Gauthier-3
Анализ действия у Аристотеля (продолжение)
Понятие императива была выработано еще до Аристотеля Протагором. Протагор различал четыре формы речи [дискурса]: просьба, вопрос, ответ и побуждение (ἐντολή). Побуждение выражается в повелении (κατ' επίταξιν), например, "иди!" [43]. Повеление или приказ (ἐπίταξις) есть "понуждение (κελεύειν) делать или не делать" [44]. Выработанное Протагором понятие повеления занимает центральное место в этике Аристотеля, т.к. оно входит в определение нравственной ценности. Что такое есть действие добродетельное? Это действие соразмерное [mesuree]. Но действие соразмерное, есть такое действие, каким оно должно быть [делающее то что должно делать]. А такое действие, каким оно должно быть, есть действие сообразное тому, что повелевается нравственными правилами. т.е. тому, что повелевается добродетелью благоразумия a qui il appartient de dire, en chaque case particulier, quelle est cette regle [45]. Аристотель не формулирует явным образом психологию повеления, являющегося для него собственным делом добродетели благоразумия, но эта психология неявно содержится в его описании самой добродетели благоразумия. Эта последняя, не есть ли добродетель практического ума? Т.к. она есть добродетель ума ее собственное дело не может быть чем-то иным, нежели суждением, но т.к. она есть добродетель практического ума, это суждение должно быть движимым желанием конечной цели, т.е. хотением, которое есть принцип практического ума, и именно это движение хотения, проникая суждение и сообщая ему свою движущую силу, делает его повелением [императивом]. Это повеление есть также и решение [46]. Автор "Большой Этики" (Ηθηκων μεγαλων) не ошибается, считая руководство решениями рассудка [raison] собственным делом благоразумия, несмотря на то, что Аристотель считал собственным делом благоразумия руководить повелениями рассудка [47]: это та же самая мысль, просто выраженная другими словами.
Повеление или решение есть, следовательно, для Аристотеля одно и то же, и это есть суждение, завершающее рассуждение, приводимое в движение желанием хотимой цели, и само преобразующее это желание в желание средств ее достижения. Вот почему Аристотель, который часто утверждает, что именно часть разумная [rationelle], т.е. ум, повелевает [commande] [48], может сказать и, что именно часть господствующая (dirigeante, ηγουμενον), т.е. тот же ум, решает [49]: это есть не иное что, как два способа выразить одну и ту же мысль, причем мысль наиболее значительную в системе этики Аристотеля. Напомним, что психология Аристотеля игнорирует волю. Душа, следовательно, состоит из части разумной, которая есть ум и ничего кроме ума, и части неразумной - желающей. [Естественный] порядок (l'ordre), и собственно сущность этики, состоит в том, что ум есть господин, а желание - подданный. Идея оставить привилегию решения за желанием не могла быть свойственна философии, в которой желание еще не находится в самом центре разумной части, т.е. такой, которая еще не возвысилась до концепции воли. В философии Аристотеля это было бы бессмыслицей. Именно поэтому анти-интеллектуалистская реакция Аристотеля не простирается далеко: он вполне мог поместить желание хотимого в основу рассуждения практического ума и увидеть в этом желании движущую силу, делающую завершающее расссуждение суждение повелением, но, не в меньшей степени, он был вынужден, в конечном счете, сделать решение суждением и приписать его к области ума.
И именно поэтому, в конечном счете, аристотелева критика сократизма была обречена на неудачу. То, чего Аристотель хотел избежать, - это заключить вместе с Сократом, что человек становится злым помимо своей воли. Для того он и помещает в основу действия хотение, чтобы иметь возможность утверждать, что причина злых поступков - в извращении желаемой конечной цели, а не в неведении наилучших средств еe достижения. Но способность желания не может не желать того, что человеку представляется желаемым. Какова же причина, которая делает желаемой злую конечную цель? Злой навык предшествующий злому делу? Аристотель хотел бы иметь возможность ответить таким образом на этот вопрос, но он не мог сделать этого, без того, чтобы попасть в порочный круг, т.к. эти злые навыки не могут быть получены иначе, чем как посредством злого выбора, а чтобы объяснить этот злой выбор нужен злой навык. Единственное средство выйти из этого круга - апеллировать к собственной природе зла, которая делает желанной злую конечную цель. Но не должны ли мы, таким образом, признать, что человек становится злым помимо своей воли? Нет, утверждает Аристотель, потому что это в его полной воле решиться на принятие средств достижения этой плохой конечной цели [50]. Но здесь Аристотеля подводит остаток сократовского интеллектуализма, от которого он так и не смог полностью избавиться. Ибо решение не есть что-либо иное нежели суждение ума, и ум не может не рассудить о наилучших средствах достижения волимой конечной цели. Таким образом, как только ум рассудил, что эти средства являются наилучшими, необходимо, чтобы непосредственно последовало действие вследствие движения хотения [51]. Аристотелевский анализ действия, выстроенный для того, чтобы спасти свободу воли, приходит к ее отрицанию.
