Посвященная творчеству
Михаила Васильевича Нестерова выставка переключила меня в созерцательный, какой-то бестелесный настрой. Это не география, не пейзажи физического плана Руси, это их метафизическая суть. Здесь изображено то, что можно почувствовать, стоя с закрытыми глазами где-то там или не там, но вспоминая эти или другие похожие места, что изображены на его полотнах. Картины пронизаны величием и покоем, в них есть что-то светлое и незыблемое, от чего на душе становится спокойно и легко, безмятежно. Ты себя чувствуешь и мелкой точкой в масштабе изображаемого и всем пространством картины, выходящим далеко за пределы рамы, одновременно. Ты тождественен тому, что видишь, чувствуешь единство с ним, внутреннюю сопричастность, и при этом чувствуешь дыхание Вечности.
М.В.Нестеров "Видение отроку Варфоломею", 1889-1890, х.м., 160х211, ГТГ
«
Видение отроку Варфоломею». Было очень интересно сравнить впечатление от картины и от представленных тут же авторских поисковых набросков и эскизов к ней. Именно на этом контрасте можно увидеть, насколько вся картина находится в устойчивом равновесии и насколько здесь тождественны эти две фигуры отрока и старца. Они тождественны как две луковки на церквушке, как молодой сосновый росток и засохшее деревце, как тот же самый сосновый росток или какое другое юное тонкоствольное деревце и старый матерый дуб, как равнина и возвышенность, как изгибистый ручей и дорога, как лес и трава, как хаос разнотравия и лоскутный порядок полей, как один и много, как близко и как далеко, как темное и светлое... Этот перечень бесконечен. Напряженный жест отрока уравновешивается умудренным опытом покоем старца. Эти два жеста - чаяния отрока и старца - также тождественны. Мольбы отрока о том, как бы разыскать потерянное стадо, и мольбы старца о просвещении дитя свыше - они тождественны. Это все рАвно и едино, все одинаково важно. Одно дополняет другое, является продолжением другого, не может существовать без другого. В этом, вероятно, как раз и заключено то самое дыхание Вечности.
***
Когда изображается сюжет встречи юности и старости, это всегда задевает нечто внутри. И этот сюжет мне напомнил картину
Лоренцо Лотто "Принесение во храм":
"Иногда мы видим следующий уровень этого архетипического сюжета, когда мы задумываемся о некоторой
тождественности встречаемого и встречающих. Младенец - не всегда младенец - он будет стар. И старец не всегда был старцем. В сценах, когда они тождественны, например, старый иновый год, старый и новый царь - за старым заветом стоит новый завет, - они едины. "
И именно в этом контексте атмосфера осени как нельзя лучше передает эту идею встречи старого и нового.