"Anamnes vitae". (конкурс 23 февраля)
Предыдущие истории здесь.
Конкурс 23 февраля - истории про армию, мужчин, поступки :)
Условия участия в конкурсе:
Авторство анонимно, раскрывается только после окончания голосования,
чтобы авторы имеющие более длинную френд-ленту не имели преимуществ.
Ваши тексты присылайте мне в личку. Всем удачи.
Единственный профит что получат авторы - это возможность увеличения читательской аудитории.
(Читатели, драгоценные вы наши, не скупитесь на выражения одобрения понравившейся истории. авторы, люди на похвалу падкие - похвалите их и они ответят творчеством. так что даже просто смайлик может вам обеспечить хорошее чтиво в будущем. :) )
Беда с этой весной. Мокро, грязно.
Приезжают к нашим больным родные и топают по всей больнице, разнося грязь в
виде песка, суглинка и так далее, но более всего - чернозёма: наша полоса
беспросветно чернозёмная и весьма средняя - археологи будущего будут копать
глубоко и долго, но наималейшего культурного слоя не найдут.
В гардеробе посетителям продают синие бахилы по пять рублей пара.
Эти бахилы - хороший тест.
Люди спокойные и уравновешенные берут их без напоминаний. В дальнейшем у
них не бывает скандалов и склок с врачами.
Некоторые норовят проскочить в уличной обуви. Когда их останавливает охрана
или сёстры в отделении - шумно возражают и грозят прокуратурой.
Вот так, начав с ругани у порога, они и продолжают действовать в дальнейшем: с
истериками, соплями, слезами и жалобами.
Представители третьей группы посетителей, молча роются в урне, что у входа в
наше заведение и добывают оттуда ношенные бахилы.
Эти - безответны, тихи и покладисты. Обычно плохо понимают происходящее с
их больными родственниками, но на всякий случай плачут и обижаются.
Операций сегодня нет, и поэтому день предстоит особенно трудный: звонки,
посетители, непременно - администрация с внезапным, как эпиприпадок,
требованием предоставить какой-нибудь километровый отчёт срочно и уже
вчера.
Пришёл зам. по хирургии и стал нудить об участившихся в некоторых
отделениях ошибках при определении групп крови.
Спрашиваю:
- Это у нас, что ли?
- Нет, но… Ваше отделение другим отличается. Например, ваш К. ругался вчера
матом в присутствии главного врача и начмеда.
- Главный мне ничего об этом не говорил.
- Так главный и не скажет: он и сам матерился. Это мне начмед рассказала.
Насилу она их разняла, представляете?
Чистенький мальчик, крахмальный халат, голубенький галстук. Мысли у него
скудные и паскудные. Поэтому у него много единомышленников.
Тихой сапой, по параграфам, по закону сожрёт и меня и главного. Но пока ему
этого не нужно.
Проводил начальство и пошёл в неврологию. Завалили они нас заявками на
консультации. Лежат у них там тётки с грыжами межпозвоночных дисков.
Оперировать их надо было ещё три года назад. Отказались.
Теперь поступают регулярно по три раза в году в неврологию с
люмбоисшалгиями. И каждый раз мы их смотрим, предлагаем операцию, а они
отказываются.
Circulus vitiosus, ёбтм!
Безработными ни мы, ни неврологи с такими пациентами никогда не будем.
У неврологов хорошо организованно: есть отдельная комната, для осмотра
больных. Можно спокойно расспросить больного, раздеть, постучать, послушать,
поколоть.
А то осматриваешь в палате, а кругом - кто ест, кто на судне, кто претензии
предъявляет.
Закончил я с «нервными» больными быстро.
Зашёл в ординаторскую, сижу, записываю.
За соседним столом невролог Кубышка тихо разговаривает с больной в
выцветшем халатике. Из под халата торчит розовая ночнушка.
Больная худенькая и узловатая: суставы торчат наружу, кожа над ними натянута,
как будто не хватает плоти, что бы прикрыть скелет.
Короткая стрижка. Волосы выжжены пергидролью.
Я взглянул на эту женщину раз, потом ещё раз и меня охватило беспокойство. Я
точно её знал! Но кто это?
Кубышка закончила разговор и сказала:
- А теперь идите в палату. Вас ещё нейрохирург посмотрит. Правильно я говорю,
В.А? - обратилась она уже ко мне.
Больная мельком глянула на меня и вышла из ординаторской.
