17. Оккупационная армия. Венгрия. Сегед. Шандорфалва. Эркень. Май 1945 - Август 1946 г.
Военные воспоминания моего дедушки - генерал-лейтенанта Омельянчука Алексея Тихоновича)
(Военный рисунок дедушки)
(предыдущая глава - 16. Завершающие бои в Венгрии, Австрии и Чехии. Табор. Конец войне. Апрель-Май 1945 г.)
Дивизия сосредоточилась в районе Сегед, Шандорфалва, Эркень и приступила к плановой боевой подготовке, сочетая учебу с активным отдыхом. Неделя ушла на организацию и планирование учебы, потом занятия проходили в основном во взводах и батареях, а в масштабе дивизиона и полка занимались управлением огня дивизиона, группы и артиллерии дивизии.
Мы - офицеры занялись охотой, тем более что армейский рацион был очень скуден, а рядом по полям буквально стаями гуляли зайцы. При следовании с эшелоном из Австрии мы организовали охоту прямо недалеко от станции, где увидели 6-7 зайцев вместе. Пошли все кто имел ружья. Набралось человек 8, нашлось немного патронов с дробовыми зарядами и мы пошли по полям, где уже густо поднималась озимь. Прошли не менее 12 км, но все бестолку, так как получилась слишком шумная кампания, почти все курильщики и горланы. Так что зайцы близко не подпускали. Вернулись пустыми, но при подходе к эшелону остановились на перекур возле группы деревьев. Все сбились в кучку и курят, перебрасываясь словами. Я не курю и стою себе в сторонке от их дыма. Смотрю, метрах в 100 от нас, слева направо, идут на махах два огромных зайца. Я обратил внимание всех “охотников” на дичь, но дальность до них всех успокоила. Тогда от нечего делать и из озорства ради я достаю свой бельгийский “Браунинг” и, прицелившись навскидку из обеих рук, громко говорю всем: “Смотрите, как нужно стрелять!” и нажимаю на курок. Ко всеобщему удивлению и изумлению, да и радости, передний заяц, тот что шел первым, переварачивается через голову и падает замертво на землю. Мы все к нему. Он убит на повал, пуля попала в спину в хребет, в районе холки. Вот это чудо, вот это выстрел года, ничего подобного никто не предполагал. Просто сильно повезло и пуля попала точно, на общее счастье. Все очень обрадовались, что нам обеспечен мясной ужин да еще с диетическим блюдом. Все начали меня хвалить, отмечая мою меткость, но мне припомнися мой “меткий” выстрел под Акнисте в 1944 году по немцу под лесом, который едва не стоил мне жизни. Я рассказал о нем товарищам и сказал, что знаю себе цену и поэтому предпочитаю всегда тренироваться. Вечером мы славно поужинали, конечно же с водочкой.
Вспоминаю еще одну охоту в районе населенного пункта Шандорфалва на мелководном болоте, куда я пошел утречком один. Не помню насколько она была удачливая, но под конец я решил повеселиться и ударил по идущему на меня в упор аисту. С дуру я неспрогнозировал траекторию его падения и еле-еле успел увернуться от его туши, которая могла меня вообще убить при падении. Ведь его масса в 14-15 кг неслась со скоростью 25-30 м/с, то есть живая сила при ударе была не менее 1,35 тонометров в секунду, а чтобы сбить меня было достаточно и 80 килограммометров в секунду. Вот вам и шутки.
В середине лета мы выполняли на Эркенском полигоне боевые стрельбы и заметили, что все солдаты и офицеры под легким “ша-фе”. Проверили никто к водке не притронулся. В чем же дело? Расследовали и оказалось, что всему виной виноград, который перегревшись на солнце вызывал легкое опянение. Вот так чудеса, нарочно не поверишь!
Однажды мы решили хорошо поесть кавунов. Заехали на бахчу, на двух машинах, 4 офицера и 2 шофера. Прикатили три огромных арбуза (нести их нельзя, очень тяжелые, не менее 10-12 кг каждый) и приложились к ним от души. После этого попробовали встать, но не тут то было. Никто не смог встать. Больше того, при наклоне корпуса в сторону от вертикали во рту ощущалось прилив сока кавуна. Пришлось посидеть минут 30 и только потом мы с помощью шоферов поднялись во весь рост. Мне припомнился случай с кампотом в училище, в Костроме, где я тоже не мог лечь на кровать, потому что компот выливался из желудка в рот.
В Шандорфалве часть офицеров размещалась по частным квартирам. Я жил в отдельной комнате у мадьяра, в семье: муж - 65 лет и жена - 30 лет. Мне тогда было 22 года и жена все время заигрывала со мной, намекая, что ее муж “чирке” (курица), а я “какаш” (петух). Она была очень красивая женщина, и мне было обидно за нее.
