Ах, как хочется вернуться в городок,
Остальные истории конкурса: Про детей.
На нашу улицу в три дома,
Где всё просто и знакомо на денёк.
Где без спроса ходят в гости,
Где нет зависти и злости, милый дом,
Где рождение справляют
И навеки провожают всем двором.
Лишь во сне приходят лица,
Не узнать и половины, ярок свет,
Год прошёл, почтовый ящик
Открываю - две газеты, писем нет.
Иногда я думаю, повезло мне все-таки.
Как повезло? А вот как.
Наш дом - старый сталинский дом бывалых речников, главных по речному флоту
и водному транспорту.
Все эти "главные" были примерно одного возраста и мы, их дети тоже - близкие
по возрасту, и похожего воспитания. Ходили в один детский сад, дружили, все
вместе играли во дворе, потом ходили в одну и ту же школу, ездили в один
пионерлагерь "Нахимовец", по реке на теплоходе, через шлюзы (!), вообще
понимали друг друга с полуслова.
Тогда казалось, весь мир - одна большая дружная семья. Пока родители были на
работе мы бегали - то во дворе, то сидим у одной подружки дома, то у играем у
другой, то у третьей.
Знали, что у кого в холодильниках, обычно у всех было одинаково пустовато, но
то, что там обнаруживалось, быстро уничтожалось.
На одном крыльце находился наш подъезд и вход в наш детский сад.
Что не мешало каждый раз нам с братом устраивать баталии, кому идти за
младшей сестренкой.
Танька младше нас на 4 года, была такой коллективисткой, что ее надо было
долго уговаривать. Ждать пока она закончит все свои очень важные
коллективные дела. Наш приход за ней каждый раз воспринимался как гром
среди ясного неба и разлуку со всеми друзьями, разговоры, долгие прощания,
одевание, уговоры.
А нас же и свои очень важные дела ждали !
Речники - энергичные, деловые, очень деятельные люди. Как бы сказать...
позитивно-конструктивные.
Постоянно были чем-то заняты кроме работы - то обустраивали двор на зиму: как
минимум две, а то и три горки ( одна маленькая, из снега , вторая огромная,
высокая из гладких досок, заливалась водой), большой каток во дворе,
прожекторы на балконах.
Все это делалось быстро, легко и как-то радостно, на подъеме.
На лето - по-летнему: газоны, большие клумбы с георгинами, подсаживали и
убирали деревья.
Наверное, в нашем доме, в единственном, долго оставался комендант.
Приветливый и улыбчивый дядька в синем кителе и капитанской фуражке.
Зато его жена - комендантша наводила на нас страх. Маленькая, седая,
растрепанная, очень полная, с костылем в руке и в очках с толстыми стеклами,
наверное, очень больная женщина.
Она всегда сердито смотрела вокруг и постоянно что-то ворчала про себя, а если
замечала какой-то непорядок, начинала кричать и махать на нас своей палкой.
Вот кого мы боялись и избегали, как могли.
Наш дом в плане имел вид буквы "г", третью сторону двора замыкала белая
кирпичная "хрущевка".
Там жили семьи изыскателей, несколько семей артистов, тоже с детьми, нашими
ровесниками.
Мы тоже дружили, но это была не такая близкая дружба. И не почему-то там, а
просто не было такого понимания с полуслова или даже без слов.
Двор иногда почему-то называли" усадьбой".
В соседних дворах мужики только и делали, что сидели и играли в домино.
У нас даже стола для домино не было, наши папы предпочитали активную
деятельность и всегда находили ей конструктивное применение.
Поменьше слов - побольше дела !
То нас всех кто-нибудь ведет в зоопарк, то семьями идем в цирк, то в кино, то в
театр. Как здорово было идти всем из цирка или кино по сверкающим вечерним
улицам.
Мы вприпрыжку впереди, за нами родители, о чем-то беседуют, красивые,
высокие, нарядные, казалось, они хозяева всего города. Что там города - всего
мира!
А дома папа говорил нам:
- Хотите, расскажу, как делается тот или другой фокус? Любой фокус объясню!
Ставил стол, зеркала, занавески.
- Нет не похоже ! - Вместо таинственного фокусника - наш папа. В цирке было в
сто раз интереснее! Зато дома веселее!
Если не обустраивали двор, то базу отдыха на море. Это был небольшой домик в
сосновом бору, куда можно было приезжать летом или на выходные семьями.
Там постоянно жил сторож и собака Бобка.
Недалеко от базы находилось какое-то поселение, даже не знаю какое - деревень
там вроде не было, просто жили люди недалеко от станции.
Однажды вечером, еще было светло, но начинало смеркаться, все мужчины вдруг
с суровым видом побежали по берегу в это селение, папа и еще двое сели в лодку
и стали быстро грести вдоль берега.
Что-то случилось! Мы, дети, побежали за ними.
