Фабио c котом.
Предположим, что звали его Джузеппе.
Говорят, драматурги-сценаристы легко придумывают имена героям: берут Антонио, меняют на Джузеппе - вот и вся недолга. Попробую.
Итак, нарастим семью нашему Джузеппе: жена Мария-на-сносях, сынишка Фабио-оболтус, теща Мария-старшая-руки-в-боки, безымянный кот. Живут они пускай не на окраине, где они наверняка и живут, и куда добирается Джузеппе вечерним рейсовым, а в центре, в центре - еще на титрах он ( Джузеппе ) сядет в пришвартованный к двери катерок ( здесь Мария-на-сносях должна будет как-то обозначить скромный быт венецианской семьи: "Джузеппе, не забудь купить керосин!" ) и отправится на кладбище...
...я так долго обдумывала свой рассказ о карнавале в Венеции, на который мне удалось попасть в третьем году - ровно пять лет назад, что за это время увяли все красивые слова, а остались - будь они неладны - как всегда! - какие-то шутки-прибаутки...
Ещё в четверг город был пуст и тих. Редкий гондольер проплывал под моей лохматой головой, высунутой из гостиничного окна. Добавим романтики: волны канала шлёпали по древним стенам.
Я отправилась на кладбище. Как богатая американка - на водном такси вишнёвого дерева. Часа два я бродила в безрезультатных поисках, впрочем, следуя рекомендациям - потому, конечно, да, я нашла десяток балетных туфелек, потемневших от влаги, на могиле Дягилева, и, конечно, я ничего не нашла на могилах Веры и Игоря Стравинских: им не хватало сентиментальности при жизни, оттого потомки не сентиментальны с ними после. В католической части кладбища, как мне показалось, шли похороны: кто-то весело умер в дни карнавала. Лил дождь.
И ещё я нашла его. Джузеппе. Кладбищенского сторожа. Он торопливо запирал свою сторожку ( даю наводку: берите левее от главного входа! ) и по всему выходило, что собирался от меня сбежать.
- Синьор! Синьор! Эй!
- Нет, нет, у меня ланч. Ланч. У меня ланч! Через час. Вот расписание. Видите? - ланч!
- Но синьор, один короткий вопрос!
- Да знаю я ваш короткий вопрос!
- ?!
..................................................................
- Посмотри, Мария, твой муж совершенно сошёл с ума! Он забыл купить керосин! И что он делает? - он рисует картинки!
- Послушай, Джузеппе! Что это? Зачем ты рисуешь эти картинки?
- Святая Мария, оставьте меня в покое, мне хватает безумцев на кладбище!
..................................................................
- Русская? - спросил Джузеппе, отпирая сторожку.
- Русская.
- На! - он протянул мне листок. Взял со стола пачку листков и один - мне. Небольшая карта, нарисованная ОТ РУКИ! - план кладбища. Сверху надпись: " как найти могилу Бродского".
- Понимаете, это ведь поэт! Это очень важно - найти могилу. А указателей нет! А ведь это так для всех нас важ...
Джузеппе повернулся и ушёл. Это был хороший человек, которого настигла неприятность: толпы очумевших русских, ищущих какого-то Бродского. Джузеппе оказался хранителем ценного знания, хотя оно его и тяготило. Джузеппе был грубоват, но и великодушен.
И вспомнился мне тогда ещё один - совсем уж неизвестный человек, благодаря которому - и это чистая правда! - начался "мой" Бродский. Человек тот великодушно и бесхитростно написал по штукатурке ( питерцы, кто помнит? Надпись эту долго не стирали, и я даже не знаю - стёрли ль?) на угловом доме по улице Пестеля году так в восемьдесят-каком-то: "В этом доме жил Иосиф Бродский".
Я проследовала по маршруту Питер - Нью-Йорк - Венеция. Цель эмиграции была, в сущности, достигнута.
Ну, а к субботе город переполнился до краёв людьми. Днём я отвергла предложение руки и сердца какого-то проходимца; вечером, когда уже начались гуляния и пляски, пофлиртовала с двумя парнями, засунутыми в огромную юбку из-под толстой матроны; а ночью, с карнавальной маской на лице, попрыгала на площади святого Марка в компании генуэзских студентов, одетых во фраки и котелки.
...............................................................
Говорят, признание смягчает наказание? Признаю: мне так и не понадобились ни Фабио-оболтус, ни безымянный кот. Они оказались драматургической ошибкой. Но убить их - рука не поднимается.