На вечной дороге
«Сторонний наблюдатель, уточняя место Смоленска на культурной карте России, неизбежно рано или поздно заметит, что едва ли не в каждый момент своей тысячелетний истории город выступает не столько как финальная точка, сколько как сама дорога. Путь. Дао»...
И дальше про тоже самое, но в размере пяти журнальных разворотов.
Смоленск справляет тысячастопятидесятилетие - тут двумя фразами не обойдешься.
На вечной дороге
Не так уж много современных городов могут похвастаться тем, что упомянуты на самых первых страницах «Повести временных лет». Той самой, где сказано, откуда пошла русская земля и кто в Киеве стал первым княжить. Вот они, по порядку: Киев - мать городов русских. Корсунь, куда, если верить «Повести», приходил апостол Андрей. Новгород, где «моются и хлещутся» в банях. И Смоленск.
В XII веке у Смоленска были все шансы стать тем, что в итоге стала Москва. В городе жило тридцать тысяч человек - в тогдашней Флоренции только двадцать. Великий Новгород - не намного крупнее. Каменных храмов строилось больше, чем в любом другом городе Руси. Сохранилось три: церковь Михаила Архангела (Свирская), церковь Петра и Павла на Городянке и церковь Иоанна Богослова. Смоляне торговали с Ригой, с «немецким берегом». Стало быть, были грамотные и неленивые. Жить собирались крепко, строили основательно. Были известны миру. Еще в середине Х века (ни одна из сохранившихся смоленских церквей еще не построена, да и великий князь Киевский Владимир Святославич еще не принял христианство, пусто на берегу Москвы-реки, только-только затевает Священную Римскую империю Оттон I) византийский император Константин Багрянородный, составляя наставление сыну-наследнику «Об управлении империей», упоминал Смоленск, называя его Милиниска. Войти в византийскую литературу - впечатляющее начало для городской карьеры!
Политические амбиции средневекового Смоленска были тоже куда как серьезны. До битвы на Калке смоленские князья не раз княжили и в Киеве, а бывало, владели сразу и Киевом, и Новгородом, и Галичем. «Великий город с областной судьбой» - это не про Смоленск сказано?
Обидно мало осталось от той эпохи. Три церкви, полтора десятка фундаментов. Это остатки того, что заведомо строилось на века, что должно было противостоять времени - и не смогло. Что ж говорить о вещах более хрупких, о том, что держали в руках, во что одевались, из чего ели-пили. О чем судачили, чему удивлялись, над чем смеялись…
О чем говорили смоляне XII или XIII века, уже не узнать, но и кроме вечного - погода, дом, хозяйство - должны были быть у них и иные темы для разговоров: торговые люди - любознательные. Наверняка говорили про Ригу и немцев, про Константина Багрянородного и греков, про веру христианскую, про технологию строительства столпообразных храмов, принесенную мастерами из Полоцка, про самих этих полоцких мастеров. Может, кто-то что-то и записывал, или собирался, или мог записать…
В 1230 году случилось землетрясение, затем два года - мор, когда счет мертвецов шел на тысячи. И сразу вслед за тем полоцкий князь Святослав Мстиславич штурмом берет Смоленск в 1232 году. Резня, убийства, гибель многих сопротивлявшихся горожан. Голод и мор - дело обычное, особых описаний от летописцев не заслужившее, а вот о делах политических кое-что в текстах осталось.
Хроника Быховца, литовско-белорусская летопись, сообщает: «В ту же зиму князь Святослав Смоленский вступил в соглашение с князем Андреем Полоцким. Он пошел в Литву, а князь Святослав к Орше, и много зла причинили христианам, поступая не по-человечески и не по-христиански: мучили христиан, собирая запирали в избах и зажигали, а иных хватали, и, приподняв большие хоромы, клали пленных под стены головами и зажимали, а о иных различных нехристианских муках из-за великого страха не пишу: ни Антиох Ассирийский, ни Юлиан Отступник так народ не мучили».
Так оборвался первый взлет Смоленска. Те, кто не погибли в землетрясение, не померли от голода и мора, не были зарублены воинами Святослава, встретили новую напасть - на Русь шли монголы. И хотя сам город почти не пострадал, прежним Смоленск уже никогда не станет.
Таких «Атлантид», пропавших миров, в отечественной истории, да и в мировой - полным полно. Было, да пропало. Могло бы стать, да не осуществилось. А то, что состоялось, не нашло себе описателя, своего Светония или Тацита. Злодей Святослав Мстиславич и противостояние ему горожан - сюжет для Шекспира, или для того безымянного хрониста, у которого смоленский Шекспир, будь жив, мог бы взять эту историю. Но, видно, тот, кто мог бы сложить песню, там же и пал со стрелой в груди.