Оказалось, тонул пьяный мужик. Когда мы прибежали, все стояли и молча
смотрели на него, наверное, ему было стыдно, что он всполошил столько народу
и он, добравшись до мелководья, качался на воде, опираясь о дно рукой, по
инерции продолжая кричать "то-ну-у" хриплым голосом и не спешил выходить на
берег.
И было видно, что вместо одной ноги у него обшарпанный деревянный протез на
черных ремнях.
Тут же стояла его жена, как-то негромко ругала его или за то, что он не утоп, или
за то, что пошел топиться, исподлобья поглядывая на сбежавшихся спасать его
бывалых речников.
На воде маячила лодка, не давая ему снова уйти на глубину, и вынуждала его
приближаться к берегу.
Расходиться начали, когда мужик этот добрался до песка, так же хрипло
продолжая кричать "тону-у", только потише и с оглядкой на собравшихся людей.
Бывалые речники, прекрасные пловцы, сурово молчали, как будто разочарованно,
что никого не пришлось спасать, и было как-то неловко и за мужика и за эту
женщину в неопрятной длинной одежде, его жену.
Однажды мы бегали по берегу и увидели неподвижно сидящую на песке
женщину в накинутом на голову сером распущенном до земли платке.
Было серо, ветрено и холодно для летнего дня. Она смотрела вдаль, на море.
Видно было, что сидит она тут давно и как-то безысходно, как будто ей некуда
больше идти, и она хочет остаться здесь навсегда.
Рядом с ней на берегу что-то лежало, завернутое в серое покрывало.
Ветер трепал ее волосы, платок и покрывало. Мы притихли, стояли и смотрели на
нее, было и любопытно и страшно, что там, под покрывалом?
Нам сказали, что у нее утонул мальчик, и чтоб мы не стояли здесь, а "сейчас же
шли домой!"
Но вообще эти люди были как будто из другого мира - очень отличались они от
наших мам и пап - поведением, разговором, одеждой - всем.
Это были как картинки из другой неведомой нам жизни.
Детские глаза увидели, посмотрели, на бегу что-то подумалось, и быстрее к себе,
в наш знакомый, уютный, такой родной и прекрасный мир, где нет никаких
пьяных мужиков на протезах, молодых, но уже как будто старых женщин в
платках.
А есть наши самые красивые в мире нарядные мамы, наши самые лучшие, умные
и сильные папы, дома вкусно пахнет бабушкиными пирогами, где нам всегда
рады, всегда нас ждут и где всегда все просто, понятно, ясно и светло.
На нашу улицу в три дома,
Где всё просто и знакомо на денёк.
Где без спроса ходят в гости,
Где нет зависти и злости, милый дом,
Где рождение справляют
И навеки провожают всем двором.
Лишь во сне приходят лица,
Не узнать и половины, ярок свет,
Год прошёл, почтовый ящик
Открываю - две газеты, писем нет.
Иногда я думаю, повезло мне все-таки.
Как повезло? А вот как.
Наш дом - старый сталинский дом бывалых речников, главных по речному флоту
и водному транспорту.
Все эти "главные" были примерно одного возраста и мы, их дети тоже - близкие
по возрасту, и похожего воспитания. Ходили в один детский сад, дружили, все
вместе играли во дворе, потом ходили в одну и ту же школу, ездили в один
пионерлагерь "Нахимовец", по реке на теплоходе, через шлюзы (!), вообще
понимали друг друга с полуслова.
Тогда казалось, весь мир - одна большая дружная семья. Пока родители были на
работе мы бегали - то во дворе, то сидим у одной подружки дома, то у играем у
другой, то у третьей.
Знали, что у кого в холодильниках, обычно у всех было одинаково пустовато, но
то, что там обнаруживалось, быстро уничтожалось.
На одном крыльце находился наш подъезд и вход в наш детский сад.
Что не мешало каждый раз нам с братом устраивать баталии, кому идти за
младшей сестренкой.
Танька младше нас на 4 года, была такой коллективисткой, что ее надо было
долго уговаривать. Ждать пока она закончит все свои очень важные
коллективные дела. Наш приход за ней каждый раз воспринимался как гром
среди ясного неба и разлуку со всеми друзьями, разговоры, долгие прощания,
одевание, уговоры.
А нас же и свои очень важные дела ждали !
Речники - энергичные, деловые, очень деятельные люди. Как бы сказать...
позитивно-конструктивные.
Постоянно были чем-то заняты кроме работы - то обустраивали двор на зиму: как
минимум две, а то и три горки ( одна маленькая, из снега , вторая огромная,
высокая из гладких досок, заливалась водой), большой каток во дворе,
прожекторы на балконах.
Все это делалось быстро, легко и как-то радостно, на подъеме.
На лето - по-летнему: газоны, большие клумбы с георгинами, подсаживали и
убирали деревья.
Наверное, в нашем доме, в единственном, долго оставался комендант.
