Эрте: ловец снов
"Это единственный художник двадцатого века, оказавший сильнейшее влияние на моду"... "Лучший иллюстратор моды и театральный дизайнер начала столетия", - говорили об Эрте, человеке необыкновенной судьбы, прожившем почти целый век.
Его творчество не принадлежало ни к одной школе и ни одному направлению. Сам Эрте однажды признался: "Мои произведения вообще не имеют отношения к реализму, они воплощение моих снов". Эрте был индивидуалистом, художником до мозга костей и не признавал ни малейшего вмешательства в свое творчество. Бесконечная фантазия, филигранный рисунок, мастерство в построении композиции и удивительное чувство цвета привлекали к Эрте многих законодателей мира моды. Не преклоняться перед его мастерством и виртуозностью было невозможно. Его аллегорические фантазии, его сказочные и мифологические мотивы до сих пор потрясают воображение поклонников и почитателей его таланта. Возможно, тайна его невероятного успеха кроется в том, что всю свою долгую жизнь Эрте делал только то, что действительно хотел делать: воплощал в рисунках свои сны.
Его яркий талант расцвел в 10-20е годы двадцатого столетия, потом о нем на тридцать лет забыли, и в 60-е он вернулся в звании "великого Эрте". Хотя его и называют художником "ар деко" (art deco), в большей степени это относится ко времени его самой бурной славы. Сам он не желал быть причисленным к определенному направлению. "Может быть, ваши читатели полагают, что я модернист, - писал он в 1919 году редактору Harper's Bazaar. - Должен заметить, что я не принадлежу ни к одной из художественных школ, особый стиль моих рисунков служит инструментом выражения красоты образа. В искусстве я индивидуалист". Он остался верен себе на протяжении всей жизни, и его стилю было присвоено имя - "стиль Эрте".
Это имя, звучащее столь легко и артистично, будто родившись из слова "art" - "искусство", к сожалению, мало известно в России. А ведь Эрте - это псевдоним, составленный из инициалов Р.Т. Романа Тыртова, появившегося на свет в Петербурге в 1892 году, в семье адмирала флота. В древнем роду Тыртовых, ведущих свое происхождение от татарского хана Тырта, все мужчины были морскими офицерами. "Я - один из тех немногих членов нашей большой семьи моряков, который по причине слабого здоровья не пошел по этой славной стезе, - писал Эрте в 1919 году. - Но я не утратил любви к морю, к его открытым просторам. Большую часть детства я провел в Кронштадте, где мой отец служил комендантом Школы морских инженеров". Узнав, что сын хочет стать художником, отец был страшно разочарован.
"Откровенно говоря, рисование интересовало меня больше любых других занятий с самого раннего детства. Помню, ещё в пятилетнем возрасте я увлекся созданием женских костюмов, - вспоминал Эрте, чье воображение пленили героини персидских и индийских миниатюр, которые он разглядывал в семейной библиотеке. - Нарисовал свою первую модель - это был эскиз вечернего платья для моей матери, который она отдала портнихе, и платье имело большой успех. Но мне хотелось учиться рисованию серьезно. Поработав некоторое время в жанре пейзажа, я имел честь поступить в ученики к знаменитому русскому художнику Ивану Репину, который три года занимался со мной портретом. В то же время я не забывал и о женском костюме, неотступно будившем мое вдохновение. Когда мне было пятнадцать лет, я посылал эскизы платьев в петербургский журнал "Дамский мир", и они появлялись почти в каждом номере. Первый успех на родине вовсе не ослепил меня. Я всегда помнил слова Гёте, что "настоящий талант на девять десятых состоит из труда, и лишь одна десятая приходится на гений". Я страстно желал учиться дальше и готов был трудиться бесконечно, дабы преуспеть в искусстве. Как и многие молодые художники, я мечтал продолжить свое образование за границей". Семья не хотела отпускать его, но в день рождения Роману было позволено выбрать любой подарок. Он попросил у отца паспорт для выезда из России, и тот сдержал свое слово. Так в 1912 году двадцатилетний Эрте оказался в Париже. Он попадает туда в эпоху расцвета русского влияния на этот город муз. У труппы Дягилева - триумф за триумфом. Русские танцовщики и танцовщицы, музыканты, хореографы владеют умами художественной интеллигенции. Эрте становится свидетелем и участником этого. "Я присутствовал на трех спектаклях с Вацлавом Нижинским. Впервые - на "Жизели" в Мариинском театре, ещё в Петербурге, и далее дважды - уже будучи в Париже. Сначала на спектакле "Послеполуденный отдых фавна" и затем во время "Весны священной".
