ИСТОРИЯ РАСПЯТИЯ ХРИСТА. За что? Часть1.
Жил-был воин. Ну, у Пилата служил. И слыхал он о некоем чудотворце и мудреце. И столько слыхал, что решил посмотреть, кто же это такой. И однажды ему удалось увидеть Христа. Правда, не знал он, что это Христос, да и видел издалека. И дивился он чудесам и премудрости его. Проповеди Христа был очень мудрыми и часто непонятными, но в глубине души он чувствовал в них какую-то правду. Однако, поступать, как говорил Христос не стремился - он как в кино ходил посмотреть, что там сегодня Христос начудотворит. Ну, интересно же - вроде цирка.
Воину было неведома цена этого "цирка", он не знал, то весь этот "цирк" стоял на колоссальном усилии этого человека - Христа.Просто сам воин не был способен ни на такое же усилие, ни на миллионную долю сверхусилия Христа. Соответственно, и не верил, что это не "цирк". "Мало ли бродячих комедиантов, - полагал он, становясь свидетелем очередного чуда, - фокусы какие-нибудь, современные римские технологии, наверное". Но подивиться приходил снова и снова.
Со временем удавалось даже поговорить с чудотворцем. Даже подискутировать. Был воин не глуп, по-житейски не глуп. И по-житейски иногда во время чудес или проповедей Христа отвешивал Ему реплики, резавшие Христа болью как от топора, и радовался как ребенок ― как удачно у него получилось так умно сказать. Не то чтобы воин не принимал того, что говорил Христос ― напротив, он ко Христу очень хорошо относился. Только не знал, какую тяжкую ношу тот нёс на себе каждый миг свей жизни и каждая очередная насмешка сильно отягощала его. Ничего этого воин не знал, уходя по свои делам довольный собой.
И не знал воин, что всё то время, пока воин занимался своими житейскими делами, Христос занимался лишь тем, чтобы восстановить то, что было шутя и походя растоптано тем воином. И не понимал, что это его так часто (по слухам) оставляли Его ученики ― апостолы. И удивлялся, а чего это Он так крепко спал в лодке (Пётр рассказывал, что Он дрых как сурок, пока они в страхе тряслись во время бури). Хохотал до слёз, когда слыша от Христа, что его кто-то там хочет убить. А чудо воскресения Лазаря он вообще не видел ― он тогда работал, и поэтому верить чьим-то росказням... Но всё равно, хоть и почитал воин Христа как ненормального, но интересовался Им и его чудесами.
Поэтому каждый раз воин приходил снова, радостно хлопая Христа по плечу: «да ладно, дружище, - не сердись за вчерашнее, - Сам же говорил, что прощать надо.Я ничего злого не хотел тебе сделать. Что там было-то? - не помню. Ну так давай забудем, и будем в мире». Своим плоским умом воин не мог схватить сразу одновременно всё то, что Христос говорил о прощении брату своему. Мысли воина проистекали из традиционного восприятия действительности, а потому он быстро забывал, что было сказано Христом накануне. Христос наращивал духовное знание своих учеников, а прилепившийся воин снова и снова приходил как обнулённый ― будто не слышал того, что было произнесено Христом вчера. В голове воина ничего не задерживалось, от чего он абсолютно неверное растолковывал себе то, что изрекал Христос о любви, о прощении, о грехах, о покаянии, о милосердии.
Поэтому любовь в уме воина укладывалась как всегда ласково-солнце, покаяние― как наименование своего греха, прощение ― прощение всеми меня-любимого, милосердие как необходимость отстегнуть десятину, раздав по возможности её бедным, а понятие греха ограничивалось только тем, что было им названо ― лжесвидетельство, убийство, воровство, блуд и т. д. Неведомо было воину, что под лжесвидетельством Христос понимал далеко не только ложь на кого-то на суде, что любовь бывает и жесткой и бьёт больно, что прощение обусловлено чьим-то раскаянием, а милосердие ― это совсем не одно и то же, что подаяние милостыни или забота о немощных, и что самое настоящее убийство, оказывается, возможно не только прямым образом, но и на словесном уровне.
Поэтому воин с лёгкостью радостно не скупясь на слова «рубил» топорным словом по живому, так и не поняв или не запомнив накануне из Нагорной проповеди, о чём говорил Христос.Видимо, привычка так поступать с людьми была выработана у воина с детства. Там же ― в детстве лежало «ласковое» всепрощение его родителей. Воина не мучила такая привычка ― он всегда полагал, что ничего такого он не сделал ― подумаешь, какое-то слово сказал. А если и сделал, то его нужно не судить и простить. И, что характерно, искренне полагал, что все так и делали. И сам он, как считал, легко прощал. Прощал, не замечая, что прощает тех, у кого должен бы просить прощение.
Так однажды воин простил одного смертника, который плюнул ему в лицо, когда тот стегал его плетьми. Воин же был на работе, при исполнении. Простил блудницу, которая бросила в него его же камень, брошенный в неё. Прощал жену за то, что она упрекала его в измене. Он мужчина как-никак, и свободен выбирать себе, с кем и как. Прощал Христа за то, что тот гневался на него иногда. За что гневался Христос ― этот вопрос, конечно, был второстепенный. Главное ― воин Его прощал. Прощал и снова приходил его послушать, довольный своим прощением, - послушать и посмотреть на Его чудеса, зарядившись положительной энергией... для своей работы. А то порой сил не хватало возиться со смертниками ― бить, прибивать к крестам, слышать эти вопли...
И вот однажды в смену воин а выпало ему идти на Лысую гору, чтобы приколотить к крестам очередных преступников.В судилищах этот воин участия не принимал ― он маленький человек. А потому даже не знал, что в этот день ему предстояло прибивать к дереву того самого чудотворца Христа. По обыкновению плотно позавтракав, воин вышел из дому и направился на работу.
И когда он увидел Христа, то обрадовался ему, даже поздоровался. Очень радостна ему была эта встреча. Ну, как же - чудотворец, и у него на работе... Как-то не сложилось у воина в голове, что Христос вообще-то уже крест тащит на себе, истекая кровью. Смотря на Христа, воин этого не видел. Система визуальных приоритетов воина была сломана, видимо. Что-то не то с головой было у воина, раз он не обнаруживал того, что для всех остальных было очевидно: Христос истекал кровью и тащил на Лысую гору крест. Для воина был главным он сам (воин), а потому все остальные были лишь приложением к его самости. Потому кровь, которой истекал Христос, воину была не заметна. Таковы были «особенности» его психики.