Приветливый и улыбчивый дядька в синем кителе и капитанской фуражке.
Зато его жена - комендантша наводила на нас страх. Маленькая, седая,
растрепанная, очень полная, с костылем в руке и в очках с толстыми стеклами,
наверное, очень больная женщина.
Она всегда сердито смотрела вокруг и постоянно что-то ворчала про себя, а если
замечала какой-то непорядок, начинала кричать и махать на нас своей палкой.
Вот кого мы боялись и избегали, как могли.
Наш дом в плане имел вид буквы "г", третью сторону двора замыкала белая
кирпичная "хрущевка".
Там жили семьи изыскателей, несколько семей артистов, тоже с детьми, нашими
ровесниками.
Мы тоже дружили, но это была не такая близкая дружба. И не почему-то там, а
просто не было такого понимания с полуслова или даже без слов.
Двор иногда почему-то называли" усадьбой".
В соседних дворах мужики только и делали, что сидели и играли в домино.
У нас даже стола для домино не было, наши папы предпочитали активную
деятельность и всегда находили ей конструктивное применение.
Поменьше слов - побольше дела !
То нас всех кто-нибудь ведет в зоопарк, то семьями идем в цирк, то в кино, то в
театр. Как здорово было идти всем из цирка или кино по сверкающим вечерним
улицам.
Мы вприпрыжку впереди, за нами родители, о чем-то беседуют, красивые,
высокие, нарядные, казалось, они хозяева всего города. Что там города - всего
мира!
А дома папа говорил нам:
- Хотите, расскажу, как делается тот или другой фокус? Любой фокус объясню!
Ставил стол, зеркала, занавески.
- Нет не похоже ! - Вместо таинственного фокусника - наш папа. В цирке было в
сто раз интереснее! Зато дома веселее!
Если не обустраивали двор, то базу отдыха на море. Это был небольшой домик в
сосновом бору, куда можно было приезжать летом или на выходные семьями.
Там постоянно жил сторож и собака Бобка.
Недалеко от базы находилось какое-то поселение, даже не знаю какое - деревень
там вроде не было, просто жили люди недалеко от станции.
Однажды вечером, еще было светло, но начинало смеркаться, все мужчины вдруг
с суровым видом побежали по берегу в это селение, папа и еще двое сели в лодку
и стали быстро грести вдоль берега.
Что-то случилось! Мы, дети, побежали за ними.
Оказалось, тонул пьяный мужик. Когда мы прибежали, все стояли и молча
смотрели на него, наверное, ему было стыдно, что он всполошил столько народу
и он, добравшись до мелководья, качался на воде, опираясь о дно рукой, по
инерции продолжая кричать "то-ну-у" хриплым голосом и не спешил выходить на
берег.
И было видно, что вместо одной ноги у него обшарпанный деревянный протез на
черных ремнях.
Тут же стояла его жена, как-то негромко ругала его или за то, что он не утоп, или
за то, что пошел топиться, исподлобья поглядывая на сбежавшихся спасать его
бывалых речников.
На воде маячила лодка, не давая ему снова уйти на глубину, и вынуждала его
приближаться к берегу.
Расходиться начали, когда мужик этот добрался до песка, так же хрипло
продолжая кричать "тону-у", только потише и с оглядкой на собравшихся людей.
Бывалые речники, прекрасные пловцы, сурово молчали, как будто разочарованно,
что никого не пришлось спасать, и было как-то неловко и за мужика и за эту
женщину в неопрятной длинной одежде, его жену.
Однажды мы бегали по берегу и увидели неподвижно сидящую на песке
женщину в накинутом на голову сером распущенном до земли платке.
Было серо, ветрено и холодно для летнего дня. Она смотрела вдаль, на море.
Видно было, что сидит она тут давно и как-то безысходно, как будто ей некуда
больше идти, и она хочет остаться здесь навсегда.
Рядом с ней на берегу что-то лежало, завернутое в серое покрывало.
Ветер трепал ее волосы, платок и покрывало. Мы притихли, стояли и смотрели на
нее, было и любопытно и страшно, что там, под покрывалом?
Нам сказали, что у нее утонул мальчик, и чтоб мы не стояли здесь, а "сейчас же
шли домой!"
Но вообще эти люди были как будто из другого мира - очень отличались они от
наших мам и пап - поведением, разговором, одеждой - всем.
Это были как картинки из другой неведомой нам жизни.
Детские глаза увидели, посмотрели, на бегу что-то подумалось, и быстрее к себе,
в наш знакомый, уютный, такой родной и прекрасный мир, где нет никаких
пьяных мужиков на протезах, молодых, но уже как будто старых женщин в
платках.
А есть наши самые красивые в мире нарядные мамы, наши самые лучшие, умные
и сильные папы, дома вкусно пахнет бабушкиными пирогами, где нам всегда
рады, всегда нас ждут и где всегда все просто, понятно, ясно и светло.