Проучившись два года, он понял, что академические занятия портретом нисколько не развивают его талант. Оскар Уайльд однажды заметил, что "художник должен учиться тому, что видит, а не тому, что слышит". Эрте, по-видимому, разделял эти взгляды и постепенно перестал посещать академию. С присущей ему страстью он наконец отдался тому виду искусства, которые его всегда завораживал. "Я подумал, что если с самого детства меня захватило увлечение женской модой, если на родине мои работы имели успех, то уж в Париже, городе моды, меня непременно должны оценить по достоинству", - писал Эрте.
Но не всё было так просто. Хозяйка модного дома Каролин, которой Эрте показал свои рисунки, заявила: "Молодой человек, занимайтесь в жизни чем угодно, но никогда больше не пытайтесь стать художником по костюмам. У вас из этого ничего не получится". И выкинула эскизы в корзину.
Ирония судьбы - сегодня дом "Каролин" не упоминают в своих работах даже самые дотошные историки парижских мод из Дворца Галлиера, Эрте же стал всем известен. Далее произошло то, чего и следовало бы ожидать в подобных случаях. Ущемленный Эрте вытащил из корзины свои рисунки, положил их в конверт и отправил прямо великому диктатору мод Полю Пуаре. А на следующий утро Эрте уже ждала телеграмма от самого мэтра.
Так Эрте поступил к Полю Пуаре. Сам стиль этого Дома, навеянный восточной экзотикой бакстовской "Шехерезады", с её мерцающими красками, камнями, перьями и мехами, импонировал Эрте. Вместе с художником Гектором Заморой он совершенствует свой стиль, и качество его рисунка постепенно становится тем, что теперь зовется "стилем Эрте". После закрытия дома Пуаре, Эрте представляет самостоятельную коллекцию моделей, созданную с помощью первой портнихи от Пуаре. На пригласительных билетах этого показа была ссылка на бывшую принадлежность создателей дому Поля Пуаре. Сам этот факт послужил поводом для судебного процесса против Эрте, который Пуаре выиграл. Тем не менее, Эрте всю жизнь высоко ценил талант Поля Пуаре и называл его "гениальным".
В 1914 году сразу два журнала - Vogue и Harper's Bazaar - предложили ему работать в качестве иллюстратора, и он простодушно бросил "орла или решку". Монетка решила в пользу Harper's Bazaar, принесшего Эрте всемирную славу. Впрочем, и славу журнала невозможно себе представить без Эрте. В январе 1915 года он опубликовал свою первую обложку к этому журналу и с той поры до 1936 года постоянно выполнял для этого издания рисунки моделей и многочисленные цветные обложки. Директор издания Harper's Bazaar Уильям Хёрст так отзывался о художнике: "Чем бы был наш журнал без обложки Эрте?"
Он хотел успеть всё и был поразительно работоспособен. Перебравшись из шумного Парижа в Монте-Карло, Эрте так описывал свой ежедневный ритуал: "Я работаю за гладким столом, в окружении моих рисунков. Ничего особенного мне не требуется. Я редко прибегаю к кисти, разве если хочу написать портрет кого-либо из друзей маслом. Краски, акварели, палитра и перо - вот и все, что есть на моем большом столе, и - солнце. Солнце никогда меня здесь не подводит. Стол мой всегда повернут к этому вечному источнику идей. Утро я начинаю с долгой прогулки по горам или побережью и, конечно, в это время черпаю идеи для дневной работы. Я уношу в студию красоту природы и странную симфонию ее цвета".