И вот, подойдя ко Христу, истекающему кровью, он по привычке повёл диалог, не замечая, какой болью отзывается в висках Христа каждое слово воина. Каждое предосудительное насмешливое слово. Христос пытался говорить с воином, но его крест тяжелел и тяжелел ― тяжести прибавляли самодовольные в своём расслабленном комфорте реплики воина. Даже пустые реплики о погоде, о природе. Тяжести Иисусу прибавляло сознание того, этот человек не понимает, что и его «старания» возвели Христа на крест.
Христос не был мазохистом и хотел бы избежать смерти. Это потом придумали сладенькую сказочку, чтобы закамуфлировать коллективный грех всех тех, кто по-чуть-чуть против него солгал. Это потом кто-то, кому доверяли как ближайшему окружению Христа, повернул мировую мысль в сторону ― мол, это Он Сам так хотел умереть на кресте, потому что ради этого пришел. Это потом было рассказано и пересказано евангелистами. Это потом обросло небылицами.
Но Христос не хотел себе смерти. Напротив ― Он часто отчаянно боролся за свою жизнь, уходя из разных местностей так, что его не могли тронуть. Именно поэтому однажды Христос изрёк ученикам, что ни один волос с головы не упадёт без воли Бога-Отца. Ибо и Бог-Отец не хотел, чтобы убили Сына. Это потом извратили то, что проповедовал Христос, это потом сказали, что Бог-Отец отдал Сына на смерть из-за любви к человечеству.
Не на смерть Бог-Отец отдал Сына единородного, но на утверждение жизни.И за жизнь Христос постоянно боролся, уходя от преследования иудеев, от занесенного оружия эллинов. Именно ради жизни Христос часто вынужден был говорить о том, что кто-то желает Его смерти. Конечно, Он понимал, что над ним будут смеяться и называть больным, но у Него порой не было выбора ― или назовут больным и поднимут на смех, или убьют. Именно из жизнелюбия Христос выбирал жизнь, становясь «иудеям соблазн, эллинам безумие». У Христа была сложнейшая задача: сохраниться в истине, не солгать ни капли и при этом выжить. Жизнь в абсолютной правде, а не жизнь любой ценой ― вот на что отдал Бог-Отец Сына Своего единородного. Жизнь и утверждение в жизни всех, кого еще можно спасти.
И Христу это удавалось на протяжении нескольких лет. Но потом случилось... Какая нелепость... И вот Он уже попал в эту «мясорубку»... Христос не хотел говорить с Иродом ― Ирод был духовно глуп. Христу нечего было сказать и Пилату в ответе на вопрос «что есть истина?» Пилат был симпатичен Христу хотя бы тем, что не смотря на своё положение как-то пытался отстоять его ― Иисуса из Назарета, но сказать Пилату было нечего: Христос говорил лишь к тем, кто был настроен Его слышать. И вот путь на Голгофу...
Христос смотрел на того воина когда тот по обыкновению дружелюбно о чем-то лопотал, не замечая, как мучается от боли Христос, таща на себе крест. Смотрел, молча впав ступор: «неужели этот человек не понимает, что я умираю из-за него ― из-за его самодовольных или предосудительных реплик в чей-то адрес ― кесаря, первосвященников, кого-то еще, - из-за реплик, которые он и грехом-то не ведает, из-за реплик, которые в добавок были неправильно поняты и истолкованы, приписаны не тому, кем изрекались, будучи произнесенными рядом со мной»? Это уже много позже из предлога «из-за» искусственно и цинично удалили «из», чтобы получилось «за». Он умирал «из-за» них, но в историю вошло как умирал «за» них, то есть вместо них. Всем хотелось в это верить, что нашелся человек, который вместо них умрёт ― пострадает один, чтобы ушли от ответственности за свои грехи другие. Какой цинизм ― убивать человека и объявлять потом, что он сам хотел быть убитым ― миссия у него такая.
Христос смотрел на воина и не боль растекалась по лицу слезами вместе с кровью. Это полноценное вместилище Святого Духа не могло вместить: неужели этот человек ― воин ― не понимает???? После стольких чудес и проповедей не понимает???? После стольких личных откровений не понимает??? Сквозь кровь, стекающую на глаза Христос смутно пытался различить черты лица этого воина.
Чем жив этот человек? Что им движет? Не может быть, чтобы он не понимал... Не может быть...На остатках сознания Христос силился понять, вместить удары плетьми, перемежающиеся доброжелательной улыбкой с предложением мира... Потом снова удар, и снова «мир». И это не было сознательным садизмом ― просто что-то было серьёзно искажено в психике этого воина, раз до него не доходило, что каждый его удар причиняет боль, и говорить после этого о примирении ― просто свидетельство глубочайшего нездоровья... Кто же тогда был здоров? Лазарь после воскрешения? А где же он тогда? Где тот, что видел всю подноготную проповедей Христа, - видео будучи в тонком мире в течение четырёх дней? Уж Лазарю было открыто на порядки больше, чем остальным, - он видел, кто и как клевещет на Христа, он видел, как проявляет себя тайна беззакония. Но почему, имея представление о том, какую вселенскую боль постоянно носил Христос в душе, не говоря почти ничего об этом окружающим, почему зная всё это Лазарь сейчас не здесь? Почему он не попытался ничем защитить или хотя бы поднять свой слабый голос в защиту. Христос хотя бы знал, что эта живая душа с ним. Но Лазаря не было. Был неизменный воин ― человек с повреждённым рассудком, не замечающий этого.