Больше всего я любил охоту на фазанов, которые рядом гуляли по полям и огородам. Их было очень легко стрелять. Он срывается метрах в 10-15 и взмывает вверх под углом 45-70 гралусов на высоту 15-20 метров и затем переходит на горизонтальный полет. Стрелять нужно как раз в точке перегиба . За полчаса до восхода солнца я добывал иногда 5-7 штук этих птиц. Мясо у них чудесное, косточки тоненькие, как у вальдшнепа. Иногда со мной на охоту ходил подполковник Гаврилов - нш нашей артбригады. Он плохо стрелял и всегда горевал, тем более со мной рядом, ему было просто неудобно мазать и охота ему не доставляла удовольствия. Я ничем не мог помочь.
Как-то нас пригласила местная команда сыграть в футбол и мы влипли, так как против нас играли профессионалы и мы проиграли со счетом 0-2, за что получили хороший нагоняй. В это время приехал к нам по лесным делам маршал Ворошилов, так он еще добавил. А он умеет снимать стружку, это не то что воевать. Мы все не можем ему простить его “руководство” в финской войне, в руководстве северо-западным направлением, в “талантливой“ обороне Ленинграда, да и в руководстве партизанским движением. Есть что ему припомнить. Но по лесным делам мы были неправы.
Дело в том что мы частенько хаживали по ресторанам и требовались деньги. Зарплаты не хватало и мы сначала спустили трофейный китайский шелк. У нас с Петровым и Гороховым его было два рулона по 150 метров каждый и этого пока хватало. Но он кончился, а хром мы не хотели спускать и отправили посылками домой по 10 кг. Кстати, каждый офицер отправил домой по посылке хрому, а тыловые крысы и того больше, сказалась другая хватка и другая натренированность. Мы долго искали источник и нашли. Город нуждался в дровах, наступала зима и мы предложили свои “услуги”. Вокруг Сегеда и Шандорфалвы рос густой 10-15 летний лес из молодой акации. Мы начали его рубить и продавать мадярам, по 16 000 пенгов за машину. Этой суммы хватало на один поход в ресторан на четверых, на весь вечер. Мадьяры пожаловались на нас и из ЦГВ прибыл к нам вправить мозги маршал Ворошилов, а он умел это делать. Он тогда тогда был сопредседатель Центральной Контрольной Комиссии от СССР. Он побеседовал с ком. кором и ком. дивом и немного пожурил их за эти безобразия и мы поняли, что с лесом надо кончать. Пошло в ход трофейное серебро, столовые сервизы из фарфора и серебра и мы снова загуляли. Но здесь пришлось взять в свою кампанию начальника артвооружения дивизии, который все это имел в своих руках. Когда и этот источник иссяк, организовали перевозку соли из Югославии, Болгарии и Румынии в Австрию и Чехословакию.
Нас всегда выручал ресторан “Катюша”, который располагался в 200 метрах от штаба дивизии. Им заведовал расторопный югослав. Здесь была специальная отдельная комната, где мы собирались. К вечеру мы подходили и неизменно заказывали по 150 г. водки или палинки (венгерская водка из кукурузы, 65-70 градусов) и по одному, двум или трем этажам пол-литровых кружек пива. Закуска всегда была одна и таже - тушенный заяц (“нюль“) с картошкой или капустой и много паприки (перца). Другую выпивку приносили мы сами. Однажды мы достали кубинского рому 70% крепости и смешали его с палинкой. Выпили по венскому стакану и обалдели совсем. Пошли гулять, но по пути захотели пить и есть. Было уже поздно и все закрыто. Мы знали, что в городе есть притон, где можно выпить и закусить в любое время суток. Это подвальчик одной разбитной цыганки- молодки. Она нас угостила перцем, но горьким, жгучим (люта паприка) и мы поели, но перец как то попал в глаза и мы попытались их промыть, но на наше несчастье нестало воды и пришлось промывать пивом, от чего только размазали перец по лицу от чего загорелось все лицо. Не было сил терпеть это жжение и пришлось выскакивать на улицу и тыкаться лицом в снег, только это несколько успокоило нас и через час мы уже что-то видели и могли пойти домой. К утру мы пришли домой, в штаб дивизии. Генерал Эпин очень волновался за нас и даже зашел к нам, что бы сказать: “Ребята начинайте там, в ресторане, но завершайте дома, в дивизии. Много случаев нападения и даже убийства офицеров ночью”. Мы приняли ответные меры и всегда приходили засветло домой. При этом ходили всегда вчетвером, один был всегда трезв и вел всех домой и охранял, имея пистолет наготове (по формуле 3+1).
Приезд маршала Ворошилова в Будапешт отметили совещанием старших должностных командиров ЦГВ. Не знаю почему, но и я попал на это совещание, видимо вместо отсутствующего начальника штаба артиллерии дивизии. Совещание проходило во дворце Эшкенази в Будапеште, а концерт давали в Оперном театре. Выступал наш ансамбль песни и пляски. Но гвоздем программы был концерт артистов оперетты Будапештского театра. Нас всех пленила примадонна театра оперетты венгерская артистка Б. и наша солистка из большого театра Биешу. Прием был очень скромный и мы разъехались по гарнизонам.
