Чехия, в моем представлении, сейчас является своеобразной опытной площадкой, на которой отрабатывается "изменение образа человека". Прежде всего, напрочь вычеркнуто ее социалистическое прошлое с бесплатным образованием, медициной, множеством социальных благ, чувством собственного достоинства, духовностью, социальной справедливостью и т.д. Взамен усилен культ потребления и, разумеется, повышено само потребление (но разве трудно наладить это самое потребление в крошечной стране?), легализованы наркотики, проституция, порнография, включая детскую. Называется легализация всего упомянутого, кстати, вполне эвфемистично - либерализация, декриминализация.
Вот статейка, восхваляющая чешский опыт либерализации детской порнографии.
Однако, в отличие от "социалистических страшилок" типа неимоверно раздутой "Пражской весны", народ не злобствует и ни в малейшей степени не протестует. Почему? Справедливо ли
замечание:
"Избалованный ребёнок мало того что вырастает сволочью - он прежде всего оказывается сволочью по отношению к своим любящим и балующим его родителям. А ценить и любить он будет только тех, кто относится к нему жёстко, чьё внимание надо заслужить, заработать. Особенно же он будет лебезить перед теми, кто вытирает об него ноги.
То же самое верно и относительно народов и наций. Можно спасти целый народ от уничтожения, потом дать ему землю, учить его, лечить, кормить, развивать его национальную культуру - и в результате вырастить на свою шею худших ненавистников.
Более того, всё вышеописанное - лучший способ вырастить себе ненавистников.
Когда мы уныло талдычим, что спасли Восточную Европу от Гитлера, мы забываем о простой вещи: оказанная услуга ничего не стоит. Да, мы, как последние лохи, клали жизни наших солдат, чтобы уцелели архитектурные красоты Праги. Той самой Праги, где нашим солдатам потом плевали в лицо - за то, что мы помешали прекрасным пражским девушкам отдаваться американским солдатам за чулки. У советских солдат не было капроновых чулок по карманам. Этого - именно этого! - им не простят никогда и ни за что.
Не надо забывать, что «Пражская весна» была самым обыкновенным антисоветским заговором, только в «оранжевой», как сейчас мы бы сказали, стилистике. Подавляли его крайне мягко: никаких массовых репрессий, никаких расправ и расстрелов. Понятное дело, что чехи, прочухав слабость «оккупантов», изрыгали проклятия и упражнялись в ненависти - ведь им было не страшно. В Венгрии всё было жёстче - и, кстати, с венграми потом было меньше хлопот.
Но в самом деле - что делать?
Ответ прост. Хочешь, чтобы тебя любили - делай усилия, заставляй себя любить.
Западные страны умеют это делать. Любовь покупается, и её надо уметь покупать.
Делается это так.
Во-первых, ни в коем случае нельзя делать ничего полезного для народа.
В особенности не надо устраивать для него всеобщую грамотность, отличную систему здравоохранения и тем более развивать культуру. Народ не любит, когда его учат, лечат и воспитывают.
Заметим - никакой народ этого не любит. Он готов иногда терпеть воспитательные и образовательные усилия, если их предпринимают свои. Но чужим он такого страшного насилия над своими скотскими инстинктами не позволяет. Учителей и врачей всегда убивали в числе первых. Потому что они тянут за уши из грязи, а народ хочет валяться в грязи. Всякий, повторяю, народ, этого хочет.
Зато народ нельзя лишать простых удовольствий. Прежде всего - алкоголя, наркотиков и дешёвой порнографии. Всего этого должно быть в достатке, и по недорогой цене. За это народ будет готов простить любую оккупацию, любое насилие над «национальными ценностями» и прочую ерундистику. Ах да, разумеется, развлекательные телепрограммы."
Я думаю, что столь низкая оценка человеческого в человеке все же преувеличена. По-моему, причина того, что чехи молчат, когда их дети снимаются в порнофильмах, становятся проститутками, скалываются, все же не "радость от обретенной свободы", не удовлетворение от вседозволенности. Это что-то типа духовного рабства, тотального смирения. Этот народ, как почти всю Европу, удалось сломить духовно, потому они и стали площадкой для либеральных экспериментов. Одно дело - злоба на обессилевшее добро, а другое - гнев против сильного зла, последнее делать гораздо труднее.