Христос усилие мысли перестал цепляться за мысль о человеке ― о Лазаре. Кто такой Лазарь и чем он может помочь? - лишь навык мысленно припасть к Богу-Отцу спасал он впадение в пропасть этой страшной накопившейся вселенской боли, от которой, если вытряхнуть сразу всё на поверхность сознания, на поверхность памяти, можно расстаться с умом. Эту пропасть Христос быстро обнаруживал и умел остановиться, не доходя до обрыва. Но лукавый не дремал ― уж он-то был в первую очередь заинтересован, чтобы Христос туда сиганул. Однажды в пустыне он уже пытался сбросить туда Христа, умело ввернув «на руках возмут тебя, да не когда преткнеши о камень ногу твою». Эту «песню» Христос помнил хорошо и с тех пор легко перепрыгивал через это лукавое предложение. Перепрыгнул и сейчас, повинуясь уже выработанной привычке к усилию над собой.
Привычки, которые вырабатывал в нем Бог-Отец сейчас работали за сознание Христа.Сейчас от боли сознание отказывало, уносясь то в прошлое, то в будущее. Возвращаясь в него Христос снова слышал слова воина. Это лукавый издевался над Иисусом, ковыряя раны души. Знал он что воин своим неведением, отсутствием какой-то важной функции в душе причиняет Христу еще большие страдания. Их критическая масса колебалась на пике, и когда весы перевешивали с в сторону боли, то лишь тонкий сон спасал Его от впадения в ту самую пропасть, которую позже назовут депрессией.
Уже на подходе к Голгофе Христос пришел в себя и увидел глаза Марии Магдалины.Во взгляде была боль и упрёк ― она знала, какая нелепость была... Она предупреждала, она отводила, она была ангелом хранителем, которого однажды никто не услышал...
И снова перед глазами этот человек - воин. В своё время он часто пользовался премудростью, как дышал, ибо там, где он живёт, дышать нечем ― настолько всё пронизано ложью. Но не знал воин цену этой премудрости ― рассуждал так: «просто у Иисуса есть талант так умно говорить». Невдомёк ему было, что премудрость может быть с человеком лишь при определённых условиях, которым и Христос-то не всегда соответствовал. Не знал воин, при каких колоссальных усилиях человека она возвращается.
Нестерпимая мука разрезала свежие раны на голове от тернового венца ― разрезала еще глубже «скальпелем» этих мыслей.Христос уже не улыбался воину через силу ― Его наполнял то гнев, то боль. Порой он хотел харкнуть кровью в лицо этому воину, но сил на это не было. Они подходили к Голгофе, воин по привычке что-то лопотал всё о том же житейском ― что-то о кесаре, о римлянах и их безумствах, об иудейских первосвященниках с их лицемерием. Будто не замечал, что тайная вечеря уже закончилась, что смерть дышит в лицо Христу. Почти ничего из слов воина уже не слышал Христос.
Крик пульсирующей боли, тихий и мощный ― прямо в Небо: «что я сделал не так, ведь я только для Тебя трудился»?! Но Небо молчало. «Что я сделал»???!!! Вокруг уже суетились и другие воины. Народ между собой судачил о том, что вот этот разбойник кого-то убил, разрушил какой-то храм, а потом объявил себя мессией. Где-то слышно было, как рассказывали о каком-то чудотворце, которого видели еще несколько дней назад, но почему-то он куда-то пропал. Другие говорили, что его вроде забирали воины, но Пилат отпустил его в праздник. Это подтверждали и первосвященники ― отпустили-отпустили ― по их просьбе отпустили. Они же указывали на Христа, возбуждая ненависть в народе, что мол вот этот вот осмелился себе приписать множество чудес и проповедей того самого чудотворца, которого отпустили, что уже за одно это он заслуживает смерти. Первосвященники говорили, что этот разбойник носил чужой хитон и благословили тех, кто хитон с Христа срывал. Указывали на мать и братьев Христа, говоря, что они знают его как облупленного ― он лжец и больной. К тому же последнее время его часто видели среди пьяниц и блудниц, что свидетельствовало о его развратном образе жизни. Рассказывали, как однажды напившись вина он устроил дебош в храме: взял бич и лупил всех направо и налево ― мирных людей, которые меняли свои товары, продавали голубей. Один первосвященник рассказал, как стал свидетелем того, как за Иисусом пришла мать вызволить его из его пьяной компании. И когда тому объявили о приходе матери и братьев, то он объявил, что она ему не мать, а мать ему его дружки, которые от стыда сейчас все разбежались. И часто потом он повторял, что его семья - домашние - враги ему. Убить такого на кресте ― святое дело.
Сквозь разговоры вокруг него Христос снова с снова взывал к Небу: «что я сделал, за что Ты, Боже, допустил это чудовищное беззаконие»? Небо молчало. Первый гвоздь вошел в левую руку. Это было не больнее, чем услышать от людей, которые недавно кричали ему «осанна», сегодня «распни его». Он видел глаза бывших прокаженных, которых он исцелил. Он видел стыдливо бегающие глаза гадаринского бесноватого, из которого он изгнал бесов. Он встретился взглядом с бывшим слепым, который некогда кричал «Иисус, помилуй меня» и которого тот исцелил. Он видел ухмылку своего брата, стоявшего рядом с матерью, у которой на лице изобразилось что-то умилительно-страдательное. Он встретился глазами с Иоанном Богословом. В этот момент в Небе сверкнула яростная вспышка, которую заметили только Иисус и Иоанн. Христос смутно услышал: «Почему ты не сказал об этом ученикам, когда они тебя спрашивали?! - ты испугался, что тебе не поверят... теперь уже поздно ― ты обрёк человечество на тысячелетия лжи и страдания от неё»... Пронзительная боль в груди ― она спасла Иисуса от ощущения боли, когда вбивали остальные гвозди. Боли в руках и ногах не было. Боль мигом распространилась на столетия вперёд. В этот момент Ему открылось всё будущее. В этот момент он увидел себя откуда-то сверху маленькой пульсирующей болевой точкой вселенной. Пульсирующей во времени, как бы проходящий сквозь века, пульсирующей точкой распятия ― каждодневного, ежеминутного все века наперёд. Увидел вместо жизни, ради утверждения которой он пришел на землю, смерть миллиардов, смирно умирающих с верой, что их на том свете «на руках возмут»... Он умирал на кресте, унося с собой многое из того, что должен был дать людям. Откуда они теперь смогут узнать?...