В Будапеште мы узнали о существовании специального женского батальона “смерть офицерам”, который был организован по указанию Гитлера для заражения наших офицеров сифилисом. В батальон набирали молоденьких и очень красивых девушек и заключали сними контракт на три года работы за очень крупную сумму. Они брали обязательство за это время заразить не менее 3000 офицеров каждая, после этого ей гарантировали полное излечение от болезни, которой ее заразили перед этим. Говорили, что в батальон было набрано почти 300 человек. Действительно после окончания войны мы потеряли до 18% личного состава офицеров, тогда как в самых жестоких боях несли не более 12% потерь в офицерском составе. Печальнее всего, что попался на крючек и наш капитан П., которого мы спасли от смерти, он хотел застрелиться. Он долго мучился от молочных и ртутных уколов, до тех пор, пока не появился пенициллин, который мы раздобыли у американских медиков за крупную сумму и он был спасен. После войны имел детей и никаких последствий.
Нашу дивизию потрясло оглушительное ЧП. Старшина одного из пдп совместно с рядовым нарядили повозку и отправились по южным районам Венгрии проводить массовую коллективизацию. Они приезжали утречком в селение и собирали всех сельчан на сходку и от имени Советской Власти объявляли о начале записи в колхозы. Старшина вел запись сам на каких то там бланках. Кто в колхоз идти не хотел должен был откупиться деньгами -по 1 миллиону пенгов со двора или семьи. Он объехал уже много пунктов и собрал много денег, пока его не поймали и арестовали. Судили у нас в дивизии в Сегете открытым показательным судом - трибуналом. Приговорили к смертной казни, к расстрелу. Для расстрела вывели на аэродром всю дивизию и построили в виде П-образного каре. В его основания поставили осужденного, против него отделение стрелков из 5 человек, сзади выкопали яму-могилу. Прочли приговор перед строем дивизии и по команде председатепя трибунала произвели залп. Потом подошел врач и произвел контрольный выстрел. Все было закончено. Дивизия пошла пешим строем в казармы, до которых было 5 км. Всю обратную дорогу шли молча, без единого звука. Психологический эффект был огромен. Я припомнил расстрел солдата-самострела зимой 1942 года в 11 минбатарее 3 минадн 879 кап на ОП северо-западнее г. Холм. Воздействие на психику в обоих случаях огромно.
Учеба не всем давалась легко. Были просто курьезные случаи. Особенно часто проходили стычки из-за конспектов, которых не признавали увешанные орденами и покрытые сединами боевые командиры. Так у нас истребительным дивизионом , а потом пушечным полком командовал гвардии полковник Чабаненко. Он имел 4 ордена “Красного Знамени” и имел шесть ранений. При проверке его занятий всегда не было конспектов по огневой подготовке. На замечания проверяющего он всегда говорил одно и тоже: “Я знаешь как воевал с танками - колеса на нашей территории, а ствол и дульный тормоз на территории противника”. И при этом он слегка поварачивал корпус вправо, что бы мы лучше видели его боевые ордена, украшавшие грудь.
В бригаде была больная мозоль - это в пап 5 батарея, укомплектованная только грузинами. Я привык смотреть на грузин глазами читателя поэмы Шота Руставели “Витязь в тигровой шкуре”. Видеть их вечно грязными, неумытыми, небритыми, стонущими и ноющими от всяких там трудностей, было просто невозможно. Смелостью и храбростью они тоже не отличались. Жизнь в батарее все время вертелась вокруг дрязг и сплетень, жалоб и разборок, различных столкновений и противостояний. Со временем командир бригады переформировал эту батарею, все исчезло и наступил покой.
Зимой, перед новым годом (1946) у нас наметилась международная свадьба. Ст. л-т Зубахин женился на Марии Сабо. Они были пара хоть куда. Она красавица писанная, дочь известного в мире шахматиста. Он красавец парень, гренадерского роста - 180 см. Оба приглянулись друг другу и мы решили их поженить. Испросили разрешения в отделе кадров ЦГВ и получили добро. Быстро организовали свадьбу прямо в ее доме и собрали компанию более 60 человек.
Гуляли всю ночь и под утро все перепились. Никто не мог стоять на ногах и все спали на полу. Я ходил искал попутчика домой в дивизию, так как идти было далеко. Никого не нашел трезвого и пошел к одной знакомой, которая жила рядом и пригласила меня на маринованные огурчики. Пришел я под утро, съел целую ладью отменных огурцов-пикулей, протрезвел и пошел уже засветло домой. На этой свадьбе отличился тем, что пил на ура все возможные смеси вина и водки и не пьянел, что было всем на удивление. Секрет в том, что я перед этим выпил полстакана прованского масла. Вот вам и стойкость от вина, вот в чем секрет выносливости.
Новый год мы отмечали все дома, в штабе дивизии по своим комнатам. Журавлев прислал нам в подарок канистру (20 л) роскошного венгерского красного вина 60 летней выдержки. Мы приложились каждый по два стакана и не поняли в чем дело, вино это или ситро газированное. Но через полчаса-час нас так разобрало, что мы не помним ничего, что было потом. Говорят, что мы бегали по комнатам в одном белье, в нем же спускались по стволам пушек из окон прямо во двор артпарка и часовой не знал, что с нами делать. Утром никто ничего не помнил. Вот это было венгерское вино, шипучее с газом 60 летней выдержки. Вот так мы встретили новый 1946 год.
