О кино и не только
Больше в кино я НЕ ПОЙДУ. Тодаровский прав - КИНО УМЕРЛО. Сегодня всем семейством отправились на "Я - легенда" думал что трата кровных денег после разрекламированого Биовульфа, будет более оправдана, но... И вроде все есть и сюжет закончен и даже игра актерская, хотя фильм одного актера и собаки :) но отдавать деньги за такое просто чудовищно, ну где же режиссеры!!! Вечером завис комп на машине, через весь город без приборов, это что-то... Вылечилось легко передергиванием предохранителей...
Кстати наконец оцифровал статью "По следам Мельникова Печерского" в 90-е ездил с отцом и братом по старообрядческим скитам потом у постели умирающего больного написал эту статейку, а Вячеслав Аристов тиснул ее в библиотечном сборнике.
Г.В.Фролов, А.Г.Фролов* ПО СЛЕДАМ ГЕРОЕВ МЕЛЬНИКОВА-ПЕЧЕРСКОГО
Интереснейшая тема - история русского церковного раскола, разделение на старообрядцев и "никониан" - давно и незаслуженно находится в тени российской науки. Много сейчас говорилось о "дис -I сидентах", а ведь одними из первых российских "диссидентов" как раз и были старообрядцы. До сего дня громом звучат слова церковного собора 1666 года (число-то какое! Зверь Апокалипсический, антихрист ...). Событие это оставило нам "Житие протопопа Аввакума", погубив автора, "Сказание о невидимом граде Китеже" и многие-многие философско-нраветвенные произведения. Разбойник Разин породил раскол, считал народник-демократ Щапов. Много писали об этом событии Н.М.Карамзин, С.М.Соловьев, А.П.Щапов. Однако лучше всех сумел изучить быт и жизнь староверов, а главное - описать на бумаге., да не в форме сухого отчета, на которые он был мастер, прекрасным литературным слогом, простой чиновник николаевской России Павел Иванович Мельников, явившийся читателям России под именем "Андрей Печерский".
Огромное его произведение "В лесах" и продолжение "На горах" вместило массу документальных фактов. Книга потрясающая, прочитав ее хочется воочию увидеть места, в ней описанные.
И автор и его роман косвенным образом связаны с Казанью. П.И.Мельников родился в Нижнем Новгороде в 1818 г., а отец его Иван Иванович - в Казани, в семье поручика Казанского Адмиралтейства Ивана Федоровича Мельникова. В 1834 г. Павел Иванович по¬ступает в Казанский университет на словесный факультет. Времена Лобачевского и Магницкого - лед и пламень! В своей автобиографии Мельников самыми добрыми словами вспоминает свою мать, коей обязан начальным домашним образованием. Окончил университет Павел Ивано¬вич в 1837 г. на восемнадцатом году жизни! Был одним из лучших учеников и остался для подготовки к профессорству (в 18 лет), но,.. русская судьба: где-то, что-то сказал "не так" и ... лучший ученик поехал в глухомань в Шадринск, правда, по дороге удалось осесть в захолустной Перми, а в 1839 г..перебраться на родину в Нижний Новгород преподавателем гимназии. В том же году он опубликовал свое первое произведение "Дорожные записки" в журнале "Отечественные записки".
Детство Мельников провел в городке Семенове Нижегородской губернии, в центре российского раскола. Будучи преподавателем гимназии, он заинтересовался историей края, в частности происхож¬дением старообрядчества. Что ж, ему было "легче": в то время еще не жгли церковные книги, не взрывали храмы. Самым страшным нака -эанием того времени было "запечатывание": ставилась печать, са -мая настоящая сургучная печать с государственным гербом, и именем закона "запечатанной" вещью - а это были в основном раскольничьи реликвии - пользоваться запрещалось.
Способности Мельникова были оценены в 1847 г., и он становится "чиновником особых поручений" при нижегородском генерал-губернаторе. Россия Николая I памятна усилением гонений на старообрядцев, а чиновник Мельников считал раскол "дикостью и темнотой" со всей искренностью. В искоренение раскола он вкладывал все свои знания и опыт. Прекрасно зная места расселения староверов, он разъезжал по губернии, закрывая и уничтожая их скиты, описывал и конфисковывал древние иконы и реликвии. Что ж, такие были времена...
Образцовым исполнителем был чиновник Мельников. Но... в отличие от прочих коллег глубоко изучал и осмысливал разрушаемое.
Пожалуй, он единственный в то время понял душу старообрядцев, доверил бумаге и сохранил виденное, ушедшее навсегда.
С 1866 г. Мельников стал сотрудничать с "Русскими ведомостями". Стал подписываться "Андрей Печерский" - по названию улицы, на которой жил в Нижнем Новгороде. Исчез "чиновник особых поручений", появился литератор, сразу обративший на себя внимание чита¬ющей России.
В. это время Мельников вновь оказывается в Казани. На этот раз грозный чиновник наводит страх на местных раскольников: им. "запечатаны" знаменитая Коровинская часовня, "Дом Пресвятой Богородицы" - религиозный центр казанских старообрядцев, приемлющих священство. Здесь в 1862 и 1874 годах построили две единоверчес¬кие церкви - для примирения раскольников с господствующей церковью. В одной сейчас общежитие, вторая занята узлом связи. Трудно признать в этих зданиях когда-то красивые церкви, ибо наше беспокойное время здорово их "пощипало": нет колоколен и верхов, Никольская так и вообще теперь разделена на два этажа, а наличники окон стесаны.
Казанцам Мельников уже был известен как литератор, и местная интеллигенция спешит к нему с визитами. Остановился он в двух роскошных номерах лучшей гостиницы, на Воскресенской улице, в "Номерах Акчурина". Не стоит искать мемориальной доски - стены этого дома пусты (если не считать многочисленных трещин), здание рушится. Сейчас в бывшей гостинице, кстати видавшей в своих сте¬нах не только Мельникова, но и других не менее известных россиян, - комиссионный магазин.
Через два года, в 1868 г., Мельников-Печерский начал писать свое знаменитое произведение "В лесах". С Казанью связаны несколько героинь романа, одна из них, мать Мавефа, происхождение ведет из рода Осокиных, балахнинскнх купцов, вышедших из крепостных Шереметевых.