Он увидел как пишутся и переписываются многочисленные талмуды ― писания, как оттуда постепенно выветривается правда.Как же они узнают?... Остатки сознания искали. Он кричал в Небо: «неужели всё совсем? Сколько лет? Сто? Пятьсот? Тысяча? Дай мне еще шанс»! - «Ты не сможешь, сам уже не сможешь, - отвечал Бог-Отец. - Второй раз будет не скоро, и ты сам не сможешь придти ― тебе уже не дадут. Мне не дадут тебя так же забросить. Ты сильно повредил вселенную своей ошибкой ― сатана ликует. Мне будет много сложнее отцеплять этого паразита. И он теперь усилится. Много лет, много. Не без твоих усилий. Только теперь тебе будет много сложнее, чем прежде. Но это всё потом. Сейчас у тебя осталась мало времени, торопись». Христос уже не обращал внимания на тех, кто стоял там внизу, - его больше не занимала боль от чудовищного беззакония над ним. Ему открывалось, что же он наделал. Бог-Отец как всегда говорил тихо, со спокойной почти деловитой бесстрастной любовью, как бы не обращая внимания на страдания Христа. Никакого слёзного умиления. Тихая ярость, притаившаяся перед выбросом, и спокойная любовь, простирающаяся на века вперёд. Оставались, может, минуты, за которые Иисус должен был сделать что-то важное ― выбросить на поверхность «бутылку с запиской» для кого-то, кто, может, через тысячелетия её обнаружит именно как «бутылку с запиской», сможет извлечь записку и будет уметь её прочесть. Иисусу показалось непосильной тяжестью то, что ему открывалось. Какой человек сможет такое?... И чтобы «прочесть» это... «Боже, кто же научит это прочесть? - какой духовной силы должен быть такой человек!» - «Ты его и научишь». - «Я»? - «Да, ты. Ты будешь учить его все те столетия, которые еще не отмерены и будут отмерены исключительно тобой по ходу движения. Ты будешь собирать его из всех народов. Условно его зовут Иаков, но как его будут звать реально ― не важно. Я как-то одному пророку велел так же оставить весточку и для тебя: непременно соберу всего тебя, Иаков». - «Я помню... Хочется пить. И больно».
В этот момент Иисус услышал дикий вопль висевшего рядом разбойника: «Ну, чудотворец, чё ж ты не снимешь себя и нас с крестов? Где твои хвалёные чудеса? Разве тебе не больно»?! Эта реплика усилила боль Иисуса, и он обратился в небо свой вопль: «в самом деле, почему ты сейчас меня не снимешь с креста? - я продолжу, я смогу! Ты же можешь каким-нибудь громом или землетрясением разразиться»? - «не могу, сейчас не могу». - «а как же твоё всемогущество?» - «Я не волшебник, я ― БОГ. Я много трудился для твоего рождения на земле после того, как твои прародители покалечили вселенную, которую Я создал. Вложил в тебя всё. И ты той нелепостью, ошибкой лишил Меня возможности тебя сейчас снять с креста. Я мог этого не допустить, но ты не слышал, не воспринимал мою помощь как мою. Ты ошибся, и сейчас я не могу тебя снять с креста». - «Да почему же?» - «ты же всё знаешь. Ты знаешь, как и из кого состоит ангельский мир (а из него состою Я), как он постоянно меняет свой цвет и насыщенность, как он нестабилен. Своей ошибкой ты почти погрузил его в ночь. Если хочешь, Я говорю с тобой на пределе Своего усилия. Ты же знаешь, что такое Силы. Небо никогда не молчит ― его просто периодически глушат. Сейчас, считай, идёт страшная битва за то, чтобы ты меня хотя бы услышал».
Ужас испытал Христос. Ужас от того, что в таком состоянии он еще не видел Бога-Отца.«Неужели это я так запер Тебя»? - «Да, именно запер, - твоя ошибка. Я использую последние ресурсы, чтобы инвертировать, точнее снова извлечь свет из тьмы. И к сожалению теперь ты можешь помочь мне только здесь, потому что там ты себя обездвижил ― ты уже на кресте, ты умираешь. Торопись же». - «Что? Что я должен сделать в оставшееся время?» - Небо умолкло. «Боже, говори же, говори»! Но Христос не услышал ответа. Он вернулся сознанием на Голгофу, вернулся к боли. Было больно и хотелось пить. Магдалины не было ― её давно оттеснили зеваки. Её не было. Не было никого... Чувство вселенского одиночества усиливалось. Христос приближался к пропасти боли и отчаяния, которую Он всегда избегал. Иисус снова посмотрел на Иоанна. Потом на мать, стоявшую рядом с ним. Потом на брата. Пропасть стала еще ближе. Но теперь Он уже не удерживал разливаться в себе этой боли, которая приближала его к обрыву. Расслаблялись какие-то мышцы, быть может, мышцы, удерживающие Его в сознании. Поэтому дальнейшее происходило почти автоматически, без примеси привычной аналитики, без примеси умствования.
3 апреля 2012
Часть (2) здесь: http://anna-v-koala.livejournal.com/43646.html
Анна Вячеславовна Колесникова, Москва
Ищу работу в журналистике. Блог доходов мне не приносил никогда.
Резюме: http://anna-v-koala.livejournal.com/215621.html
Портфолио: http://freelance.ru/users/Kolesnikova-Anna/
+7 917-550-47-44, +7 919-798-89-60
anna-koala@mail.ru ; anna.v.koala@gmail.com ; anna-v-koala@yandex.ru
Я - Анна Вячеславовна Колесникова, 3 мая 2012 в ХХС, Москва
PS: ВИДУ ВНОВЬ ОТКРЫВШИХСЯ НАКАНУНЕ ПАСХИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ТЕКСТ ИСТОРИИ РАСПЯТИЯ ХРИСТА БУДЕТ ПЕРЕПИСАН.
Рисунок точно отражает мысль: не так всё было, как нам рисует церковная история.
Рисунок из интернета, сайт, на который дал ссылку автор, я сохраняю.
Тем, кто запрещает себе рассуждать: просьба не обольщаться: переписанный текст вас вообще свалит.
Вдруг Христом окажется ЖЕНЩИНА?.....
Историю пока оставляю как есть. Когда перепишу - сообщу дополнительно.