После нового года мы начали собираться домой. План ухода домой на Родину был прост. Техника, танки и артиллерия железнодорожными эшелонами, а каваллерия своим ходом. Управление дивизий, корпусов, армий и фронтов по железной дороге. Все должны были получить отметку о медицинском освидетельствовании, в виде треугольного штампа в удостоверении личности. Это был сплошной контроль на венерические болезни. Страна защищалась от запада и модных болезней на западе. И это было правильно.
Мы ехали комбинированным эшелоном, несколько платформ для штабных машин и радио станций с зарядными агрегатами на прицепе, несколько теплушек для караула, солдат охраны, разведки и связистов, несколько пассажирских вагонов для офицеров и их семей, для санчасти. Нас провожали знакомые и друзья, а некоторых и жены, например пришла и жена Зубахина Мария (Сабо в девичестве). Она пока оставалась в Венгрии, так как не были готовы на нее выездные документы. Поезд уже отходил все стали прощаться и тут произошел комичный инциндент. Мишка Зубахин уже вскочил на подножку вагона и крикнул Марии на прощание махнув рукой: “До свидания Мария!”. Она плохо знала русский и ответила громко и бодро: ”До свидания, Мишко, е. твою мать!”. Перрон грохнул взрывом смеха, Зубахин покраснел, а Мария распахнулась довольной улыбкой, что хорошо сказала и всех развеселила.
Мне нравилась поэзия Шандора Петефи, особенно его стихи о родине, где он писал так - “Тебе дорогая отчизна хозяйкою быть не дано, Снизу подгорело жаркое, а сверху сырое оно”. Наш путь по железной дороге проходил от Сегеда на Тимошары (Румыния), Турну-Северин, Бухарест, Бузэу, Яссы, где прошло совещание командиров частей 37 гв. ВДК. Следует отметить особо радушные проводы в Сегеде на перроне. Нам принесли много разной снеди и нам ее хватило до Ясс. Особенно мне понравилось соленое сало, присыпанное красным перцем, и брынза, а также колбаса твердого сырого копчения. Много было палинки, но ее пришлось не брать, ведь все равно выкидывать.
При подходе к горам, после Турну-Северин, нас еле-еле тянули два-три, а иногда и четыре паровоза, настолько крутые были подъемы на отрогах Карпат. По Румынии нам пришлось “воевать” с цуйкой - румынской сырой водкой изготовленной из соломы. Это было легко делать, так как ее было легко отыскать по жуткому запаху. Солдаты ловко ее прятали среди пушек, гаубиц, бочек из под бензина или керосина, но вонючий запах все равно выдавал ее. Мы находили и безжалостно ее выливали на землю. Когда ехали днем - любовались необыкновенной красотой гор, предгорий и долин, которые умещались в одном видеосюжете. Красивее пейзажа я нигде не видел, даже потом в Болгарии, которую исходил пешком влоль и поперек как охотник и артиллерист при создании укреплений на всех границах. Запомнилась длительная остановка и посещение Бухареста, его ресторанов, где официантки все исключительной красоты, цыганского типа, и обслуживают в халатах одетых на голое тело, ведь было так жарко, а вентиляция не работала. В районе Ясс мы увидели как румыны откапывали из укрытий в земле мешки дорогих предметов домашнего хозяйства - обычные разнокалиберные строительные гвозди для дерева. Отметим и то, что все румыны на голове носят черную баранью шапку конической формы.
Прибыв в Яссы сразу же отправились на совещание в Большой оперный театр. На сцене восседали на венских стульях все заместители ком кора - 37. Его не было, его все ждали. Вдруг он появился, огромный, решительным шагом вышел на сцену справа и громко сразу же обратился, нет, набросился с руганью на начальника тыла корпуса, низенького толстенького полковника, который тут же вскочил перед ним по стойке “смирно”. Его речь была примерно такой: “Ты что идиот или кретин? Как ты мог додуматься до такого? Как ты мог приказать перегонять пешком в Союз, за тысячи километров, сотни тысяч кур? Вы видели такого придурка?“. Последняя фраза уже обращалась к нам, сидящим в зале. Это был шедевр командирского негодования. Слава богу что он встретил этих кур под Кечкеметом, еще в Венгрии, их гнали солдаты и они попали ему при переходе через шоссе. Он подозвал одного из солдат, который перегонял и спросил чьи это люди и чьи это куры? Ответ был четкий и прямой: “Ваши!”. Он был потрясен этой тупостью и дурью.
От Ясс наш путь лежал на Рязань в Селецкие лагеря, куда прибывала и где размещалась прибывающая из Европы наша 103 гв.вдд. Вокруг леса и болота. Жилье в огромных землянках, на 50 человек каждая. Впереди на носу зима. Правда лесу и дров вокруг полно. Так завершилась наша жизнь в качестве оккупационной армии в Европе, в Венгрии. Шла осень 1946 года.