Гордостью Казани является Петропавловский собор, построенный в память посещения Казани императором Петром I. Деньги на строи¬тельство собора дал казанский купец Иван Михляев. Он имел лучшие в городе суконные фабрики, которые перешли по наследству родственникам его жены Дрябловым, а от них другим родственникам - Осокиным. Петр Гаврилович Осокин имел не только суконные фабрики в Казани, но и медеплавильные заводы на Урале. От его фабрик в Казани сохранилось до сих пор название улицы "Суконная".Главная фабрика располагалась под Кремлем,в ней сейчас онкологический центр, а раньше была печально-знаменитая политическая тюрьма. В другом здании расположен на ул.Свердлова Татвоенкомат (не так давно нынеш¬ние хозяева изуродовали уникальное здание, дошедшее с середины во¬семнадцатого века, разрушив и перестроив второй этаж).
Жили Осокины в доме напротив этой фабрики, сейчас он почти не отличается от окружающих его домов, но, если зайти во двор и лучше посмотреть торцовые стены, можно различить под отвалившейся штукатуркой следы стесанных кирпичных наличников прекрасной "барочной" формы, подобные сохранились лишь на доме Михляева-Дряблова да на церквях восемнадцатого века. Еще в одном доме Осокиных, расположенном в Петропавловском приходе, во время приезда в Казань в 1767 г. останавливалась императрица Екатерина II.
Так вот, мать Манефа была из рода Осокиных и частенько навещала своих единоверцев Дегтяревых - Петра Андриановича и Марию Петровну. Мельников видел в Казани Марию Петровку и был поражен ее красотой. Но...пришлось чиновнику особых поручений разбирать уго¬ловное, по тем временам, дело о совращении в раскол купеческой до¬чери Марьи Петровны Дегтяревой "федосеевцем" Степаном Степановичем Мокеевым. В результате этого попала Марья Петровна в роман Андрея Печерского под именем Марии Гавриловны Масленниковой... Настоящая же Марья Петровна, после смерти отца и мужа, уехала вместе со своей матерью в Комаровский скит, в Манефину обитель, и жила там до самой смерти. Дом отца ее, Петра Андриановича Дегтярева, раз -ломали лет двадцать назад. Стоял он против второй школы (раньше -вторая гимназия, сейчас - "дом пионеров" Бауманского района), ма¬ленький, деревянный - единственный среда каменных соседей; сейчас на его месте грязный пустырь, нынче наконец-то обнесенный забором.
II.
Мельников-Печерский оставил замечательные в своей подробнос¬ти описания раскольничьих исторических мест. Как водится, уезжая искать остатки скитов, мы забыли взять с собой карту (хоть при¬митивны и неточны наши карты, но без них совсем плохо). Зато вы¬писали из романа названия сел и деревень, около которых распола¬гались скиты. Этого оказалось вполне достаточно! Практически все села, упомянутые в романах "В лесах" и "На горах", сохранились до сих пор, а те немногие, что канули в вечность, еще на памяти у местных жителей. Преогромнейшую помощь оказали и почтовые открытки издания замечательного русского художника-фотографа из Нижнего Новгорода ("право художника-фотографа заявлено Императорской Академией художеств", - гласит надпись на обороте каждой открытки издания Дмитриева!). У нас была с собой почти полная серия открыток с изображением нижегородских старообрядческих скитов. Искали мы, в первую очередь, знаменитый Кемеровский скит - Манефину обитель, столь подробно описанный в "В лесах".
От Нижнего отправились электричкой. Долго спорили, на какой станции выходить (карты-то нет!). Спрашивали попутчиков - никто не знает... Субботний день, едет в основном молодежь на дачи и в деревни к старикам, до скитов и монастырей ли им.В романе Печерского многие названия сел упоминаются с расстояниями от центра - Семенова, прикинули... и решили выйти на предпоследней перед ним станции. Первая удача: продавщица магазина примерно объяснила, в какой стороне находится Комарове Двинулись. Вокруг воистину дебри - и справа, и слева, а посредине - новая прекрасная шоссейная дорога. Множество вырубок, по краям которых тонкие высоченны деревья согнулись до земли - раньше они поддерживали друг друга, оставшись в одиночестве - погибли... Машины летят, людей не видно Не торопясь проехала телега с цыганской семьей и веселой собакой Из леса вышел грибник с полупустой корзиной, показал дорогу к ближайшей - за пятнадцать километров - деревне. Хоть он и посоветовал ждать автобус, решили шагать пешком.
Асфальтовая дорога перешла в грунтовку - мы ведь с шоссе ушли в сторону, вскоре нас догнал и забрал автобус, правда, он шел лишь до села Пафнутово, также упоминаемого Б романе. В церковь этого села были переданы иконы и богослужебные книги из Комаровского скита после его разорения в середине прошлого века. Крепкое село, в основном новые дома, от старых их отличает, пожалуй, только отсутствие резьбы на наличниках и вообще какого-либо украшения. Церкви нет (правда, магазина и клуба тоже...) Жителя помнят о скитах. Пока "заправляли" фляги водой из нового бетонного; колодца, подошла бабка, объяснила все просто и четко: "Скоро будет автобус - часа через три, сядете, доедете до Малой Дубровы, а там вам скажут, как дальше идти".
Три часа ждать мы не стали, пошли пешком. Здесь уже дорогу окружают поля, до леса далековато. Видны деревни. Пройдя две неизвестные деревеньки (от дороги они в километре, спросить не у кого, а указателей с названием у нас на Руси, как известно, не ставят "из соображения секретности"), остановились у "роскошной"-из огромных бревен - автобусной остановки, начал крапать дождь, решили не мокнуть, ждать. Павильон достопримечательный! Настоящий сруб, внутри обшит досками, все стены - снаружи и изнутри - рас¬писаны и разрисованы местными "умельцами-грамотеями". Подолгу, видимо, приходится здесь ждать автобуса. Изумило нас, конечно, не само наличие надписей - где их у нас нет, удивительно полное отсутствие похабщины!
В автобусе прекрасные картинные русские старушки (видимо, из Семенова, с базара возвращались) разъяснили дальнейший путь к Комарово: "мимо могилок, лесом, затем полем, через речку... и увидите". "Могилки"! Слово-то какое! Так на Нижегородской Руси назы¬вают кладбища. Край староверовский, кладбища здесь маленькие, огороженные изгородью из жердей, чтоб скотина не проникла, калитка и ворота всегда заперты на простой крючок. Кресты и раскольничьи голбецы ("голбец" - вместо креста - столбик, крытый двускатной крышей) почти не крашены, со временем покрываются мхом и лишайником, серебристо-серого цвета. Раньше на каждом висела прибитая медная иконка, на которую молились. Сейчас их унесли коллекционеры, но на немногих уже висят новые, отлитые из свинца и алюминия местными умельцами.