Я не имею отношения к какой бы то ни было религиозной организации, а патриарха Кирилла Гундяева обоснованно (см. мои тексты) считаю лицемером, святотатцем и рейдером.
ИтоГО: духовно нелегитимный патриарх Гундяев, церковная апостасия, толкование писаний.
http://anna-v-koala.livejournal.com/524804.html
Воину было неведома цена этого "цирка", он не знал, то весь этот "цирк" стоял на колоссальном усилии этого человека - Христа.Просто сам воин не был способен ни на такое же усилие, ни на миллионную долю сверхусилия Христа. Соответственно, и не верил, что это не "цирк". "Мало ли бродячих комедиантов, - полагал он, становясь свидетелем очередного чуда, - фокусы какие-нибудь, современные римские технологии, наверное". Но подивиться приходил снова и снова.
Со временем удавалось даже поговорить с чудотворцем. Даже подискутировать. Был воин не глуп, по-житейски не глуп. И по-житейски иногда во время чудес или проповедей Христа отвешивал Ему реплики, резавшие Христа болью как от топора, и радовался как ребенок ― как удачно у него получилось так умно сказать. Не то чтобы воин не принимал того, что говорил Христос ― напротив, он ко Христу очень хорошо относился. Только не знал, какую тяжкую ношу тот нёс на себе каждый миг свей жизни и каждая очередная насмешка сильно отягощала его. Ничего этого воин не знал, уходя по свои делам довольный собой.
И не знал воин, что всё то время, пока воин занимался своими житейскими делами, Христос занимался лишь тем, чтобы восстановить то, что было шутя и походя растоптано тем воином. И не понимал, что это его так часто (по слухам) оставляли Его ученики ― апостолы. И удивлялся, а чего это Он так крепко спал в лодке (Пётр рассказывал, что Он дрых как сурок, пока они в страхе тряслись во время бури). Хохотал до слёз, когда слыша от Христа, что его кто-то там хочет убить. А чудо воскресения Лазаря он вообще не видел ― он тогда работал, и поэтому верить чьим-то росказням... Но всё равно, хоть и почитал воин Христа как ненормального, но интересовался Им и его чудесами.
Поэтому каждый раз воин приходил снова, радостно хлопая Христа по плечу: «да ладно, дружище, - не сердись за вчерашнее, - Сам же говорил, что прощать надо.Я ничего злого не хотел тебе сделать. Что там было-то? - не помню. Ну так давай забудем, и будем в мире». Своим плоским умом воин не мог схватить сразу одновременно всё то, что Христос говорил о прощении брату своему. Мысли воина проистекали из традиционного восприятия действительности, а потому он быстро забывал, что было сказано Христом накануне. Христос наращивал духовное знание своих учеников, а прилепившийся воин снова и снова приходил как обнулённый ― будто не слышал того, что было произнесено Христом вчера. В голове воина ничего не задерживалось, от чего он абсолютно неверное растолковывал себе то, что изрекал Христос о любви, о прощении, о грехах, о покаянии, о милосердии.
Поэтому любовь в уме воина укладывалась как всегда ласково-солнце, покаяние― как наименование своего греха, прощение ― прощение всеми меня-любимого, милосердие как необходимость отстегнуть десятину, раздав по возможности её бедным, а понятие греха ограничивалось только тем, что было им названо ― лжесвидетельство, убийство, воровство, блуд и т. д. Неведомо было воину, что под лжесвидетельством Христос понимал далеко не только ложь на кого-то на суде, что любовь бывает и жесткой и бьёт больно, что прощение обусловлено чьим-то раскаянием, а милосердие ― это совсем не одно и то же, что подаяние милостыни или забота о немощных, и что самое настоящее убийство, оказывается, возможно не только прямым образом, но и на словесном уровне.
Поэтому воин с лёгкостью радостно не скупясь на слова «рубил» топорным словом по живому, так и не поняв или не запомнив накануне из Нагорной проповеди, о чём говорил Христос.Видимо, привычка так поступать с людьми была выработана у воина с детства. Там же ― в детстве лежало «ласковое» всепрощение его родителей. Воина не мучила такая привычка ― он всегда полагал, что ничего такого он не сделал ― подумаешь, какое-то слово сказал. А если и сделал, то его нужно не судить и простить. И, что характерно, искренне полагал, что все так и делали. И сам он, как считал, легко прощал. Прощал, не замечая, что прощает тех, у кого должен бы просить прощение.
Так однажды воин простил одного смертника, который плюнул ему в лицо, когда тот стегал его плетьми. Воин же был на работе, при исполнении. Простил блудницу, которая бросила в него его же камень, брошенный в неё. Прощал жену за то, что она упрекала его в измене. Он мужчина как-никак, и свободен выбирать себе, с кем и как. Прощал Христа за то, что тот гневался на него иногда. За что гневался Христос ― этот вопрос, конечно, был второстепенный. Главное ― воин Его прощал. Прощал и снова приходил его послушать, довольный своим прощением, - послушать и посмотреть на Его чудеса, зарядившись положительной энергией... для своей работы. А то порой сил не хватало возиться со смертниками ― бить, прибивать к крестам, слышать эти вопли...
И вот однажды в смену воин а выпало ему идти на Лысую гору, чтобы приколотить к крестам очередных преступников.В судилищах этот воин участия не принимал ― он маленький человек. А потому даже не знал, что в этот день ему предстояло прибивать к дереву того самого чудотворца Христа. По обыкновению плотно позавтракав, воин вышел из дому и направился на работу.
И когда он увидел Христа, то обрадовался ему, даже поздоровался. Очень радостна ему была эта встреча. Ну, как же - чудотворец, и у него на работе... Как-то не сложилось у воина в голове, что Христос вообще-то уже крест тащит на себе, истекая кровью. Смотря на Христа, воин этого не видел. Система визуальных приоритетов воина была сломана, видимо. Что-то не то с головой было у воина, раз он не обнаруживал того, что для всех остальных было очевидно: Христос истекал кровью и тащил на Лысую гору крест. Для воина был главным он сам (воин), а потому все остальные были лишь приложением к его самости. Потому кровь, которой истекал Христос, воину была не заметна. Таковы были «особенности» его психики.