(Военный рисунок дедушки)
(предыдущая глава - 16. Завершающие бои в Венгрии, Австрии и Чехии. Табор. Конец войне. Апрель-Май 1945 г.)
Дивизия сосредоточилась в районе Сегед, Шандорфалва, Эркень и приступила к плановой боевой подготовке, сочетая учебу с активным отдыхом. Неделя ушла на организацию и планирование учебы, потом занятия проходили в основном во взводах и батареях, а в масштабе дивизиона и полка занимались управлением огня дивизиона, группы и артиллерии дивизии.
Мы - офицеры занялись охотой, тем более что армейский рацион был очень скуден, а рядом по полям буквально стаями гуляли зайцы. При следовании с эшелоном из Австрии мы организовали охоту прямо недалеко от станции, где увидели 6-7 зайцев вместе. Пошли все кто имел ружья. Набралось человек 8, нашлось немного патронов с дробовыми зарядами и мы пошли по полям, где уже густо поднималась озимь. Прошли не менее 12 км, но все бестолку, так как получилась слишком шумная кампания, почти все курильщики и горланы. Так что зайцы близко не подпускали. Вернулись пустыми, но при подходе к эшелону остановились на перекур возле группы деревьев. Все сбились в кучку и курят, перебрасываясь словами. Я не курю и стою себе в сторонке от их дыма. Смотрю, метрах в 100 от нас, слева направо, идут на махах два огромных зайца. Я обратил внимание всех “охотников” на дичь, но дальность до них всех успокоила. Тогда от нечего делать и из озорства ради я достаю свой бельгийский “Браунинг” и, прицелившись навскидку из обеих рук, громко говорю всем: “Смотрите, как нужно стрелять!” и нажимаю на курок. Ко всеобщему удивлению и изумлению, да и радости, передний заяц, тот что шел первым, переварачивается через голову и падает замертво на землю. Мы все к нему. Он убит на повал, пуля попала в спину в хребет, в районе холки. Вот это чудо, вот это выстрел года, ничего подобного никто не предполагал. Просто сильно повезло и пуля попала точно, на общее счастье. Все очень обрадовались, что нам обеспечен мясной ужин да еще с диетическим блюдом. Все начали меня хвалить, отмечая мою меткость, но мне припомнися мой “меткий” выстрел под Акнисте в 1944 году по немцу под лесом, который едва не стоил мне жизни. Я рассказал о нем товарищам и сказал, что знаю себе цену и поэтому предпочитаю всегда тренироваться. Вечером мы славно поужинали, конечно же с водочкой.
Вспоминаю еще одну охоту в районе населенного пункта Шандорфалва на мелководном болоте, куда я пошел утречком один. Не помню насколько она была удачливая, но под конец я решил повеселиться и ударил по идущему на меня в упор аисту. С дуру я неспрогнозировал траекторию его падения и еле-еле успел увернуться от его туши, которая могла меня вообще убить при падении. Ведь его масса в 14-15 кг неслась со скоростью 25-30 м/с, то есть живая сила при ударе была не менее 1,35 тонометров в секунду, а чтобы сбить меня было достаточно и 80 килограммометров в секунду. Вот вам и шутки.
В середине лета мы выполняли на Эркенском полигоне боевые стрельбы и заметили, что все солдаты и офицеры под легким “ша-фе”. Проверили никто к водке не притронулся. В чем же дело? Расследовали и оказалось, что всему виной виноград, который перегревшись на солнце вызывал легкое опянение. Вот так чудеса, нарочно не поверишь!
Однажды мы решили хорошо поесть кавунов. Заехали на бахчу, на двух машинах, 4 офицера и 2 шофера. Прикатили три огромных арбуза (нести их нельзя, очень тяжелые, не менее 10-12 кг каждый) и приложились к ним от души. После этого попробовали встать, но не тут то было. Никто не смог встать. Больше того, при наклоне корпуса в сторону от вертикали во рту ощущалось прилив сока кавуна. Пришлось посидеть минут 30 и только потом мы с помощью шоферов поднялись во весь рост. Мне припомнился случай с кампотом в училище, в Костроме, где я тоже не мог лечь на кровать, потому что компот выливался из желудка в рот.
В Шандорфалве часть офицеров размещалась по частным квартирам. Я жил в отдельной комнате у мадьяра, в семье: муж - 65 лет и жена - 30 лет. Мне тогда было 22 года и жена все время заигрывала со мной, намекая, что ее муж “чирке” (курица), а я “какаш” (петух). Она была очень красивая женщина, и мне было обидно за нее.
Больше всего я любил охоту на фазанов, которые рядом гуляли по полям и огородам. Их было очень легко стрелять. Он срывается метрах в 10-15 и взмывает вверх под углом 45-70 гралусов на высоту 15-20 метров и затем переходит на горизонтальный полет. Стрелять нужно как раз в точке перегиба . За полчаса до восхода солнца я добывал иногда 5-7 штук этих птиц. Мясо у них чудесное, косточки тоненькие, как у вальдшнепа. Иногда со мной на охоту ходил подполковник Гаврилов - нш нашей артбригады. Он плохо стрелял и всегда горевал, тем более со мной рядом, ему было просто неудобно мазать и охота ему не доставляла удовольствия. Я ничем не мог помочь.