Я спросил:
- На предмет чего её смотреть?
- Поступила к нам после судорожного приступа. Судороги в течение трёх лет.
Похоже, что пьёт… Сама злоупотребления отрицает. Постоянно принимает
различные транквилизаторы. Женщина трудной судьбы, как говорится! Мужа,
детей - нет. Три попытки суицида. Психиатры органики не находят. Общаться с
ней трудно: чуть что - истерика, слёзы с падением на пол. Манерна и
демонстративна. Её уже все специалисты больницы осмотрели, кроме вас.
- И зачем ей нейрохирург?
- Жалуется на утренние головные боли, рвоту на высоте этих болей. Хотя,
похоже, что рвоту вызывает искусственно. На осмотре нейрохирургом настаивает
сама. Грозилась пойти к начмеду или главному, если вы её не осмотрите. Может
ей МРТ сделать?
- На томографе душа не видна. Давайте историю.
Листаю историю.
В anames vitae ещё и три непонятных полостных операций. Надо будет уточнить,
зачем ей резали живот. Осмотр гинекологом: хронический двухсторонний
аднексит. Рекомендовано обследование на ИППП.
Во, букет! Сколько же ей лет?
Смотрю на титульный лист истории болезни. Читаю фамилию, имя и отчество.
И мне делается невыносимо жарко и, одновременно начинает знобить.
Встал, открыл окно. Волна холодного воздуха смела со столов бумаги, дверь в
ординаторскую с грохотом распахнулась…
- Вы с ума сошли, В.А!!! - заорала Кубышка.
Закрываю окно. Собираем бумаги. Кубышка ворчит:
- Спать надо больше и по бабам не шастать. Не мальчик уже. Что - плохо стало?
Давление?
- Всё нормально. Душно у вас, как в террариуме. В какой она палате лежит?
Эту женщину я знаю с детства, с шестого класса.
Ближе к Новому Году появилась в нашей школе беленькая, голубоглазая девочка
Оля. Как в новенькую в неё тут же все стали влюбляться.
Но настойчивее других был я. Начались эти сладкие детские страдания: записки,
многочасовые провожания из школы, ссоры, примирения, ревность.
Вскоре все к нашим отношениям привыкли и то, что наши судьбы связанны
навсегда, мало кто сомневался.
Незадолго до разлуки мы, уже выпускной класс, поехали на Новый Год в
Прибалтику. Что - то там не заладилось с программой поездки, и мы большую
часть времени провели в Таллине.
Новогодний, волшебный Таллин был завален снегом.
Отбившись от остальных, мы с Олей бродили по Вышгороду, ездили в Кадриорг,
часами сидели в совершенно не советских таллиннских кафе, где ликёр Vana
Tallinn подавали в крошечных рюмках, а кофе был необыкновенно ароматен.
За окнами кафе падал снег. Пахло хвоей и мандаринами. Маленький оркестрик
играл незнакомую нам музыку.
Беленькую Олю, эстонцы принимали за свою и огорчались, когда она обращалась
к ним на русском языке.
Как же хороша она была!
Так и осталась для меня эта девочка синонимом чистого снега и новогодних
чудес.
Отец Оли был военным. Вскоре после этой нашей поездки его перевели в другой
военный округ, и Оля уехала из нашего города.
Мы долго переписывались, пытались встретиться.
Встретиться было не суждено.
Постепенно и очень нескоро я стал Олю забывать. Но даже сейчас, в новогодние
праздники, в снегопад и, почему то, когда ссорюсь с женою, я её вспоминаю.
Ничего в этой узловатой женщине не осталось от прежней Оли.
Я ушёл из неврологии, поднялся в отделение нейрохирургии. В ординаторской К.
распекал, за что - то медсестру.
Я сунул историю Оли в руки К.:
- Сходи, посмотри эту больную в неврологии. У меня уже времени нет.
- Хорошо. Тут вас Андрей разыскивал. Он поднял в реанимацию из приёмного
больного в эпистатусе. Мы его оперировали три года назад - опухоль головного
мозга. Может быть - рецидив?
Я пошёл в реанимацию.
Когда, часа через три, я вернулся в отделение, К. доложил:
- Больную посмотрел. Нашего там - ничего нет. Её выписали. А вот это она вам
передала.
С любопытством посматривая на меня, К. сунул мне в руку сложенный пополам
тетрадный листок.
Знакомым почерком там было написано:
« Испугался? Ты всегда был трусоват, красавчик. Прощай».
