархия в лесу. Эволюция эгалитарного поведения”
Сегодня поговорим о работе Кристофера Боэма “Иерархия в лесу. Эволюция эгалитарного поведения”. “Hierarchy in the Forest The Evolution of Egalitarian Behavior” by Christopher Boehm
Как легко понять из названия, основной темой работы стало изучение политической природы человека. Сразу скажу, что книга мне очень понравилась, так что критики и прочей отсебятины будет минимум, я постараюсь максимально дать слово автору:
«Что касается эгалитарного общества и его эволюционного статуса, то важным последующим достижением стало ясное определение Кнауфтом (1991) главной загадки человеческой эволюции. Он сравнил вполне иерархическую природу дошедших до нас человекообразных обезьян с охотниками-собирателями более простого типа, характерного для Вудберна, предположив, что в отношении политической иерархии эволюция человека шла по U-образной траектории. Кривая начиналась с сильной степени деспотизма, как этот термин был определен этологически в Главе 1, а затем опускалась, представляя собой длительный период эгалитаризма охотников-собирателей. Вскоре после одомашнивания растений и животных кривая резко пошла вверх, чтобы охватить не только иерархические вождества, но, в конечном счете, цивилизации и нации. В сущности, Кнауфт ставил перед собой эволюционную загадку: как вид, очевидно потерявший свои врожденные склонности к иерархии в течение, возможно, миллионов лет, вдруг так сильно их восстановил?»
Что бы понять, как это могло произойти, рассмотрим для начала традиционные позиции, с которых обычно подходят к оценке политической природы человека:
«Сквозные вопросы многих из этих подходов представляют собой пару хорошо известных научных предубеждений (biases). Гоббс и Руссо, которые в основном, по-видимому, защищали tabula rasa (см. Masters 1989), тем не менее продолжают вдохновлять противоречивые фолк-философские традиции, которые окрашивают наши рассуждения о человеческой природе. Одна традиция является ястребиной [Гоббс], а другая - голубиной [Руссо], и они приводят многих ученых к тому, что люди либо по существу хороши, либо по существу плохи.
“Хороший“ ответ включает в себя социальную гармонию в группе, свободу, сотрудничество и отсутствие войны, тогда как ”плохой" включает в себя доминирующую конкуренцию, угнетение и преобладание конфликтов и убийств как внутри группы, так и по отношению к другим группам. …
Я предполагаю, что взгляды Руссо и Гоббса могут довольно точно отражать человеческую природу - но только если мы объединим их противоречивые точки зрения, а не позволим им конкурировать. Люди, похоже, действительно наслаждаются автономией и спокойствием. В то же время они, видимо, имеют конкурентную склонность к доминированию, что приводит к конфликтам и создает потребность в управлении. Естественный отбор несёт ответственность за оба аспекта, поэтому мы должны обратиться к эволюционной основе нашей политической природы, если хотим понять эти противоположные тенденции.»
А теперь вернёмся к загадке эгалитаризма:
«Эта тайна была связана с эгалитаристами в середине, которые демонстрировали примечательное отсутствие иерархии. В 1993 году я опубликовал основные результаты своего продолжающегося исследования охотников и племенных эгалитаристов. По отношению как к охотникам-собирателям, так и к племенным обществам в моей выборке гипотеза была проста: такими людьми руководит любовь к личной свободе. По этой причине им удается создать эгалитаризм, и они делают это вопреки человеческой конкуренции-и вопреки врожденным человеческим тенденциям к доминированию и подчинению, которые легко приводят к формированию социальных иерархий доминирования. Люди могут остановить этот процесс, реагируя коллективно, часто упреждающе, чтобы обуздать людей, проявляющих признаки желания доминировать над своими собратьями. Их реакции включают в себя страх (доминирования), гневное неповиновение и коллективное стремление доминировать, которое основано на страхе оказаться под индивидуальным доминированием. Будучи потенциальными подчиненными, они способны выражать свое доминирование, потому что находят коллективную безопасность в большой, общегрупповой политической коалиции. Они выбирают этот вариант вместо того, чтобы индивидуально реагировать на потенциальных доминаторов путём боязливых, покорных импульсов.
Эта гипотеза давала любопытный ответ на загадку Кнауфта, поскольку я утверждал, что та же самая вполне определенная и “иерархическая” политическая природа человека могла поддерживать не только деспотические общества недавних людей и предков обезьян, но и эгалитарные общества людей. В деспотических иерархиях социального господства пирамида власти направлена вверх, причем один или несколько индивидуумов (обычно мужского пола) на вершине оказывают влияние (authority) на подчиненных рядовых членов. В эгалитарных иерархиях пирамида власти перевернута с ног на голову, а политически сплоченный рядовой состав решительно доминирует над всеми типами альфа-самцов.»