Как-то нас пригласила местная команда сыграть в футбол и мы влипли, так как против нас играли профессионалы и мы проиграли со счетом 0-2, за что получили хороший нагоняй. В это время приехал к нам по лесным делам маршал Ворошилов, так он еще добавил. А он умеет снимать стружку, это не то что воевать. Мы все не можем ему простить его “руководство” в финской войне, в руководстве северо-западным направлением, в “талантливой“ обороне Ленинграда, да и в руководстве партизанским движением. Есть что ему припомнить. Но по лесным делам мы были неправы.
Дело в том что мы частенько хаживали по ресторанам и требовались деньги. Зарплаты не хватало и мы сначала спустили трофейный китайский шелк. У нас с Петровым и Гороховым его было два рулона по 150 метров каждый и этого пока хватало. Но он кончился, а хром мы не хотели спускать и отправили посылками домой по 10 кг. Кстати, каждый офицер отправил домой по посылке хрому, а тыловые крысы и того больше, сказалась другая хватка и другая натренированность. Мы долго искали источник и нашли. Город нуждался в дровах, наступала зима и мы предложили свои “услуги”. Вокруг Сегеда и Шандорфалвы рос густой 10-15 летний лес из молодой акации. Мы начали его рубить и продавать мадярам, по 16 000 пенгов за машину. Этой суммы хватало на один поход в ресторан на четверых, на весь вечер. Мадьяры пожаловались на нас и из ЦГВ прибыл к нам вправить мозги маршал Ворошилов, а он умел это делать. Он тогда тогда был сопредседатель Центральной Контрольной Комиссии от СССР. Он побеседовал с ком. кором и ком. дивом и немного пожурил их за эти безобразия и мы поняли, что с лесом надо кончать. Пошло в ход трофейное серебро, столовые сервизы из фарфора и серебра и мы снова загуляли. Но здесь пришлось взять в свою кампанию начальника артвооружения дивизии, который все это имел в своих руках. Когда и этот источник иссяк, организовали перевозку соли из Югославии, Болгарии и Румынии в Австрию и Чехословакию.
Нас всегда выручал ресторан “Катюша”, который располагался в 200 метрах от штаба дивизии. Им заведовал расторопный югослав. Здесь была специальная отдельная комната, где мы собирались. К вечеру мы подходили и неизменно заказывали по 150 г. водки или палинки (венгерская водка из кукурузы, 65-70 градусов) и по одному, двум или трем этажам пол-литровых кружек пива. Закуска всегда была одна и таже - тушенный заяц (“нюль“) с картошкой или капустой и много паприки (перца). Другую выпивку приносили мы сами. Однажды мы достали кубинского рому 70% крепости и смешали его с палинкой. Выпили по венскому стакану и обалдели совсем. Пошли гулять, но по пути захотели пить и есть. Было уже поздно и все закрыто. Мы знали, что в городе есть притон, где можно выпить и закусить в любое время суток. Это подвальчик одной разбитной цыганки- молодки. Она нас угостила перцем, но горьким, жгучим (люта паприка) и мы поели, но перец как то попал в глаза и мы попытались их промыть, но на наше несчастье нестало воды и пришлось промывать пивом, от чего только размазали перец по лицу от чего загорелось все лицо. Не было сил терпеть это жжение и пришлось выскакивать на улицу и тыкаться лицом в снег, только это несколько успокоило нас и через час мы уже что-то видели и могли пойти домой. К утру мы пришли домой, в штаб дивизии. Генерал Эпин очень волновался за нас и даже зашел к нам, что бы сказать: “Ребята начинайте там, в ресторане, но завершайте дома, в дивизии. Много случаев нападения и даже убийства офицеров ночью”. Мы приняли ответные меры и всегда приходили засветло домой. При этом ходили всегда вчетвером, один был всегда трезв и вел всех домой и охранял, имея пистолет наготове (по формуле 3+1).
Приезд маршала Ворошилова в Будапешт отметили совещанием старших должностных командиров ЦГВ. Не знаю почему, но и я попал на это совещание, видимо вместо отсутствующего начальника штаба артиллерии дивизии. Совещание проходило во дворце Эшкенази в Будапеште, а концерт давали в Оперном театре. Выступал наш ансамбль песни и пляски. Но гвоздем программы был концерт артистов оперетты Будапештского театра. Нас всех пленила примадонна театра оперетты венгерская артистка Б. и наша солистка из большого театра Биешу. Прием был очень скромный и мы разъехались по гарнизонам.