Весь домонгольский Смоленск - что град Китеж: поди, угадай, каким он был, по трем сохранившимся зданиям. А какими были люди - и вовсе не представить. Вот Климент Смолятич, первый русский богослов - не из Смоленска ли родом? Может, да, а может, и нет. Темна вода, и письмена молчат.
Второй несуществующий сейчас Смоленск - литовский. Князю Витовту на рубеже XIV-XV веков удалось включить город в состав Великого княжества литовского. В том хитросплетении войн, внутренних раздоров, внезапных союзов и неожиданных предательств разобраться нелегко, и людям того времени сделать это было уж точно не легче, чем нам сейчас.
Но вот в 1502 году Дмитрий Жилка, сын московского князя Ивана III, «землю Литовскую повоева и поплени, а града Смоленска не взял, понеже крепок бе». В реплике, звучащей с московской стороны чувствуется желание оправдаться: не смогли взять - «крепок…». В описании тех же событий с противоположной, смоленской, стороны звучит явная гордость: «москвичи... город Смоленск, мало не весь пушками обложивши, и день и ночь беспрестанно его добывали... невымовыя штурмы на него чинили». А не взяли!
Еще трижды ходили московские войска под Смоленск. Сдался литовский гарнизон Смоленска в 1514-м, причем великий князь Василий III последнего литовского воеводу Юрия Сологуба великодушно отпустил на родину, но там он за сдачу крепости был немедленно казнен. Есть сейчас в городе память об этом, нероссийском, литовском Смоленске? Чувствуется что-то европейское в узких уличках, в их поворотах? А память о польском Смоленске?
Присоединение Смоленской земли к Речи Посполитой произошло в 1618 году после череды потрясений Смутного времени, в которых город принимал самое непосредственное участие. В качестве польского города Смоленск начал жить по Магдебургскому праву - с выборным магистратом, с ремесленными цехами. Оставался русским по языку и православным по вере, но юридически принадлежал католической Польше.
Так бывает. Мысль о национальном государстве, о том, что границы страны должны совпадать с границами этническими - изобретение XIX века, и переносить ее на времена более ранние некорректно. Впрочем, третий град Китеж, польский Смоленск, просуществовал недолго, и по итогам Андрусовского перемирия 1667 года Смоленск с окрестностями вошел в состав Русского царства. Магдебургское же право отменил в 1831 году император Николай Первый.
Земля Смоленская, так блестяще начавшая свою историю, может и могла бы вырасти в самостоятельную силу, да вот не сложилось. В третий раз град Китеж ушел под воду. А как хорошо звучало, на равных: Московия, Польша, Смоленщина.
Вот этим словом - Смоленщина - и вошел город в русскую поэзию, теперь уже навсегда. Строчкой про Алешу, дороги и усталых женщин с кринками молока. История - это не то, что было, а то, о чем рассказано. Упоминание в таких стихах - и вовсе пропуск в вечность. Иные сражения забудутся, свершения в памяти потомков поблекнут. Дороги Смоленщины - никогда.
Смоленск вечно на дороге. Поляки, французы, немцы шли с запада на восток. И неизменно попадали сюда, под смоленские крепостные стены. И так же неизменно город являл чудеса доблести и мужества и покрывал себя воинской славой.
Стоп, а почему сразу вспоминается именно это: крепостная стена, осады и войны? Стена - замечательна, что и говорить. Борис Годунов назвал ее « ожерельем всея Руси Православной»; журналисты и турагентства так с тех пор и повторяют его слова, не всегда указывая авторство. Стену в шесть с лишним километров длиной, с тридцатью восемью (первоначально) башнями выстроил Федор Савельевич Конь, один из очень и очень немногих архитекторов тех времен, кого мы знает по имени, строитель Белого города Москвы.
Сейчас к юбилею города кроме акций материальных - стена крепостная, кажется, дождалась ремонта - придумана затея чисто интеллектуальная: к 1150-летию Смоленска - 1150 вопросов про Смоленск. Под номером 866 значится: «Кто первым предложил разобрать крепостную стену для удешевления каменного строительства в Смоленске?». Оказывается, такое предложение прозвучало в середине XVIII века, в докладе «О пользах и нуждах Смоленской губернии», составленном смоленским губернатором Козловским Екатерине II. Императрица инициативу не поддержала. Задумаешься, почему: жадность ли, леность, или понимание исторической ценности?
Продолжение следует