Продолжение следует ...
Понятие императива была выработано еще до Аристотеля Протагором. Протагор различал четыре формы речи [дискурса]: просьба, вопрос, ответ и побуждение (ἐντολή). Побуждение выражается в повелении (κατ' επίταξιν), например, "иди!" [43]. Повеление или приказ (ἐπίταξις) есть "понуждение (κελεύειν) делать или не делать" [44]. Выработанное Протагором понятие повеления занимает центральное место в этике Аристотеля, т.к. оно входит в определение нравственной ценности. Что такое есть действие добродетельное? Это действие соразмерное [mesuree]. Но действие соразмерное, есть такое действие, каким оно должно быть [делающее то что должно делать]. А такое действие, каким оно должно быть, есть действие сообразное тому, что повелевается нравственными правилами. т.е. тому, что повелевается добродетелью благоразумия a qui il appartient de dire, en chaque case particulier, quelle est cette regle [45]. Аристотель не формулирует явным образом психологию повеления, являющегося для него собственным делом добродетели благоразумия, но эта психология неявно содержится в его описании самой добродетели благоразумия. Эта последняя, не есть ли добродетель практического ума? Т.к. она есть добродетель ума ее собственное дело не может быть чем-то иным, нежели суждением, но т.к. она есть добродетель практического ума, это суждение должно быть движимым желанием конечной цели, т.е. хотением, которое есть принцип практического ума, и именно это движение хотения, проникая суждение и сообщая ему свою движущую силу, делает его повелением [императивом]. Это повеление есть также и решение [46]. Автор "Большой Этики" (Ηθηκων μεγαλων) не ошибается, считая руководство решениями рассудка [raison] собственным делом благоразумия, несмотря на то, что Аристотель считал собственным делом благоразумия руководить повелениями рассудка [47]: это та же самая мысль, просто выраженная другими словами.
Повеление или решение есть, следовательно, для Аристотеля одно и то же, и это есть суждение, завершающее рассуждение, приводимое в движение желанием хотимой цели, и само преобразующее это желание в желание средств ее достижения. Вот почему Аристотель, который часто утверждает, что именно часть разумная [rationelle], т.е. ум, повелевает [commande] [48], может сказать и, что именно часть господствующая (dirigeante, ηγουμενον), т.е. тот же ум, решает [49]: это есть не иное что, как два способа выразить одну и ту же мысль, причем мысль наиболее значительную в системе этики Аристотеля. Напомним, что психология Аристотеля игнорирует волю. Душа, следовательно, состоит из части разумной, которая есть ум и ничего кроме ума, и части неразумной - желающей. [Естественный] порядок (l'ordre), и собственно сущность этики, состоит в том, что ум есть господин, а желание - подданный. Идея оставить привилегию решения за желанием не могла быть свойственна философии, в которой желание еще не находится в самом центре разумной части, т.е. такой, которая еще не возвысилась до концепции воли. В философии Аристотеля это было бы бессмыслицей. Именно поэтому анти-интеллектуалистская реакция Аристотеля не простирается далеко: он вполне мог поместить желание хотимого в основу рассуждения практического ума и увидеть в этом желании движущую силу, делающую завершающее расссуждение суждение повелением, но, не в меньшей степени, он был вынужден, в конечном счете, сделать решение суждением и приписать его к области ума.
И именно поэтому, в конечном счете, аристотелева критика сократизма была обречена на неудачу. То, чего Аристотель хотел избежать, - это заключить вместе с Сократом, что человек становится злым помимо своей воли. Для того он и помещает в основу действия хотение, чтобы иметь возможность утверждать, что причина злых поступков - в извращении желаемой конечной цели, а не в неведении наилучших средств еe достижения. Но способность желания не может не желать того, что человеку представляется желаемым. Какова же причина, которая делает желаемой злую конечную цель? Злой навык предшествующий злому делу? Аристотель хотел бы иметь возможность ответить таким образом на этот вопрос, но он не мог сделать этого, без того, чтобы попасть в порочный круг, т.к. эти злые навыки не могут быть получены иначе, чем как посредством злого выбора, а чтобы объяснить этот злой выбор нужен злой навык. Единственное средство выйти из этого круга - апеллировать к собственной природе зла, которая делает желанной злую конечную цель. Но не должны ли мы, таким образом, признать, что человек становится злым помимо своей воли? Нет, утверждает Аристотель, потому что это в его полной воле решиться на принятие средств достижения этой плохой конечной цели [50]. Но здесь Аристотеля подводит остаток сократовского интеллектуализма, от которого он так и не смог полностью избавиться. Ибо решение не есть что-либо иное нежели суждение ума, и ум не может не рассудить о наилучших средствах достижения волимой конечной цели. Таким образом, как только ум рассудил, что эти средства являются наилучшими, необходимо, чтобы непосредственно последовало действие вследствие движения хотения [51]. Аристотелевский анализ действия, выстроенный для того, чтобы спасти свободу воли, приходит к ее отрицанию.
Продолжение следует ...