В Будапеште мы узнали о существовании специального женского батальона “смерть офицерам”, который был организован по указанию Гитлера для заражения наших офицеров сифилисом. В батальон набирали молоденьких и очень красивых девушек и заключали сними контракт на три года работы за очень крупную сумму. Они брали обязательство за это время заразить не менее 3000 офицеров каждая, после этого ей гарантировали полное излечение от болезни, которой ее заразили перед этим. Говорили, что в батальон было набрано почти 300 человек. Действительно после окончания войны мы потеряли до 18% личного состава офицеров, тогда как в самых жестоких боях несли не более 12% потерь в офицерском составе. Печальнее всего, что попался на крючек и наш капитан П., которого мы спасли от смерти, он хотел застрелиться. Он долго мучился от молочных и ртутных уколов, до тех пор, пока не появился пенициллин, который мы раздобыли у американских медиков за крупную сумму и он был спасен. После войны имел детей и никаких последствий.
Нашу дивизию потрясло оглушительное ЧП. Старшина одного из пдп совместно с рядовым нарядили повозку и отправились по южным районам Венгрии проводить массовую коллективизацию. Они приезжали утречком в селение и собирали всех сельчан на сходку и от имени Советской Власти объявляли о начале записи в колхозы. Старшина вел запись сам на каких то там бланках. Кто в колхоз идти не хотел должен был откупиться деньгами -по 1 миллиону пенгов со двора или семьи. Он объехал уже много пунктов и собрал много денег, пока его не поймали и арестовали. Судили у нас в дивизии в Сегете открытым показательным судом - трибуналом. Приговорили к смертной казни, к расстрелу. Для расстрела вывели на аэродром всю дивизию и построили в виде П-образного каре. В его основания поставили осужденного, против него отделение стрелков из 5 человек, сзади выкопали яму-могилу. Прочли приговор перед строем дивизии и по команде председатепя трибунала произвели залп. Потом подошел врач и произвел контрольный выстрел. Все было закончено. Дивизия пошла пешим строем в казармы, до которых было 5 км. Всю обратную дорогу шли молча, без единого звука. Психологический эффект был огромен. Я припомнил расстрел солдата-самострела зимой 1942 года в 11 минбатарее 3 минадн 879 кап на ОП северо-западнее г. Холм. Воздействие на психику в обоих случаях огромно.
Учеба не всем давалась легко. Были просто курьезные случаи. Особенно часто проходили стычки из-за конспектов, которых не признавали увешанные орденами и покрытые сединами боевые командиры. Так у нас истребительным дивизионом , а потом пушечным полком командовал гвардии полковник Чабаненко. Он имел 4 ордена “Красного Знамени” и имел шесть ранений. При проверке его занятий всегда не было конспектов по огневой подготовке. На замечания проверяющего он всегда говорил одно и тоже: “Я знаешь как воевал с танками - колеса на нашей территории, а ствол и дульный тормоз на территории противника”. И при этом он слегка поварачивал корпус вправо, что бы мы лучше видели его боевые ордена, украшавшие грудь.
В бригаде была больная мозоль - это в пап 5 батарея, укомплектованная только грузинами. Я привык смотреть на грузин глазами читателя поэмы Шота Руставели “Витязь в тигровой шкуре”. Видеть их вечно грязными, неумытыми, небритыми, стонущими и ноющими от всяких там трудностей, было просто невозможно. Смелостью и храбростью они тоже не отличались. Жизнь в батарее все время вертелась вокруг дрязг и сплетень, жалоб и разборок, различных столкновений и противостояний. Со временем командир бригады переформировал эту батарею, все исчезло и наступил покой.
Зимой, перед новым годом (1946) у нас наметилась международная свадьба. Ст. л-т Зубахин женился на Марии Сабо. Они были пара хоть куда. Она красавица писанная, дочь известного в мире шахматиста. Он красавец парень, гренадерского роста - 180 см. Оба приглянулись друг другу и мы решили их поженить. Испросили разрешения в отделе кадров ЦГВ и получили добро. Быстро организовали свадьбу прямо в ее доме и собрали компанию более 60 человек.
Гуляли всю ночь и под утро все перепились. Никто не мог стоять на ногах и все спали на полу. Я ходил искал попутчика домой в дивизию, так как идти было далеко. Никого не нашел трезвого и пошел к одной знакомой, которая жила рядом и пригласила меня на маринованные огурчики. Пришел я под утро, съел целую ладью отменных огурцов-пикулей, протрезвел и пошел уже засветло домой. На этой свадьбе отличился тем, что пил на ура все возможные смеси вина и водки и не пьянел, что было всем на удивление. Секрет в том, что я перед этим выпил полстакана прованского масла. Вот вам и стойкость от вина, вот в чем секрет выносливости.
Новый год мы отмечали все дома, в штабе дивизии по своим комнатам. Журавлев прислал нам в подарок канистру (20 л) роскошного венгерского красного вина 60 летней выдержки. Мы приложились каждый по два стакана и не поняли в чем дело, вино это или ситро газированное. Но через полчаса-час нас так разобрало, что мы не помним ничего, что было потом. Говорят, что мы бегали по комнатам в одном белье, в нем же спускались по стволам пушек из окон прямо во двор артпарка и часовой не знал, что с нами делать. Утром никто ничего не помнил. Вот это было венгерское вино, шипучее с газом 60 летней выдержки. Вот так мы встретили новый 1946 год.