И вот, подойдя ко Христу, истекающему кровью, он по привычке повёл диалог, не замечая, какой болью отзывается в висках Христа каждое слово воина. Каждое предосудительное насмешливое слово. Христос пытался говорить с воином, но его крест тяжелел и тяжелел ― тяжести прибавляли самодовольные в своём расслабленном комфорте реплики воина. Даже пустые реплики о погоде, о природе. Тяжести Иисусу прибавляло сознание того, этот человек не понимает, что и его «старания» возвели Христа на крест.
Христос не был мазохистом и хотел бы избежать смерти. Это потом придумали сладенькую сказочку, чтобы закамуфлировать коллективный грех всех тех, кто по-чуть-чуть против него солгал. Это потом кто-то, кому доверяли как ближайшему окружению Христа, повернул мировую мысль в сторону ― мол, это Он Сам так хотел умереть на кресте, потому что ради этого пришел. Это потом было рассказано и пересказано евангелистами. Это потом обросло небылицами.
Но Христос не хотел себе смерти. Напротив ― Он часто отчаянно боролся за свою жизнь, уходя из разных местностей так, что его не могли тронуть. Именно поэтому однажды Христос изрёк ученикам, что ни один волос с головы не упадёт без воли Бога-Отца. Ибо и Бог-Отец не хотел, чтобы убили Сына. Это потом извратили то, что проповедовал Христос, это потом сказали, что Бог-Отец отдал Сына на смерть из-за любви к человечеству.
Не на смерть Бог-Отец отдал Сына единородного, но на утверждение жизни.И за жизнь Христос постоянно боролся, уходя от преследования иудеев, от занесенного оружия эллинов. Именно ради жизни Христос часто вынужден был говорить о том, что кто-то желает Его смерти. Конечно, Он понимал, что над ним будут смеяться и называть больным, но у Него порой не было выбора ― или назовут больным и поднимут на смех, или убьют. Именно из жизнелюбия Христос выбирал жизнь, становясь «иудеям соблазн, эллинам безумие». У Христа была сложнейшая задача: сохраниться в истине, не солгать ни капли и при этом выжить. Жизнь в абсолютной правде, а не жизнь любой ценой ― вот на что отдал Бог-Отец Сына Своего единородного. Жизнь и утверждение в жизни всех, кого еще можно спасти.
И Христу это удавалось на протяжении нескольких лет. Но потом случилось... Какая нелепость... И вот Он уже попал в эту «мясорубку»... Христос не хотел говорить с Иродом ― Ирод был духовно глуп. Христу нечего было сказать и Пилату в ответе на вопрос «что есть истина?» Пилат был симпатичен Христу хотя бы тем, что не смотря на своё положение как-то пытался отстоять его ― Иисуса из Назарета, но сказать Пилату было нечего: Христос говорил лишь к тем, кто был настроен Его слышать. И вот путь на Голгофу...
Христос смотрел на того воина когда тот по обыкновению дружелюбно о чем-то лопотал, не замечая, как мучается от боли Христос, таща на себе крест. Смотрел, молча впав ступор: «неужели этот человек не понимает, что я умираю из-за него ― из-за его самодовольных или предосудительных реплик в чей-то адрес ― кесаря, первосвященников, кого-то еще, - из-за реплик, которые он и грехом-то не ведает, из-за реплик, которые в добавок были неправильно поняты и истолкованы, приписаны не тому, кем изрекались, будучи произнесенными рядом со мной»? Это уже много позже из предлога «из-за» искусственно и цинично удалили «из», чтобы получилось «за». Он умирал «из-за» них, но в историю вошло как умирал «за» них, то есть вместо них. Всем хотелось в это верить, что нашелся человек, который вместо них умрёт ― пострадает один, чтобы ушли от ответственности за свои грехи другие. Какой цинизм ― убивать человека и объявлять потом, что он сам хотел быть убитым ― миссия у него такая.
Христос смотрел на воина и не боль растекалась по лицу слезами вместе с кровью. Это полноценное вместилище Святого Духа не могло вместить: неужели этот человек ― воин ― не понимает???? После стольких чудес и проповедей не понимает???? После стольких личных откровений не понимает??? Сквозь кровь, стекающую на глаза Христос смутно пытался различить черты лица этого воина.
Чем жив этот человек? Что им движет? Не может быть, чтобы он не понимал... Не может быть...На остатках сознания Христос силился понять, вместить удары плетьми, перемежающиеся доброжелательной улыбкой с предложением мира... Потом снова удар, и снова «мир». И это не было сознательным садизмом ― просто что-то было серьёзно искажено в психике этого воина, раз до него не доходило, что каждый его удар причиняет боль, и говорить после этого о примирении ― просто свидетельство глубочайшего нездоровья... Кто же тогда был здоров? Лазарь после воскрешения? А где же он тогда? Где тот, что видел всю подноготную проповедей Христа, - видео будучи в тонком мире в течение четырёх дней? Уж Лазарю было открыто на порядки больше, чем остальным, - он видел, кто и как клевещет на Христа, он видел, как проявляет себя тайна беззакония. Но почему, имея представление о том, какую вселенскую боль постоянно носил Христос в душе, не говоря почти ничего об этом окружающим, почему зная всё это Лазарь сейчас не здесь? Почему он не попытался ничем защитить или хотя бы поднять свой слабый голос в защиту. Христос хотя бы знал, что эта живая душа с ним. Но Лазаря не было. Был неизменный воин ― человек с повреждённым рассудком, не замечающий этого.
Христос усилие мысли перестал цепляться за мысль о человеке ― о Лазаре. Кто такой Лазарь и чем он может помочь? - лишь навык мысленно припасть к Богу-Отцу спасал он впадение в пропасть этой страшной накопившейся вселенской боли, от которой, если вытряхнуть сразу всё на поверхность сознания, на поверхность памяти, можно расстаться с умом. Эту пропасть Христос быстро обнаруживал и умел остановиться, не доходя до обрыва. Но лукавый не дремал ― уж он-то был в первую очередь заинтересован, чтобы Христос туда сиганул. Однажды в пустыне он уже пытался сбросить туда Христа, умело ввернув «на руках возмут тебя, да не когда преткнеши о камень ногу твою». Эту «песню» Христос помнил хорошо и с тех пор легко перепрыгивал через это лукавое предложение. Перепрыгнул и сейчас, повинуясь уже выработанной привычке к усилию над собой.