Мельников-Печерский точно указал адрес Комаровского скита: "двадцать пять верст от Семенова, недалеко от деревни Елфимово, в верховьях реки Линды". Деревня крепкая, дома из неохватных бревен - благо, вокруг леса, - но... нет людей! Остановились у колодца напиться, вышел к нам крепыш-мужичок лет шестидесяти. Распаренный, красный, только из бани. Разговорились, рассказал нам несколько легенд, объяснил, где располагался скит (его давно нет), а деревня Комарово рядом, но... пустая! Жителей в ней теперь нет, последнего в прошлом году переселили. В нетерпении помчались мы туда, да и ночь подгоняла, начало темнеть и дождик накрапывал...
Тропинка между деревенскими баньками вывела к болоту с ру¬чейком - рядом исток реки Линды. На взгорке за деревней увидели первое раскольничье кладбище, справа от дороги высятся огромные деревья, в центре сосны и ели. За ним - второе, расположены coв сем рядом, но каждое имеет свою ограду из жердей. Видимо, одно кладбище считается "старым", на нем уже не хоронят. Оба - раскольничьи, в основном заполнены не крестами, а голбецами. Все зарос высоченной крапивой, но она не, придает вида запустелости, все естественно. Осматривать кладбища не стали, пошли искать Комарове Дорога скоро кончилась - ее попросту распахали. Пришлось перебираться через пашню. Пахали, видимо, тракторами "Кировцами", земля изуродована на глубину полметра, идти очень трудно. Встретилась довольно внушительная горка камней. Эти земли знают не только местные трактора, - в былые времена пахарь выходил в поле босиком, отнюдь не из-за того, что это удобнее, вовсе нет: просто хозяин уважал свою землю-кормилицу и не считал возможным топтать ее лаптями или сапогами. А камни, попадавшиеся под плуг, он собирал и вы носил на межу, чтоб не мешали, не засоряли землю. Еще и сейчас можно увидеть на опушке хлебных полей, особенно заброшенных (ест и такие!), собранные в кучи камни, в основном мелочь, а крупные увозили под фундаменты домов.
Еще один мостик через полностью заросшую осокой Линду, и мы увидели Комарове. Стоят семь домов, на задах сохранились амбарчики, сеновалы, какие-то подсобные постройки. Даже столбы от Электропроводки не спилили. Стемнело, стали выбирать себе дом для ночлега. Дома целые, но варвары и здесь поработали - окна выбиты, двери сорваны.
Утром обошли всю деревню, вернее то, что когда-то ею было. Разгром! Дома крепкие, стоять бы и стоять, но... "нет перспективы,". К сожалению, все они почти не имеют резных украшений, немного накладной резьбы, чуть-чуть оформлены наличники. Судя по всему, дома построены не так давно, конечно, по здешним меркам, думаете им лет по, семьдесят-девяносто. Среди хлама на месте уже полностью разрушенных домишек и на чердаках сохранившихся, собрали коллекция деревянной утвари. Попались две "городецкие" прялки, украшенные инкрустацией из мореного дуба (много такого дуба до сих пор покоится на дне местных речек), прекрасные кони вырезаны из кусочков твердого как железо дуба и вставлены в березовые донца прялок. Нашли точеный деревянный подсвечник, на нем еще различим следы росписи. Один из домов, видимо, принадлежал кузнецу или местному слесарю; среди инструментов собрали пригоршню медных российских монет восемнадцатого века - "современниц" скита!
Пошли искать Комаровский скит. Располагался он на противоположном берегу Линды, на пригорке. Простившись с гостеприимной деревней, приютившей на ночлег и подарившей два рюкзака "сувениров", двинулись к скиту. На выходе из Комарова стоит поклонный крест "староверского" образца, но сварен недавно, из арматурного прутка.. Рядом чудом сохранившийся амбар древнерусского типа. Все монографии по истории русской деревянной архитектуры полны изображений таких построек, а "в натуре" их уже почти нет. Здесь же амбар сохранил даже запах зерна! (Или это только кажется?) Сна¬ружи вид его удручающ: бревна прогнившие, особенно нижние венцы, крыша из прекрасной осиновой дранки вся в дырах, дверь сорвана... Зато внутри! Стены сохранили первоначальный цвет - золотисто-ме-довый, живы сусеки из тесаных досок. Самое же интересное: сохранились волоковые окна, даже "волокушки"-задвижки все на месте. Такие амбары имели очень интересные кованые замки - огромного размера, с личиной в виде секиры (их и называют "секирными" или "алебардными"), ключ был размером до полуметра. В этом амбаре замка уже нет, кто-то успел выпилить вместе с куском двери, поэтому-то она и сорвана с красивых кованых петель.
От амбара дорога пошла в гору, мимо небольшого кладбища. Рядом с ним новенький, еще не успевший потемнеть голбец с надписью: "Мать Манефа - 1934 г.". За кладбищем - новая кучка камней с поля, но среди них валяется множество осколков расписных печных изразцOB! Откуда они? Возможно, и это следы бывших здесь скитов.
Тропа через поле подходит вплотную к лесу, к большой поляне. Посреди осколок громадной сломаной березы, под ней новая металлическая ограда (какие окружают большинство современных русских могил). В ограде - огромный известняковый памятник в виде гроба саркофага. Крепко побит он временем, а скорее - людьми. Но недавно Чьи-ТО заботливые руки восстановили эту святыню, замазали трещины и выбоины цементом, установили на бетонное основание. Осеняет его деревянный старообрядческий крест, правда, весьма убогого вида. Время сделало ювое дело, почти невозможно прочесть эпитафию. Лишь с одной стороны с трудом различаются слова: "сооружен сей памятник усердием... преподобного... духом к покойной московского... купца Филипа Яковлева Васяткина по ... 1853 года июня 3 дня Москва".