После нового года мы начали собираться домой. План ухода домой на Родину был прост. Техника, танки и артиллерия железнодорожными эшелонами, а каваллерия своим ходом. Управление дивизий, корпусов, армий и фронтов по железной дороге. Все должны были получить отметку о медицинском освидетельствовании, в виде треугольного штампа в удостоверении личности. Это был сплошной контроль на венерические болезни. Страна защищалась от запада и модных болезней на западе. И это было правильно.
Мы ехали комбинированным эшелоном, несколько платформ для штабных машин и радио станций с зарядными агрегатами на прицепе, несколько теплушек для караула, солдат охраны, разведки и связистов, несколько пассажирских вагонов для офицеров и их семей, для санчасти. Нас провожали знакомые и друзья, а некоторых и жены, например пришла и жена Зубахина Мария (Сабо в девичестве). Она пока оставалась в Венгрии, так как не были готовы на нее выездные документы. Поезд уже отходил все стали прощаться и тут произошел комичный инциндент. Мишка Зубахин уже вскочил на подножку вагона и крикнул Марии на прощание махнув рукой: “До свидания Мария!”. Она плохо знала русский и ответила громко и бодро: ”До свидания, Мишко, е. твою мать!”. Перрон грохнул взрывом смеха, Зубахин покраснел, а Мария распахнулась довольной улыбкой, что хорошо сказала и всех развеселила.
Мне нравилась поэзия Шандора Петефи, особенно его стихи о родине, где он писал так - “Тебе дорогая отчизна хозяйкою быть не дано, Снизу подгорело жаркое, а сверху сырое оно”. Наш путь по железной дороге проходил от Сегеда на Тимошары (Румыния), Турну-Северин, Бухарест, Бузэу, Яссы, где прошло совещание командиров частей 37 гв. ВДК. Следует отметить особо радушные проводы в Сегеде на перроне. Нам принесли много разной снеди и нам ее хватило до Ясс. Особенно мне понравилось соленое сало, присыпанное красным перцем, и брынза, а также колбаса твердого сырого копчения. Много было палинки, но ее пришлось не брать, ведь все равно выкидывать.
При подходе к горам, после Турну-Северин, нас еле-еле тянули два-три, а иногда и четыре паровоза, настолько крутые были подъемы на отрогах Карпат. По Румынии нам пришлось “воевать” с цуйкой - румынской сырой водкой изготовленной из соломы. Это было легко делать, так как ее было легко отыскать по жуткому запаху. Солдаты ловко ее прятали среди пушек, гаубиц, бочек из под бензина или керосина, но вонючий запах все равно выдавал ее. Мы находили и безжалостно ее выливали на землю. Когда ехали днем - любовались необыкновенной красотой гор, предгорий и долин, которые умещались в одном видеосюжете. Красивее пейзажа я нигде не видел, даже потом в Болгарии, которую исходил пешком влоль и поперек как охотник и артиллерист при создании укреплений на всех границах. Запомнилась длительная остановка и посещение Бухареста, его ресторанов, где официантки все исключительной красоты, цыганского типа, и обслуживают в халатах одетых на голое тело, ведь было так жарко, а вентиляция не работала. В районе Ясс мы увидели как румыны откапывали из укрытий в земле мешки дорогих предметов домашнего хозяйства - обычные разнокалиберные строительные гвозди для дерева. Отметим и то, что все румыны на голове носят черную баранью шапку конической формы.
Прибыв в Яссы сразу же отправились на совещание в Большой оперный театр. На сцене восседали на венских стульях все заместители ком кора - 37. Его не было, его все ждали. Вдруг он появился, огромный, решительным шагом вышел на сцену справа и громко сразу же обратился, нет, набросился с руганью на начальника тыла корпуса, низенького толстенького полковника, который тут же вскочил перед ним по стойке “смирно”. Его речь была примерно такой: “Ты что идиот или кретин? Как ты мог додуматься до такого? Как ты мог приказать перегонять пешком в Союз, за тысячи километров, сотни тысяч кур? Вы видели такого придурка?“. Последняя фраза уже обращалась к нам, сидящим в зале. Это был шедевр командирского негодования. Слава богу что он встретил этих кур под Кечкеметом, еще в Венгрии, их гнали солдаты и они попали ему при переходе через шоссе. Он подозвал одного из солдат, который перегонял и спросил чьи это люди и чьи это куры? Ответ был четкий и прямой: “Ваши!”. Он был потрясен этой тупостью и дурью.
От Ясс наш путь лежал на Рязань в Селецкие лагеря, куда прибывала и где размещалась прибывающая из Европы наша 103 гв.вдд. Вокруг леса и болота. Жилье в огромных землянках, на 50 человек каждая. Впереди на носу зима. Правда лесу и дров вокруг полно. Так завершилась наша жизнь в качестве оккупационной армии в Европе, в Венгрии. Шла осень 1946 года.