Привычки, которые вырабатывал в нем Бог-Отец сейчас работали за сознание Христа.Сейчас от боли сознание отказывало, уносясь то в прошлое, то в будущее. Возвращаясь в него Христос снова слышал слова воина. Это лукавый издевался над Иисусом, ковыряя раны души. Знал он что воин своим неведением, отсутствием какой-то важной функции в душе причиняет Христу еще большие страдания. Их критическая масса колебалась на пике, и когда весы перевешивали с в сторону боли, то лишь тонкий сон спасал Его от впадения в ту самую пропасть, которую позже назовут депрессией.
Уже на подходе к Голгофе Христос пришел в себя и увидел глаза Марии Магдалины.Во взгляде была боль и упрёк ― она знала, какая нелепость была... Она предупреждала, она отводила, она была ангелом хранителем, которого однажды никто не услышал...
И снова перед глазами этот человек - воин. В своё время он часто пользовался премудростью, как дышал, ибо там, где он живёт, дышать нечем ― настолько всё пронизано ложью. Но не знал воин цену этой премудрости ― рассуждал так: «просто у Иисуса есть талант так умно говорить». Невдомёк ему было, что премудрость может быть с человеком лишь при определённых условиях, которым и Христос-то не всегда соответствовал. Не знал воин, при каких колоссальных усилиях человека она возвращается.
Нестерпимая мука разрезала свежие раны на голове от тернового венца ― разрезала еще глубже «скальпелем» этих мыслей.Христос уже не улыбался воину через силу ― Его наполнял то гнев, то боль. Порой он хотел харкнуть кровью в лицо этому воину, но сил на это не было. Они подходили к Голгофе, воин по привычке что-то лопотал всё о том же житейском ― что-то о кесаре, о римлянах и их безумствах, об иудейских первосвященниках с их лицемерием. Будто не замечал, что тайная вечеря уже закончилась, что смерть дышит в лицо Христу. Почти ничего из слов воина уже не слышал Христос.
Крик пульсирующей боли, тихий и мощный ― прямо в Небо: «что я сделал не так, ведь я только для Тебя трудился»?! Но Небо молчало. «Что я сделал»???!!! Вокруг уже суетились и другие воины. Народ между собой судачил о том, что вот этот разбойник кого-то убил, разрушил какой-то храм, а потом объявил себя мессией. Где-то слышно было, как рассказывали о каком-то чудотворце, которого видели еще несколько дней назад, но почему-то он куда-то пропал. Другие говорили, что его вроде забирали воины, но Пилат отпустил его в праздник. Это подтверждали и первосвященники ― отпустили-отпустили ― по их просьбе отпустили. Они же указывали на Христа, возбуждая ненависть в народе, что мол вот этот вот осмелился себе приписать множество чудес и проповедей того самого чудотворца, которого отпустили, что уже за одно это он заслуживает смерти. Первосвященники говорили, что этот разбойник носил чужой хитон и благословили тех, кто хитон с Христа срывал. Указывали на мать и братьев Христа, говоря, что они знают его как облупленного ― он лжец и больной. К тому же последнее время его часто видели среди пьяниц и блудниц, что свидетельствовало о его развратном образе жизни. Рассказывали, как однажды напившись вина он устроил дебош в храме: взял бич и лупил всех направо и налево ― мирных людей, которые меняли свои товары, продавали голубей. Один первосвященник рассказал, как стал свидетелем того, как за Иисусом пришла мать вызволить его из его пьяной компании. И когда тому объявили о приходе матери и братьев, то он объявил, что она ему не мать, а мать ему его дружки, которые от стыда сейчас все разбежались. И часто потом он повторял, что его семья - домашние - враги ему. Убить такого на кресте ― святое дело.
Сквозь разговоры вокруг него Христос снова с снова взывал к Небу: «что я сделал, за что Ты, Боже, допустил это чудовищное беззаконие»? Небо молчало. Первый гвоздь вошел в левую руку. Это было не больнее, чем услышать от людей, которые недавно кричали ему «осанна», сегодня «распни его». Он видел глаза бывших прокаженных, которых он исцелил. Он видел стыдливо бегающие глаза гадаринского бесноватого, из которого он изгнал бесов. Он встретился взглядом с бывшим слепым, который некогда кричал «Иисус, помилуй меня» и которого тот исцелил. Он видел ухмылку своего брата, стоявшего рядом с матерью, у которой на лице изобразилось что-то умилительно-страдательное. Он встретился глазами с Иоанном Богословом. В этот момент в Небе сверкнула яростная вспышка, которую заметили только Иисус и Иоанн. Христос смутно услышал: «Почему ты не сказал об этом ученикам, когда они тебя спрашивали?! - ты испугался, что тебе не поверят... теперь уже поздно ― ты обрёк человечество на тысячелетия лжи и страдания от неё»... Пронзительная боль в груди ― она спасла Иисуса от ощущения боли, когда вбивали остальные гвозди. Боли в руках и ногах не было. Боль мигом распространилась на столетия вперёд. В этот момент Ему открылось всё будущее. В этот момент он увидел себя откуда-то сверху маленькой пульсирующей болевой точкой вселенной. Пульсирующей во времени, как бы проходящий сквозь века, пульсирующей точкой распятия ― каждодневного, ежеминутного все века наперёд. Увидел вместо жизни, ради утверждения которой он пришел на землю, смерть миллиардов, смирно умирающих с верой, что их на том свете «на руках возмут»... Он умирал на кресте, унося с собой многое из того, что должен был дать людям. Откуда они теперь смогут узнать?...