Чей это памятник? Молва людская считает его перенесенным на это место с могилы знаменитой матери Манефы, героини романа Андрея Печерского. На фотографии Дмитриева 1905 года хорошо виден такой же (скорее всего именно этот) памятник, только над ним устроена крыша-сень на четырех столбах, вокруг растут большие деревья, рядом молятся молодые монашки. На открытке подробная над¬пись, что это могила игуменьи Манефы. Но ведь Мельников описывает в своих произведениях, по крайней мере, трех Манеф: Манефу "старую" (Осокину), Манефу "новую", при которой и стал скит называться "Манефина обитель", и Манефу Чапурину. Так вот, рядом с только что описанным нами памятником расположены еще четыре раскольничьих кладбища. На соседнем уже упоминавшийся новый голбец с надписью "Мать Манефа - 1934 год", а на ближайшем к деревне Елфимово , на самом обрыве, под древними елями покоится подобный же надгробный памятник-саркофаг с прекрасно сохранившейся надписью: "Под сим камнем положено тело рабы Божей Матрены Володимеровны дочири Шипилиной по пострижению инокиня схимница Манефа скончалась 1877 (?) года июня 22 дня тезоименитство ея бывает ноября 9 дня жития ея было 48 лет". Еще одна Манефа! Жаль, что староверы редко писали на крестах имена похороненных (может, и были имена, да время стерло. Память же людская, к несчастью, довольно коротка, даже про эти два камня нам в деревне Елфимово рассказали кучу легенд; кто называл московскую княгиню, кто что, а точных данных ни у кого нет...
Вернемся к Манефиной могиле. Расположена она на пригорке, перед лесом, на опушке. От Комарова к ней ведет изумительная тропа через пшеничное поле. Слева - остатки заброшенного сада. Яблони дичают, плоды уже невозможно есть. Справа от поляны на краю леса высятся огромные ели, к ним через поле тянется тропинка. Ясно, что это раскольничье кладбище. Только по таким островкам высокого леса и можно его разыскать средь дремучих семеновских лесов. Кладбище очень старое, видимо, заброшенное, нет даже обязательной ограды из жердей, но проникнуть на него не так-то просто: окружено непробиваемыми зарослями колючего шиповника, ветки которого пере- плелись лучше колючей проволоки. Ветви мощных елей склонились до самой земли, приходится пробираться почти ползком. Сохранились кресты и голбецы, последних намного больше. Большинство из них повалены. Кладбище заброшено, но... не забыто: какому-то идиоту пришла мысль разрыть одну из могил, видимо, самую знаменитую. Осталась на ее месте яма, в ней - разрушенный кирпичный склеп! Редкость для староверов. А, может быть, это следы знаменитых подземелий, описанных у Печерского? Во всяком случае, в старообрядческих могилах, кроме честных костей, найти ничего нельзя, ведь даже нательный крест старались иметь кипарисовый, а домовину заколачивали не железными гвоздями, а деревянными костылями.
От этого кладбища открывается прекрасный вид на деревню Комарово, на долину реки Линда, берущую начало где-то здесь, буквально в двух шагах, на чудные, сказочные поля с миниатюрными стожками сена, а на первом плане - настоящее русское поле, хлебная нива. Люда не забывают эти святые места. Перед могилой матушки Манефы устроены скамеечки для путников. О былом на этом месте ските, напоминают лишь холмики и ямки на месте разрушенных домов и провалившихся погребов. Решили мы взять на память горсть этой свя¬той землицы, копнули посреди поляны - вместе с землей попались кусочки красного кирпича, остатки скитских печек...
На обратном пути к деревне Елфимово основательно покопались в кучах камней, собранных старыми землепашцами при расчистке по¬лей, нашли несколько хороших обломков печных изразцов восемнадца¬того века. В Елфимове напились колодезной воды изумительного вку¬са - и это. несмотря на то, что вокруг одни болота! Причем и колодцы здесь сработаны на совесть: срубы либо из толстых бревен, вертикально врытых, либо из современных железобетонных колец. Все они обязательно накрыты дощатой крышкой, а от непогоды защищены монументальной крышей. Тут же, у колодца, разговорились с местной древней бабушкой (по извечной русской безалаберности не спросили ни ее имени, ни отчества. Прости нас, Человече!). Она поведала историю местных скитов, в общем-то обнаружив знание романов Мельникова-Печерского, вернее, подтвердив правдивость всего им напи¬санного. Посоветовала сходить в соседнюю деревню Трофилиху, где тоже были знаменитые скиты, обитель матери Фотиньи. Рассказала об ее образовании: "Шла Богородица по небу и увидал ее один знатный селянин, побежал он вслед Божественной поступи. Где остановилась Она, там бысть озарение Божие мужику деревенскому, дабы поставить в месте том обитель и непрестанно молить Бога о спасении души че¬ловеческой".
Из истории обители известно, что зачинательницей ее была мать Фотинья. Сохранилась ее могила посреди большого раскольничьего кладбища на окраине деревни Трофилиха. Когда-то на этом месте и был скит. Могила находится в деревянном срубе, обнесена обкладкой из деревянных плах. Состояние ее плачевно. Крыша давно рухнула, стены держатся, на честном слове, собственно мотала, обнесенная плахами, заросла сорной травой, кресты разрушены... А ведь это редчайшее сохранившееся старообрядческое захоронение, дошедшее до нас! На Дмитриевской открытке 1913 года "Могила матери Фотиньи" мы видим типичный домик-амбар (что-то вроде амбара у Комарова), вокруг - мора старообрядческих крестов и голбецов., ограда. Кресты, конечно, и сейчас есть, в основном они сварены из арматурного железа. На многих сохранились медные образки: место довольно отдаленное, туристы еще не добралась. Мы попытались сделать современный фотоснимок с той же точки, что снимал Дмитриев в I9I3 г. Пришлось залезать на громадную кучу навоза, навороченную бульдозером, а передний план все равно заслонили заросли репья - татарника.
Из Трофилихи пришлось вернуться в Елфимово, на рейсовый автобус в город Семенов. Что ж, видели место Комаровского скита. Одними из последних застали "мертвую" деревню Комарове, унаследовавшую скитское имя. Судя по старинным фотографиям, скит располагался на противоположной стороне реки Линды, а современная деревня - на правом, низком берегу. Андрей Печерский подробно описывает историю этого места. Скит "основал раскольник Комар, пришедший на Керженец из Тверской губернии". Было это в начале ХУШ в. Им основана мужская обитель с настоятелем старцем Ефремом. В середине века в скиту жил раскольничий писатель Иона Курносый, ставший после смерти Ефрема ее настоятелем, и тогда обитель получила название "Ионина", Существовала она до 1832 г., до смерти последнего настоятеля отца Павла, тайного православного. Все скитское имущество - книги, иконы, утварь - он завещал в церковь села Пафнутово. Там все и погибло... Постройки и часовни в скиту разломали окончательно в 1650 году, во время последних крупных гонений на староверов.