Конкурс 23 февраля - истории про армию, мужчин, поступки :)
Условия участия в конкурсе:
Авторство анонимно, раскрывается только после окончания голосования,
чтобы авторы имеющие более длинную френд-ленту не имели преимуществ.
Ваши тексты присылайте мне в личку. Всем удачи.
Единственный профит что получат авторы - это возможность увеличения читательской аудитории.
(Читатели, драгоценные вы наши, не скупитесь на выражения одобрения понравившейся истории. авторы, люди на похвалу падкие - похвалите их и они ответят творчеством. так что даже просто смайлик может вам обеспечить хорошее чтиво в будущем. :) )
Беда с этой весной. Мокро, грязно.
Приезжают к нашим больным родные и топают по всей больнице, разнося грязь в
виде песка, суглинка и так далее, но более всего - чернозёма: наша полоса
беспросветно чернозёмная и весьма средняя - археологи будущего будут копать
глубоко и долго, но наималейшего культурного слоя не найдут.
В гардеробе посетителям продают синие бахилы по пять рублей пара.
Эти бахилы - хороший тест.
Люди спокойные и уравновешенные берут их без напоминаний. В дальнейшем у
них не бывает скандалов и склок с врачами.
Некоторые норовят проскочить в уличной обуви. Когда их останавливает охрана
или сёстры в отделении - шумно возражают и грозят прокуратурой.
Вот так, начав с ругани у порога, они и продолжают действовать в дальнейшем: с
истериками, соплями, слезами и жалобами.
Представители третьей группы посетителей, молча роются в урне, что у входа в
наше заведение и добывают оттуда ношенные бахилы.
Эти - безответны, тихи и покладисты. Обычно плохо понимают происходящее с
их больными родственниками, но на всякий случай плачут и обижаются.
Операций сегодня нет, и поэтому день предстоит особенно трудный: звонки,
посетители, непременно - администрация с внезапным, как эпиприпадок,
требованием предоставить какой-нибудь километровый отчёт срочно и уже
вчера.
Пришёл зам. по хирургии и стал нудить об участившихся в некоторых
отделениях ошибках при определении групп крови.
Спрашиваю:
- Это у нас, что ли?
- Нет, но… Ваше отделение другим отличается. Например, ваш К. ругался вчера
матом в присутствии главного врача и начмеда.
- Главный мне ничего об этом не говорил.
- Так главный и не скажет: он и сам матерился. Это мне начмед рассказала.
Насилу она их разняла, представляете?
Чистенький мальчик, крахмальный халат, голубенький галстук. Мысли у него
скудные и паскудные. Поэтому у него много единомышленников.
Тихой сапой, по параграфам, по закону сожрёт и меня и главного. Но пока ему
этого не нужно.
Проводил начальство и пошёл в неврологию. Завалили они нас заявками на
консультации. Лежат у них там тётки с грыжами межпозвоночных дисков.
Оперировать их надо было ещё три года назад. Отказались.
Теперь поступают регулярно по три раза в году в неврологию с
люмбоисшалгиями. И каждый раз мы их смотрим, предлагаем операцию, а они
отказываются.
Circulus vitiosus, ёбтм!
Безработными ни мы, ни неврологи с такими пациентами никогда не будем.
У неврологов хорошо организованно: есть отдельная комната, для осмотра
больных. Можно спокойно расспросить больного, раздеть, постучать, послушать,
поколоть.
А то осматриваешь в палате, а кругом - кто ест, кто на судне, кто претензии
предъявляет.
Закончил я с «нервными» больными быстро.
Зашёл в ординаторскую, сижу, записываю.
За соседним столом невролог Кубышка тихо разговаривает с больной в
выцветшем халатике. Из под халата торчит розовая ночнушка.
Больная худенькая и узловатая: суставы торчат наружу, кожа над ними натянута,
как будто не хватает плоти, что бы прикрыть скелет.
Короткая стрижка. Волосы выжжены пергидролью.
Я взглянул на эту женщину раз, потом ещё раз и меня охватило беспокойство. Я
точно её знал! Но кто это?
Кубышка закончила разговор и сказала:
- А теперь идите в палату. Вас ещё нейрохирург посмотрит. Правильно я говорю,
В.А? - обратилась она уже ко мне.
Больная мельком глянула на меня и вышла из ординаторской.
Я спросил:
- На предмет чего её смотреть?