Он увидел как пишутся и переписываются многочисленные талмуды ― писания, как оттуда постепенно выветривается правда.Как же они узнают?... Остатки сознания искали. Он кричал в Небо: «неужели всё совсем? Сколько лет? Сто? Пятьсот? Тысяча? Дай мне еще шанс»! - «Ты не сможешь, сам уже не сможешь, - отвечал Бог-Отец. - Второй раз будет не скоро, и ты сам не сможешь придти ― тебе уже не дадут. Мне не дадут тебя так же забросить. Ты сильно повредил вселенную своей ошибкой ― сатана ликует. Мне будет много сложнее отцеплять этого паразита. И он теперь усилится. Много лет, много. Не без твоих усилий. Только теперь тебе будет много сложнее, чем прежде. Но это всё потом. Сейчас у тебя осталась мало времени, торопись». Христос уже не обращал внимания на тех, кто стоял там внизу, - его больше не занимала боль от чудовищного беззакония над ним. Ему открывалось, что же он наделал. Бог-Отец как всегда говорил тихо, со спокойной почти деловитой бесстрастной любовью, как бы не обращая внимания на страдания Христа. Никакого слёзного умиления. Тихая ярость, притаившаяся перед выбросом, и спокойная любовь, простирающаяся на века вперёд. Оставались, может, минуты, за которые Иисус должен был сделать что-то важное ― выбросить на поверхность «бутылку с запиской» для кого-то, кто, может, через тысячелетия её обнаружит именно как «бутылку с запиской», сможет извлечь записку и будет уметь её прочесть. Иисусу показалось непосильной тяжестью то, что ему открывалось. Какой человек сможет такое?... И чтобы «прочесть» это... «Боже, кто же научит это прочесть? - какой духовной силы должен быть такой человек!» - «Ты его и научишь». - «Я»? - «Да, ты. Ты будешь учить его все те столетия, которые еще не отмерены и будут отмерены исключительно тобой по ходу движения. Ты будешь собирать его из всех народов. Условно его зовут Иаков, но как его будут звать реально ― не важно. Я как-то одному пророку велел так же оставить весточку и для тебя: непременно соберу всего тебя, Иаков». - «Я помню... Хочется пить. И больно».
В этот момент Иисус услышал дикий вопль висевшего рядом разбойника: «Ну, чудотворец, чё ж ты не снимешь себя и нас с крестов? Где твои хвалёные чудеса? Разве тебе не больно»?! Эта реплика усилила боль Иисуса, и он обратился в небо свой вопль: «в самом деле, почему ты сейчас меня не снимешь с креста? - я продолжу, я смогу! Ты же можешь каким-нибудь громом или землетрясением разразиться»? - «не могу, сейчас не могу». - «а как же твоё всемогущество?» - «Я не волшебник, я ― БОГ. Я много трудился для твоего рождения на земле после того, как твои прародители покалечили вселенную, которую Я создал. Вложил в тебя всё. И ты той нелепостью, ошибкой лишил Меня возможности тебя сейчас снять с креста. Я мог этого не допустить, но ты не слышал, не воспринимал мою помощь как мою. Ты ошибся, и сейчас я не могу тебя снять с креста». - «Да почему же?» - «ты же всё знаешь. Ты знаешь, как и из кого состоит ангельский мир (а из него состою Я), как он постоянно меняет свой цвет и насыщенность, как он нестабилен. Своей ошибкой ты почти погрузил его в ночь. Если хочешь, Я говорю с тобой на пределе Своего усилия. Ты же знаешь, что такое Силы. Небо никогда не молчит ― его просто периодически глушат. Сейчас, считай, идёт страшная битва за то, чтобы ты меня хотя бы услышал».
Ужас испытал Христос. Ужас от того, что в таком состоянии он еще не видел Бога-Отца.«Неужели это я так запер Тебя»? - «Да, именно запер, - твоя ошибка. Я использую последние ресурсы, чтобы инвертировать, точнее снова извлечь свет из тьмы. И к сожалению теперь ты можешь помочь мне только здесь, потому что там ты себя обездвижил ― ты уже на кресте, ты умираешь. Торопись же». - «Что? Что я должен сделать в оставшееся время?» - Небо умолкло. «Боже, говори же, говори»! Но Христос не услышал ответа. Он вернулся сознанием на Голгофу, вернулся к боли. Было больно и хотелось пить. Магдалины не было ― её давно оттеснили зеваки. Её не было. Не было никого... Чувство вселенского одиночества усиливалось. Христос приближался к пропасти боли и отчаяния, которую Он всегда избегал. Иисус снова посмотрел на Иоанна. Потом на мать, стоявшую рядом с ним. Потом на брата. Пропасть стала еще ближе. Но теперь Он уже не удерживал разливаться в себе этой боли, которая приближала его к обрыву. Расслаблялись какие-то мышцы, быть может, мышцы, удерживающие Его в сознании. Поэтому дальнейшее происходило почти автоматически, без примеси привычной аналитики, без примеси умствования.
3 апреля 2012
Часть (2) здесь: http://anna-v-koala.livejournal.com/43646.html
Анна Вячеславовна Колесникова, Москва
Ищу работу в журналистике. Блог доходов мне не приносил никогда.
Резюме: http://anna-v-koala.livejournal.com/215621.html
Портфолио: http://freelance.ru/users/Kolesnikova-Anna/
+7 917-550-47-44, +7 919-798-89-60
anna-koala@mail.ru ; anna.v.koala@gmail.com ; anna-v-koala@yandex.ru
Я - Анна Вячеславовна Колесникова, 3 мая 2012 в ХХС, Москва
PS: ВИДУ ВНОВЬ ОТКРЫВШИХСЯ НАКАНУНЕ ПАСХИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ ТЕКСТ ИСТОРИИ РАСПЯТИЯ ХРИСТА БУДЕТ ПЕРЕПИСАН.
Рисунок точно отражает мысль: не так всё было, как нам рисует церковная история.
Рисунок из интернета, сайт, на который дал ссылку автор, я сохраняю.
Тем, кто запрещает себе рассуждать: просьба не обольщаться: переписанный текст вас вообще свалит.
Вдруг Христом окажется ЖЕНЩИНА?.....
Историю пока оставляю как есть. Когда перепишу - сообщу дополнительно.
Я не имею отношения к какой бы то ни было религиозной организации, а патриарха Кирилла Гундяева обоснованно (см. мои тексты) считаю лицемером, святотатцем и рейдером.
ИтоГО: духовно нелегитимный патриарх Гундяев, церковная апостасия, толкование писаний.
http://anna-v-koala.livejournal.com/524804.html