Целых двенадцать лет его искусительно прекрасные, обольстительнейшие женские образы приковывали внимание читательниц всего света. Рисунок Эрте был не просто очередным модным платьем. Это был целый мир женщины-богини или ассирийской принцессы, звезды мюзик-холла или фаворитки гарема, сказочной птицы или волшебного цветка. Он придумывал не одежду, а саму женщину, где дамские аксессуары - шляпки, сумочки, перчатки, шали - органично вырастали из тончайшего чувственного образа и рассказывали о нем на языке моды. Образ был настолько цельным, что иногда Эрте пририсовывал к нему полагающийся интерьер. Он был не только одаренным рисовальщиком с великолепно развитым чувством художественной гармонии, но и невероятно артистичным и изобретательным модельером. Он гениально манипулировал тканями: драпировал, переплетал и соединял их при помощи застежек или узлов так умело, что для выполнения, казалось бы, сложнейшей модели требовалось лишь несколько простых швов. Пояски или же искусно продетые шнуры придавали строгой геометрии полотна очень женственную форму. Он остроумно играл с кисточками и лентами, веерами и шарфами, но особое удовольствие ему доставляли карманы. Эрте делал их то в форме кистей рук, то в форме корзинок для цветов на садовом фартуке, то в форме тонко вывязанной сетки для мячей на свитере для игры в теннис. Карманы находились в самых неожиданных местах: на рукавах, шарфах и даже перчатках, и выглядело это легко и естественно. Подобно фокуснику, превращал он детские куклы в изящные сумочки, а длинная кисть на рукаве вечернего платья вдруг раскрывалась в веер. Прическа плавно перетекала в серьги, колье или пояс. Он окутывал женщину-загадку дивным покрывалом манящей интриги, сотканным из мелких секретов и сюрпризов ее костюма. Читательницы с нетерпением ждали каждого номера, чтобы посмотреть, что еще выдумал их любимый Эрте. Многие вырезали его картинки и хранили всю жизнь, как хранят мечты или воспоминания о чем-то божественно красивом и несбыточном. Эрте, этот эльф из царства моды, погружал их в мир грез и, как Сирин, сладко баюкал дамские чувства, навевая чудесные сны.
Костюмы, созданные силой его воображения, были фантастичны и практичны одновременно. Наряду с роскошными вечерними платьями он рисовал и повседневную одежду: пальто, накидки, пижамы, костюмы для спорта и купания, нижнее белье, головные уборы, ювелирные украшения и всевозможные аксессуары, но все это не имело ничего общего с массовой модой. Лучше всего сказал об этом он сам: "Я не признаю моду и никогда ей не следовал. Каждая женщина может найти в моих работах то, что подходит ей одной. Ее костюм должен быть в высшей степени индивидуален, являясь такой же неотъемлемой частью ее самой, как прическа и цвет волос. Кроме того, мне неприятно видеть модные фасоны, отдельные детали которых абсолютно бессмысленны. Например, ряд пуговиц, которые ничего не застегивают, или маленькая вышивка, бог знает как попавшая на уголок полы пальто. По моему мнению, каждая деталь, каждый аксессуар должен идеально гармонировать с основной темой костюма и в то же время служить определенной цели. Пуговица, которая ничего не пристегивает, все равно что анафема для меня".
Туалетов "от Эрте" до нас дошло очень мало. Бывшая балерина Дягилевской антрепризы Валентина Кашуба, сохранила одно такое платье скорее как произведение искусства. Надевала она его всего два раза в жизни. "Это было невозможно носить. Когда я появлялась, останавливалось движение!", - вспоминала она.
Платья Эрте
Лучшим подиумом для модельера Эрте был, конечно же, театр, где он мог дать волю своей полной экзотики и романтической чувственности фантазии. "Кроме моделей, я рисую символичные декоративные композиции, - писал он в 1919 году, - я всегда любил театр и хотел создавать для него нечто очень красивое. Я сделал много эскизов костюмов для разных парижских театров. Мне нравится это занятие, потому что таким образом я могу выразить свое мнение о музыке или литературе на языке цвета. И я совершенно счастлив, когда мои декорации и костюмы добавляют совершенства театральной постановке".