- Поступила к нам после судорожного приступа. Судороги в течение трёх лет.
Похоже, что пьёт… Сама злоупотребления отрицает. Постоянно принимает
различные транквилизаторы. Женщина трудной судьбы, как говорится! Мужа,
детей - нет. Три попытки суицида. Психиатры органики не находят. Общаться с
ней трудно: чуть что - истерика, слёзы с падением на пол. Манерна и
демонстративна. Её уже все специалисты больницы осмотрели, кроме вас.
- И зачем ей нейрохирург?
- Жалуется на утренние головные боли, рвоту на высоте этих болей. Хотя,
похоже, что рвоту вызывает искусственно. На осмотре нейрохирургом настаивает
сама. Грозилась пойти к начмеду или главному, если вы её не осмотрите. Может
ей МРТ сделать?
- На томографе душа не видна. Давайте историю.
Листаю историю.
В anames vitae ещё и три непонятных полостных операций. Надо будет уточнить,
зачем ей резали живот. Осмотр гинекологом: хронический двухсторонний
аднексит. Рекомендовано обследование на ИППП.
Во, букет! Сколько же ей лет?
Смотрю на титульный лист истории болезни. Читаю фамилию, имя и отчество.
И мне делается невыносимо жарко и, одновременно начинает знобить.
Встал, открыл окно. Волна холодного воздуха смела со столов бумаги, дверь в
ординаторскую с грохотом распахнулась…
- Вы с ума сошли, В.А!!! - заорала Кубышка.
Закрываю окно. Собираем бумаги. Кубышка ворчит:
- Спать надо больше и по бабам не шастать. Не мальчик уже. Что - плохо стало?
Давление?
- Всё нормально. Душно у вас, как в террариуме. В какой она палате лежит?
Эту женщину я знаю с детства, с шестого класса.
Ближе к Новому Году появилась в нашей школе беленькая, голубоглазая девочка
Оля. Как в новенькую в неё тут же все стали влюбляться.
Но настойчивее других был я. Начались эти сладкие детские страдания: записки,
многочасовые провожания из школы, ссоры, примирения, ревность.
Вскоре все к нашим отношениям привыкли и то, что наши судьбы связанны
навсегда, мало кто сомневался.
Незадолго до разлуки мы, уже выпускной класс, поехали на Новый Год в
Прибалтику. Что - то там не заладилось с программой поездки, и мы большую
часть времени провели в Таллине.
Новогодний, волшебный Таллин был завален снегом.
Отбившись от остальных, мы с Олей бродили по Вышгороду, ездили в Кадриорг,
часами сидели в совершенно не советских таллиннских кафе, где ликёр Vana
Tallinn подавали в крошечных рюмках, а кофе был необыкновенно ароматен.
За окнами кафе падал снег. Пахло хвоей и мандаринами. Маленький оркестрик
играл незнакомую нам музыку.
Беленькую Олю, эстонцы принимали за свою и огорчались, когда она обращалась
к ним на русском языке.
Как же хороша она была!
Так и осталась для меня эта девочка синонимом чистого снега и новогодних
чудес.
Отец Оли был военным. Вскоре после этой нашей поездки его перевели в другой
военный округ, и Оля уехала из нашего города.
Мы долго переписывались, пытались встретиться.
Встретиться было не суждено.
Постепенно и очень нескоро я стал Олю забывать. Но даже сейчас, в новогодние
праздники, в снегопад и, почему то, когда ссорюсь с женою, я её вспоминаю.
Ничего в этой узловатой женщине не осталось от прежней Оли.
Я ушёл из неврологии, поднялся в отделение нейрохирургии. В ординаторской К.
распекал, за что - то медсестру.
Я сунул историю Оли в руки К.:
- Сходи, посмотри эту больную в неврологии. У меня уже времени нет.
- Хорошо. Тут вас Андрей разыскивал. Он поднял в реанимацию из приёмного
больного в эпистатусе. Мы его оперировали три года назад - опухоль головного
мозга. Может быть - рецидив?
Я пошёл в реанимацию.
Когда, часа через три, я вернулся в отделение, К. доложил:
- Больную посмотрел. Нашего там - ничего нет. Её выписали. А вот это она вам
передала.
С любопытством посматривая на меня, К. сунул мне в руку сложенный пополам
тетрадный листок.
Знакомым почерком там было написано:
« Испугался? Ты всегда был трусоват, красавчик. Прощай».
Click to view