То есть для решения загадки эгалитарности собирателей автор вводит специальное понятие: «reverse dominance hierarchy», обратная иерархия доминирования. Ключевым моментом, насколько я понял позицию Боэма, стало развитие языка, позволившее сначала формировать крупные и длительные коалиции рядовых членов против кандидатов на роль альфы. А затем, с развитием культуры, закрепить такое положение дел в виде эгалитарного этоса, абсолютно нетерпимого к любым покушениям на личную автономию:
«Многие этнографические описания предполагают, что племена изначально эгалитарны, но я использую мировую этнографию, чтобы показать, что их эгалитарность, как и у охотников, является результатом постоянной бдительности и иногда очень суровых санкций.»
«Эгалитаризм - это не просто отсутствие вождя и других авторитетных фигур, но позитивное настаивание на сущностном равенстве всех людей и отказ подчиняться авторитету других, чувство, выраженное в заявлении: "конечно, у нас есть предводитель (headmen)… каждый из нас сам себе предводитель". Лидеры действительно существуют, но их влияние неявно и непрямо.
Они никогда не приказывают и не предъявляют требований к другим, и их накопление материальных благ никогда не бывает больше, а часто и гораздо меньше, чем среднее накопление других домашних хозяйств в их лагере. (Lee 1979:457)
Ли ясно дает понять, что именно страх перед групповым мнением-и страх перед активными групповыми санкциями-удерживает более опытных людей на этом уровне смирения. Фактически, группа доминирует над своими потенциальными альфами, и среди этих !Кунг-говорящих фуражиров Калахари высокомерие считается преступлением. Скупость также рассматривается как серьезная форма девиантности, но потенциально опасен именно высокомерный человек.»
Но если происхождение иерархичности понятно - она унаследована от предков, общих с обезьянами, то откуда же берётся стремление к эгалитаризму, да ещё и такое настойчивое? Да собственно оттуда же:
«Даже если отдельные личности могут быть лично привлечены к доминирующей роли, они заключают общий пакт, в котором говорится, что каждый главный политический деятель откажется от своих скромных шансов стать альфой, чтобы быть уверенным, что никто никогда не будет альфой над ним. Повторяю слова Шнейдера: "все люди стремятся править, но если они не могут править, то предпочитают быть равными". Эта пословица кратко объясняет политическую позицию, которая удерживает эгалитарный этос на месте, будь то фуражиры или племена.»
Доставшееся нам в наследство поведение доминирования/подчинения амбивалентно. Оно включает в себя не только позитивные чувства, которые вызывает доминирование над кем-то, но и негативные, пробуждающиеся когда кто-то доминирует над тобой. А, как я уже неоднократно говорил, bad is stronger than good. Так что страх утраты автономии оказывается сильнее, чем сложно реализуемое стремление задоминировать всех окружающих.
Пока мы имеем дело с обезьянами - это не играет особой роли, т.к. подчинённым нечего противопоставить доминанту. Кроме, может быть, небольших коалиций, которые если к чему и приводят, то только к смене доминанты. С появлением же языка и оружия (особенно - дистанционного), возможности подчинённых противостоять доминированию усилились многократно. Что и привело к формированию и закреплению эгалитарного этоса и обратной иерархии доминирования. Но нашу биологическую природу это нисколько не изменило. Мы всё так же склонны стремиться доминировать над другими и избегать доминирования над собой. Т.е. политическая природа человека как биологического вида так же амбивалентна и весьма вариабельна. Индивидуальная изменчивость порождает различие чувствительности к стимулам доминирования/подчинения на уровне отдельного индивида. А социальная лабильность порождает целый спектр разных типов организации общества, в диапазоне от тирании до эгалитаризма.
К сожалению, Боэму не удалось найти антропологических описаний переходов от эгалитарного общества к выраженному лидерству. Так что механика этого процесса остаётся пока в области предположений и гипотез. Возможно, мы остановимся на этой теме по подробней в следующий раз… Ну или через раз, после того как разберём типичные деформации «идеализации» эгалитарного этоса, и сравним их с реальными примерами, предоставленными Боэмом во множестве.
P.S. Если кому интересно, ещё раз ссылка как скачать перевод книги: Кристофер Боэм “Иерархия в лесу. Эволюция эгалитарного поведения”. Перевод в основном машинный и вычитан поверхностно, но для понимания вполне доступно. Тем более, исходный текст я тоже сохранил.