В 1926 году он перестал рисовать эскизы для журнала, однако еще целых десять лет делал обложки. Новое время диктовало свои вкусы и свою моду, а "стиль Эрте" постепенно исчез из реальной жизни. Но на театральных подмостках он никогда не умирал. Первыми его театральными костюмами были созданные в 1914 году для "Ревю де Сан-Сир". Затем он рисует костюмы для Маты Хари, выступавшей в спектакле "Минарет" в парижском театре "Ренессанс". Живя в Монте-Карло и будучи в гостях у княгини Тенишевой, Эрте познакомился с Сергеем Дягилевым, который предложил молодому, но известному художнику сделать костюмы к балету "Спящая красавица". Вот что говорил по этому поводу сам Эрте: "В 1922 году я с удовольствием принял от Дягилева предложение сотрудничать. Я тут же нарисовал два эскиза, а на следующий день получил телеграмму от импресарио, братьев Шубертов из Америки, с предложением выгодного контракта. Не зная, как поступить в подобной ситуации, я тут же отправился к Дягилеву, и он мне ответил: "Никогда от денег не отказывайся. Я сам-то никогда не отказываюсь". Эрте выполнил несколько костюмов для великой Анны Павловой, в частности, для ее известных балетных номеров "Гавот", "Дивертисмент", "Времена года". Когда в 1923 году Эрте забрал своих родителей из Советской России, его отец, адмирал Тыртов, признался: "Ты был прав, отправившись в Париж".
В 20-30х годах Эрте много работал в Америке. Он сотрудничал с известным нью-йоркским ревю Джорджа Уайта "Скандалы", работал в опере Чикаго и был первым парижским художником, приглашенным в Голливуд. Влияние Эрте на костюмы для кино в Америке было огромно в те годы. Он привнес в голливудские костюмерные дух парижских ателье мод, фантазию "Русских балетов" и искрящуюся театральность эстрадных ревю. Эрте рисовал костюмы бесподобным звездам немого кино - Мэй Мюррей, Ален Прингл, Лилиан Гиш, Дейвис Мэрион, Паулин Старк и другим.
Во Франции Эрте успешно работал для различных эстрадных ревю, в числе которых знаменитое Folies Bergere и Ba-Ta-Clan, он изысканно одевал шоколадную Жозефину Бэйкер.
Начиная с 60-х годов, имя Эрте приобрело особую известность в связи с возникшим интересом ко всему, что было связано со стилем ар-деко и 1920-1930 годами. Многие рисунки Эрте той поры были переизданы и репродуцированы. Особую популярность приобрели его работы "Цифры" и "Алфавит". Выполненные ещё в ранний период творчества художника, эти рисунки многократно переиздавались в Японии, Америке и Европе. Его афишами для ревю Folies Bergere были заклеены стены парижского метро. В Америке рисунки Эрте печатают на полотенцах, открытках, плакатах. Сегодня его тиражируют и размножают, превращая художника в настоящий поп-миф.
"Я могу лишь сказать - писал двадцатилетний Эрте, - что идущий по дороге искусства, которая так же длинна, как и жизнь, должен все время стремиться к совершенству, к идеалу - и я уверен, что не являюсь исключением из этого правила". Дожив почти до ста лет, он ни разу не изменил себе, он остался для нас не художником "ар деко", а подлинным Артистом Деко. Его роль не ограничивалась жанром рисунка, моды или кабаре. На вековом пути к идеалу он с безупречным вкусом что-нибудь декорировал - жунщин, интерьеры и наш мир, украшая в "стиле Эрте" саму жизнь, которая и была его любимым театром.
"I have always loved working at night. No one interrupts me. No telephone calls disturb my train of thought. I feel I have unlimited time. One bright lamp (its bluish light helps me to see the true colors) illuminates the drawing on which I am working. The rest of the house is plunged in darkness except for a few dimly lit shells that enable me to leave my worktable if I have to. Everything is Focused on the brightly lit square of my table - a perfect aid to concentration. Even my cats pretend to be sleeping: they know that I am working. Being alone is vitally important for me and my work. I am a solitary person, and this may explain why I have such a great love of cats. Cats and I are very much alike. The cat is a solitary animal, very independent, very quiet by nature. Like Cats who hide themselves away when they are ill, I cannot stand people visiting me when I am indisposed. I want to be left alone." (Excerpt "Erte At Ninety")