Рядом с Иониной обителью находилась знаменитая Манефина, Bот что говорит о ней в романе автор: "В лесах Черной Рамени, в верховьях реки Линды, среда лесов и топких болот, выдался сухой ост¬ров. Каменным Вражком его зовут. Еще недавно на Каменном Вражке стояло обширное селение". Что ж, все это мы видели. Камней здесь тьма-тьмущая, а "сухой остров" - это и есть возвышенное место, где ныне осталась одинокая Манефина могила. Ведь "островом" в старину называли отдельно стоящий лес. Все сходится с описанием и сейчас вполне узнаваемо, мало изменилось, хоть и прошло более двух столетий с первых описаний. "Две, три, иногда до десяти стай с раз¬бросанными между ними простыми деревенскими избами, амбарами, погребами ... обносились особой изгородью. Это составляло особую общину и называлось "обителью". Несколько таких обителей состав¬ляли "скит". Были и часовни. Вместо колоколов применяли "било": подвешенную еловую доску, в которую ударяли палкой". Подобные скиты существовали до середины прошлого века.
В 1905 году, хоть и был принят закон "О началах веротерпимости", в древнем виде скиты не возродились. В Городце, скажем, Бугровский скит, называемый "Часовня", представлял собой церковь, не отличимую от православной. "На Каменном Вражке в последнее вре¬мя было до двадцати общин, "обителей", стоящих отдельно", - пишет Печерский. Каждая обитель имела свое собственное кладбище. Теперь лишь эти кладбища и напоминают о былых здесь скитах. То, что сто¬ит на месте Иониной обители, видимо, скоро исчезнет, никто уже не ходит на те могилки. А вот два, даже три, около Елфимова еще долго просуществуют, за ними ухаживают.
Не нашли мы "Ионину ель", видимо, нет уж ее следов. "Ионина ель" - предмет почитания старообрядцев. Ствол ее чуть не весь из¬грызен, Страдающие зубной болью приходят сюда, молятся за умершего или умершему и грызут растущее над могилой дерево в чаянии исцеления. И верующие, как сказывают, исцеляются", - так говорит Печерский о "лекарственной" могиле. Есть фотография старинная -могила на пригорке. Наиболее похожее место - кладбище с могилой "Мать Манефа, 1934 год", но там в центре огромная погибшая береза.
Кем же были раскольники по "государственному" определению? Мельников-Печерский считал раскол "дикостью и темнотой", а ведь все они были грамотными. Духовные ценности, что сумели они сберечь и не только сберечь, а постоянно ими пользовались, до сих пор слу¬жат нам, и это будет продолжаться вечно (хотя бы "Сказание о граде Китеже" и "Житие протопопа Аввакума"). Часть из них называют себя "староверами", то есть живущими "по старой вере". Другие столь же упорно считаются "старообрядцами": дескать, вера у всех одна, а вот обряды правильно соблюдают лишь они. Как бы то ни бы¬ло, современная Русская Православная церковь на Поместном соборе 1971 года признала ошибку, сделанную Никоном и приведшую к расколу, а реформы его - незаконными, так как они «не имели ни канонических, ни исторических оснований.
Кстати наконец оцифровал статью "По следам Мельникова Печерского" в 90-е ездил с отцом и братом по старообрядческим скитам потом у постели умирающего больного написал эту статейку, а Вячеслав Аристов тиснул ее в библиотечном сборнике.
Г.В.Фролов, А.Г.Фролов* ПО СЛЕДАМ ГЕРОЕВ МЕЛЬНИКОВА-ПЕЧЕРСКОГО
Интереснейшая тема - история русского церковного раскола, разделение на старообрядцев и "никониан" - давно и незаслуженно находится в тени российской науки. Много сейчас говорилось о "дис -I сидентах", а ведь одними из первых российских "диссидентов" как раз и были старообрядцы. До сего дня громом звучат слова церковного собора 1666 года (число-то какое! Зверь Апокалипсический, антихрист ...). Событие это оставило нам "Житие протопопа Аввакума", погубив автора, "Сказание о невидимом граде Китеже" и многие-многие философско-нраветвенные произведения. Разбойник Разин породил раскол, считал народник-демократ Щапов. Много писали об этом событии Н.М.Карамзин, С.М.Соловьев, А.П.Щапов. Однако лучше всех сумел изучить быт и жизнь староверов, а главное - описать на бумаге., да не в форме сухого отчета, на которые он был мастер, прекрасным литературным слогом, простой чиновник николаевской России Павел Иванович Мельников, явившийся читателям России под именем "Андрей Печерский".
Огромное его произведение "В лесах" и продолжение "На горах" вместило массу документальных фактов. Книга потрясающая, прочитав ее хочется воочию увидеть места, в ней описанные.
И автор и его роман косвенным образом связаны с Казанью. П.И.Мельников родился в Нижнем Новгороде в 1818 г., а отец его Иван Иванович - в Казани, в семье поручика Казанского Адмиралтейства Ивана Федоровича Мельникова. В 1834 г. Павел Иванович по¬ступает в Казанский университет на словесный факультет. Времена Лобачевского и Магницкого - лед и пламень! В своей автобиографии Мельников самыми добрыми словами вспоминает свою мать, коей обязан начальным домашним образованием. Окончил университет Павел Ивано¬вич в 1837 г. на восемнадцатом году жизни! Был одним из лучших учеников и остался для подготовки к профессорству (в 18 лет), но,.. русская судьба: где-то, что-то сказал "не так" и ... лучший ученик поехал в глухомань в Шадринск, правда, по дороге удалось осесть в захолустной Перми, а в 1839 г..перебраться на родину в Нижний Новгород преподавателем гимназии. В том же году он опубликовал свое первое произведение "Дорожные записки" в журнале "Отечественные записки".
