Правильные действия обусловлены задачей. Неправильные - исполнителем.
Когда человек что-то делает правильно, его действия зависят только от того, что конкретно ему предстоит сделать и чего он хочет добиться. Но вот когда он ошибается - причиной этой ошибки всегда является что-то внутри него самого.
Поэтому ошибки - невероятно полезный и эффективный способ познания. Наблюдая за тем, как кто-то ошибается, мы узнаем о нём куда больше, чем когда он добивается успеха.
Так можно заглянуть внутрь даже таких систем, которые в принципе не подлежат разборке и анализу - например, нашей собственной психики.
При помощи этого метода в своё время было открыто, как мыслят опытные шахматисты.
Для эксперимента набрали две группы: одну из гроссмейстеров, в другую взяли людей с улицы, практически (или вообще) не знакомых с шахматами. Каждому подопытному предложили несколько однотипных заданий: тебе показывают доску, где расставлены фигуры, предлагают запомнить их расположение, а затем по памяти воспроизвести.
В половине заданий шахматы были поставлены случайным образом. Остальные были острыми моментами из реальных партий.
Официально целью изучения была зрительная память. Но на самом деле учёные исследовали совсем другое: они смотрели, кто как ошибается.
Дилетанты ошибались одинаково: ставили не ту фигуру или не на то место. То же делали и гроссмейстеры - но только тогда, когда положение фигур на доске было случайным и бессмысленным.
Стоило предложить шахматисту запомнить положение из игры - и его ошибки менялись кардинально. Он мог поставить сразу несколько фигур не на свои места.
Оказалось, что шахматное мастерство не зря называют грамотностью. Знаток начинает, глядя на доску, читать на ней не «буквы» (отдельные фигуры на клетках), а «фразы» (ситуацию целиком). Дилетант видит чёрного ферзя на B4 - гроссмейстер видит перехват инициативы на левом фланге и перспективу мата в три хода.
Именно это положение он и пытается воспроизвести по памяти. Фигуры могут стоять совершенно в других местах, но перехват инициативы и перспектива мата сохранится.
Программисты приняли это к сведению и попробовали воспроизвести в своих алгоритмах. Шахматные программы стали быстрее и эффективнее.
Ошибки позволили поставить точку в давнем споре, как работают убеждённость и сомнение.
В течение нескольких столетий существовали две версии.
Согласно одной, любые новые сведения мы вначале просто усваиваем как нейтральную информацию, не принимая и не отвергая. Затем наступает время проверки: разум ставит на каждый факт ярлычок «истина» или «вымысел». Одно мы принимаем, второе - знаем, но не верим.
Другая версия гласила, что нейтральной информации не бывает. Понять - значит принять. Что усвоено, то считается истинным. Проверка - не определение, что истинно, а что ложно, а отказ от того, во что ты уже поверил.
Когда всё нормально, эти системы должны работать одинаково. Но вот ошибки у них будут разными. Если по какой-то причине проверка не включилась, в первой системе останутся неоценённые факты. Что-то такое, что мы будем просто знать, не принимая и не отвергая. Вторая же система будет считать всё непроверенное истиной.
Оказалось, что наше сознание работает вторым способом. Когда у человека нет сил, времени или возможности проверять новую информацию - она впечатывается в его память как истинная. Чем дольше она там хранится, тем сложнее потом от неё отказаться, даже если она оказалась вымыслом.
Поэтому то, что противоречит твоим глубинным верованиям, бывает прямо-таки больно слышать, а уж тем более произносить вслух. Понять - значит, принять. Понимая такие слова, ты вынужден тут же, внутри себя, отрицать их, а это сложно и неприятно, это всегда внутренняя борьба.
Единственный способ избежать диссонанса - заранее обесценить слова, а лучше сразу и говорящего. Отстраниться от их смысла, как будто это просто мелодия, не имеющая значения. Выжать у себя в голове педаль сцепления с реальностью и провозгласить «это было давно и неправда». Тогда ты будешь слышать или говорить всё это сразу как ложь.
Ошибки показали, что сама наша память не так проста, как кажется.
Если бы она была хранилищем информации, то у любого факта могло бы быть только два состояния - помню или не помню. То, что ты забыл, не должно отличаться от того, чего ты вообще никогда не знал.
Но на деле оказывается наоборот. Ты можешь отлично помнить, что ты что-то забыл. Забытое будет вертеться у тебя на языке, крутиться на самой грани сознания. Его придётся угадывать, но если угадаешь - немедленно вспомнишь.
«Как же звали ту девушку? Таня? Маша? Света? Оля? Да, точно - Оля!».
Чтобы так сразу узнать забытое имя, его нужно... помнить? Но если ты его помнишь, как получилось, что ты его забыл?
Можно сделать вывод, что отношения между сознанием и бессознательным даже сложнее и запутаннее, чем казалось психоаналитикам прошлого века. У нас словно бы две разных памяти: в сознательной хранятся ассоциативные ключи, по которым бессознательная при помощи воображения генерирует воспоминания.
Если ключ забылся, стёрся, его можно только подобрать брутфорсом. Но опыт, породивший его на свет, никуда не исчезает, его следы остаются навсегда.