Детство Мельников провел в городке Семенове Нижегородской губернии, в центре российского раскола. Будучи преподавателем гимназии, он заинтересовался историей края, в частности происхож¬дением старообрядчества. Что ж, ему было "легче": в то время еще не жгли церковные книги, не взрывали храмы. Самым страшным нака -эанием того времени было "запечатывание": ставилась печать, са -мая настоящая сургучная печать с государственным гербом, и именем закона "запечатанной" вещью - а это были в основном раскольничьи реликвии - пользоваться запрещалось.
Способности Мельникова были оценены в 1847 г., и он становится "чиновником особых поручений" при нижегородском генерал-губернаторе. Россия Николая I памятна усилением гонений на старообрядцев, а чиновник Мельников считал раскол "дикостью и темнотой" со всей искренностью. В искоренение раскола он вкладывал все свои знания и опыт. Прекрасно зная места расселения староверов, он разъезжал по губернии, закрывая и уничтожая их скиты, описывал и конфисковывал древние иконы и реликвии. Что ж, такие были времена...
Образцовым исполнителем был чиновник Мельников. Но... в отличие от прочих коллег глубоко изучал и осмысливал разрушаемое.
Пожалуй, он единственный в то время понял душу старообрядцев, доверил бумаге и сохранил виденное, ушедшее навсегда.
С 1866 г. Мельников стал сотрудничать с "Русскими ведомостями". Стал подписываться "Андрей Печерский" - по названию улицы, на которой жил в Нижнем Новгороде. Исчез "чиновник особых поручений", появился литератор, сразу обративший на себя внимание чита¬ющей России.
В. это время Мельников вновь оказывается в Казани. На этот раз грозный чиновник наводит страх на местных раскольников: им. "запечатаны" знаменитая Коровинская часовня, "Дом Пресвятой Богородицы" - религиозный центр казанских старообрядцев, приемлющих священство. Здесь в 1862 и 1874 годах построили две единоверчес¬кие церкви - для примирения раскольников с господствующей церковью. В одной сейчас общежитие, вторая занята узлом связи. Трудно признать в этих зданиях когда-то красивые церкви, ибо наше беспокойное время здорово их "пощипало": нет колоколен и верхов, Никольская так и вообще теперь разделена на два этажа, а наличники окон стесаны.
Казанцам Мельников уже был известен как литератор, и местная интеллигенция спешит к нему с визитами. Остановился он в двух роскошных номерах лучшей гостиницы, на Воскресенской улице, в "Номерах Акчурина". Не стоит искать мемориальной доски - стены этого дома пусты (если не считать многочисленных трещин), здание рушится. Сейчас в бывшей гостинице, кстати видавшей в своих сте¬нах не только Мельникова, но и других не менее известных россиян, - комиссионный магазин.
Через два года, в 1868 г., Мельников-Печерский начал писать свое знаменитое произведение "В лесах". С Казанью связаны несколько героинь романа, одна из них, мать Мавефа, происхождение ведет из рода Осокиных, балахнинскнх купцов, вышедших из крепостных Шереметевых.
Гордостью Казани является Петропавловский собор, построенный в память посещения Казани императором Петром I. Деньги на строи¬тельство собора дал казанский купец Иван Михляев. Он имел лучшие в городе суконные фабрики, которые перешли по наследству родственникам его жены Дрябловым, а от них другим родственникам - Осокиным. Петр Гаврилович Осокин имел не только суконные фабрики в Казани, но и медеплавильные заводы на Урале. От его фабрик в Казани сохранилось до сих пор название улицы "Суконная".Главная фабрика располагалась под Кремлем,в ней сейчас онкологический центр, а раньше была печально-знаменитая политическая тюрьма. В другом здании расположен на ул.Свердлова Татвоенкомат (не так давно нынеш¬ние хозяева изуродовали уникальное здание, дошедшее с середины во¬семнадцатого века, разрушив и перестроив второй этаж).
Жили Осокины в доме напротив этой фабрики, сейчас он почти не отличается от окружающих его домов, но, если зайти во двор и лучше посмотреть торцовые стены, можно различить под отвалившейся штукатуркой следы стесанных кирпичных наличников прекрасной "барочной" формы, подобные сохранились лишь на доме Михляева-Дряблова да на церквях восемнадцатого века. Еще в одном доме Осокиных, расположенном в Петропавловском приходе, во время приезда в Казань в 1767 г. останавливалась императрица Екатерина II.
Так вот, мать Манефа была из рода Осокиных и частенько навещала своих единоверцев Дегтяревых - Петра Андриановича и Марию Петровну. Мельников видел в Казани Марию Петровку и был поражен ее красотой. Но...пришлось чиновнику особых поручений разбирать уго¬ловное, по тем временам, дело о совращении в раскол купеческой до¬чери Марьи Петровны Дегтяревой "федосеевцем" Степаном Степановичем Мокеевым. В результате этого попала Марья Петровна в роман Андрея Печерского под именем Марии Гавриловны Масленниковой... Настоящая же Марья Петровна, после смерти отца и мужа, уехала вместе со своей матерью в Комаровский скит, в Манефину обитель, и жила там до самой смерти. Дом отца ее, Петра Андриановича Дегтярева, раз -ломали лет двадцать назад. Стоял он против второй школы (раньше -вторая гимназия, сейчас - "дом пионеров" Бауманского района), ма¬ленький, деревянный - единственный среда каменных соседей; сейчас на его месте грязный пустырь, нынче наконец-то обнесенный забором.
II.
Мельников-Печерский оставил замечательные в своей подробнос¬ти описания раскольничьих исторических мест. Как водится, уезжая искать остатки скитов, мы забыли взять с собой карту (хоть при¬митивны и неточны наши карты, но без них совсем плохо). Зато вы¬писали из романа названия сел и деревень, около которых распола¬гались скиты. Этого оказалось вполне достаточно! Практически все села, упомянутые в романах "В лесах" и "На горах", сохранились до сих пор, а те немногие, что канули в вечность, еще на памяти у местных жителей. Преогромнейшую помощь оказали и почтовые открытки издания замечательного русского художника-фотографа из Нижнего Новгорода ("право художника-фотографа заявлено Императорской Академией художеств", - гласит надпись на обороте каждой открытки издания Дмитриева!). У нас была с собой почти полная серия открыток с изображением нижегородских старообрядческих скитов. Искали мы, в первую очередь, знаменитый Кемеровский скит - Манефину обитель, столь подробно описанный в "В лесах".
От Нижнего отправились электричкой. Долго спорили, на какой станции выходить (карты-то нет!). Спрашивали попутчиков - никто не знает... Субботний день, едет в основном молодежь на дачи и в деревни к старикам, до скитов и монастырей ли им.В романе Печерского многие названия сел упоминаются с расстояниями от центра - Семенова, прикинули... и решили выйти на предпоследней перед ним станции. Первая удача: продавщица магазина примерно объяснила, в какой стороне находится Комарове Двинулись. Вокруг воистину дебри - и справа, и слева, а посредине - новая прекрасная шоссейная дорога. Множество вырубок, по краям которых тонкие высоченны деревья согнулись до земли - раньше они поддерживали друг друга, оставшись в одиночестве - погибли... Машины летят, людей не видно Не торопясь проехала телега с цыганской семьей и веселой собакой Из леса вышел грибник с полупустой корзиной, показал дорогу к ближайшей - за пятнадцать километров - деревне. Хоть он и посоветовал ждать автобус, решили шагать пешком.
Асфальтовая дорога перешла в грунтовку - мы ведь с шоссе ушли в сторону, вскоре нас догнал и забрал автобус, правда, он шел лишь до села Пафнутово, также упоминаемого Б романе. В церковь этого села были переданы иконы и богослужебные книги из Комаровского скита после его разорения в середине прошлого века. Крепкое село, в основном новые дома, от старых их отличает, пожалуй, только отсутствие резьбы на наличниках и вообще какого-либо украшения. Церкви нет (правда, магазина и клуба тоже...) Жителя помнят о скитах. Пока "заправляли" фляги водой из нового бетонного; колодца, подошла бабка, объяснила все просто и четко: "Скоро будет автобус - часа через три, сядете, доедете до Малой Дубровы, а там вам скажут, как дальше идти".
Три часа ждать мы не стали, пошли пешком. Здесь уже дорогу окружают поля, до леса далековато. Видны деревни. Пройдя две неизвестные деревеньки (от дороги они в километре, спросить не у кого, а указателей с названием у нас на Руси, как известно, не ставят "из соображения секретности"), остановились у "роскошной"-из огромных бревен - автобусной остановки, начал крапать дождь, решили не мокнуть, ждать. Павильон достопримечательный! Настоящий сруб, внутри обшит досками, все стены - снаружи и изнутри - рас¬писаны и разрисованы местными "умельцами-грамотеями". Подолгу, видимо, приходится здесь ждать автобуса. Изумило нас, конечно, не само наличие надписей - где их у нас нет, удивительно полное отсутствие похабщины!
В автобусе прекрасные картинные русские старушки (видимо, из Семенова, с базара возвращались) разъяснили дальнейший путь к Комарово: "мимо могилок, лесом, затем полем, через речку... и увидите". "Могилки"! Слово-то какое! Так на Нижегородской Руси назы¬вают кладбища. Край староверовский, кладбища здесь маленькие, огороженные изгородью из жердей, чтоб скотина не проникла, калитка и ворота всегда заперты на простой крючок. Кресты и раскольничьи голбецы ("голбец" - вместо креста - столбик, крытый двускатной крышей) почти не крашены, со временем покрываются мхом и лишайником, серебристо-серого цвета. Раньше на каждом висела прибитая медная иконка, на которую молились. Сейчас их унесли коллекционеры, но на немногих уже висят новые, отлитые из свинца и алюминия местными умельцами.
Мельников-Печерский точно указал адрес Комаровского скита: "двадцать пять верст от Семенова, недалеко от деревни Елфимово, в верховьях реки Линды". Деревня крепкая, дома из неохватных бревен - благо, вокруг леса, - но... нет людей! Остановились у колодца напиться, вышел к нам крепыш-мужичок лет шестидесяти. Распаренный, красный, только из бани. Разговорились, рассказал нам несколько легенд, объяснил, где располагался скит (его давно нет), а деревня Комарово рядом, но... пустая! Жителей в ней теперь нет, последнего в прошлом году переселили. В нетерпении помчались мы туда, да и ночь подгоняла, начало темнеть и дождик накрапывал...
Тропинка между деревенскими баньками вывела к болоту с ру¬чейком - рядом исток реки Линды. На взгорке за деревней увидели первое раскольничье кладбище, справа от дороги высятся огромные деревья, в центре сосны и ели. За ним - второе, расположены coв сем рядом, но каждое имеет свою ограду из жердей. Видимо, одно кладбище считается "старым", на нем уже не хоронят. Оба - раскольничьи, в основном заполнены не крестами, а голбецами. Все зарос высоченной крапивой, но она не, придает вида запустелости, все естественно. Осматривать кладбища не стали, пошли искать Комарове Дорога скоро кончилась - ее попросту распахали. Пришлось перебираться через пашню. Пахали, видимо, тракторами "Кировцами", земля изуродована на глубину полметра, идти очень трудно. Встретилась довольно внушительная горка камней. Эти земли знают не только местные трактора, - в былые времена пахарь выходил в поле босиком, отнюдь не из-за того, что это удобнее, вовсе нет: просто хозяин уважал свою землю-кормилицу и не считал возможным топтать ее лаптями или сапогами. А камни, попадавшиеся под плуг, он собирал и вы носил на межу, чтоб не мешали, не засоряли землю. Еще и сейчас можно увидеть на опушке хлебных полей, особенно заброшенных (ест и такие!), собранные в кучи камни, в основном мелочь, а крупные увозили под фундаменты домов.
Еще один мостик через полностью заросшую осокой Линду, и мы увидели Комарове. Стоят семь домов, на задах сохранились амбарчики, сеновалы, какие-то подсобные постройки. Даже столбы от Электропроводки не спилили. Стемнело, стали выбирать себе дом для ночлега. Дома целые, но варвары и здесь поработали - окна выбиты, двери сорваны.
Утром обошли всю деревню, вернее то, что когда-то ею было. Разгром! Дома крепкие, стоять бы и стоять, но... "нет перспективы,". К сожалению, все они почти не имеют резных украшений, немного накладной резьбы, чуть-чуть оформлены наличники. Судя по всему, дома построены не так давно, конечно, по здешним меркам, думаете им лет по, семьдесят-девяносто. Среди хлама на месте уже полностью разрушенных домишек и на чердаках сохранившихся, собрали коллекция деревянной утвари. Попались две "городецкие" прялки, украшенные инкрустацией из мореного дуба (много такого дуба до сих пор покоится на дне местных речек), прекрасные кони вырезаны из кусочков твердого как железо дуба и вставлены в березовые донца прялок. Нашли точеный деревянный подсвечник, на нем еще различим следы росписи. Один из домов, видимо, принадлежал кузнецу или местному слесарю; среди инструментов собрали пригоршню медных российских монет восемнадцатого века - "современниц" скита!
Пошли искать Комаровский скит. Располагался он на противоположном берегу Линды, на пригорке. Простившись с гостеприимной деревней, приютившей на ночлег и подарившей два рюкзака "сувениров", двинулись к скиту. На выходе из Комарова стоит поклонный крест "староверского" образца, но сварен недавно, из арматурного прутка.. Рядом чудом сохранившийся амбар древнерусского типа. Все монографии по истории русской деревянной архитектуры полны изображений таких построек, а "в натуре" их уже почти нет. Здесь же амбар сохранил даже запах зерна! (Или это только кажется?) Сна¬ружи вид его удручающ: бревна прогнившие, особенно нижние венцы, крыша из прекрасной осиновой дранки вся в дырах, дверь сорвана... Зато внутри! Стены сохранили первоначальный цвет - золотисто-ме-довый, живы сусеки из тесаных досок. Самое же интересное: сохранились волоковые окна, даже "волокушки"-задвижки все на месте. Такие амбары имели очень интересные кованые замки - огромного размера, с личиной в виде секиры (их и называют "секирными" или "алебардными"), ключ был размером до полуметра. В этом амбаре замка уже нет, кто-то успел выпилить вместе с куском двери, поэтому-то она и сорвана с красивых кованых петель.
От амбара дорога пошла в гору, мимо небольшого кладбища. Рядом с ним новенький, еще не успевший потемнеть голбец с надписью: "Мать Манефа - 1934 г.". За кладбищем - новая кучка камней с поля, но среди них валяется множество осколков расписных печных изразцOB! Откуда они? Возможно, и это следы бывших здесь скитов.
Тропа через поле подходит вплотную к лесу, к большой поляне. Посреди осколок громадной сломаной березы, под ней новая металлическая ограда (какие окружают большинство современных русских могил). В ограде - огромный известняковый памятник в виде гроба саркофага. Крепко побит он временем, а скорее - людьми. Но недавно Чьи-ТО заботливые руки восстановили эту святыню, замазали трещины и выбоины цементом, установили на бетонное основание. Осеняет его деревянный старообрядческий крест, правда, весьма убогого вида. Время сделало ювое дело, почти невозможно прочесть эпитафию. Лишь с одной стороны с трудом различаются слова: "сооружен сей памятник усердием... преподобного... духом к покойной московского... купца Филипа Яковлева Васяткина по ... 1853 года июня 3 дня Москва".
Чей это памятник? Молва людская считает его перенесенным на это место с могилы знаменитой матери Манефы, героини романа Андрея Печерского. На фотографии Дмитриева 1905 года хорошо виден такой же (скорее всего именно этот) памятник, только над ним устроена крыша-сень на четырех столбах, вокруг растут большие деревья, рядом молятся молодые монашки. На открытке подробная над¬пись, что это могила игуменьи Манефы. Но ведь Мельников описывает в своих произведениях, по крайней мере, трех Манеф: Манефу "старую" (Осокину), Манефу "новую", при которой и стал скит называться "Манефина обитель", и Манефу Чапурину. Так вот, рядом с только что описанным нами памятником расположены еще четыре раскольничьих кладбища. На соседнем уже упоминавшийся новый голбец с надписью "Мать Манефа - 1934 год", а на ближайшем к деревне Елфимово , на самом обрыве, под древними елями покоится подобный же надгробный памятник-саркофаг с прекрасно сохранившейся надписью: "Под сим камнем положено тело рабы Божей Матрены Володимеровны дочири Шипилиной по пострижению инокиня схимница Манефа скончалась 1877 (?) года июня 22 дня тезоименитство ея бывает ноября 9 дня жития ея было 48 лет". Еще одна Манефа! Жаль, что староверы редко писали на крестах имена похороненных (может, и были имена, да время стерло. Память же людская, к несчастью, довольно коротка, даже про эти два камня нам в деревне Елфимово рассказали кучу легенд; кто называл московскую княгиню, кто что, а точных данных ни у кого нет...
Вернемся к Манефиной могиле. Расположена она на пригорке, перед лесом, на опушке. От Комарова к ней ведет изумительная тропа через пшеничное поле. Слева - остатки заброшенного сада. Яблони дичают, плоды уже невозможно есть. Справа от поляны на краю леса высятся огромные ели, к ним через поле тянется тропинка. Ясно, что это раскольничье кладбище. Только по таким островкам высокого леса и можно его разыскать средь дремучих семеновских лесов. Кладбище очень старое, видимо, заброшенное, нет даже обязательной ограды из жердей, но проникнуть на него не так-то просто: окружено непробиваемыми зарослями колючего шиповника, ветки которого пере- плелись лучше колючей проволоки. Ветви мощных елей склонились до самой земли, приходится пробираться почти ползком. Сохранились кресты и голбецы, последних намного больше. Большинство из них повалены. Кладбище заброшено, но... не забыто: какому-то идиоту пришла мысль разрыть одну из могил, видимо, самую знаменитую. Осталась на ее месте яма, в ней - разрушенный кирпичный склеп! Редкость для староверов. А, может быть, это следы знаменитых подземелий, описанных у Печерского? Во всяком случае, в старообрядческих могилах, кроме честных костей, найти ничего нельзя, ведь даже нательный крест старались иметь кипарисовый, а домовину заколачивали не железными гвоздями, а деревянными костылями.
От этого кладбища открывается прекрасный вид на деревню Комарово, на долину реки Линда, берущую начало где-то здесь, буквально в двух шагах, на чудные, сказочные поля с миниатюрными стожками сена, а на первом плане - настоящее русское поле, хлебная нива. Люда не забывают эти святые места. Перед могилой матушки Манефы устроены скамеечки для путников. О былом на этом месте ските, напоминают лишь холмики и ямки на месте разрушенных домов и провалившихся погребов. Решили мы взять на память горсть этой свя¬той землицы, копнули посреди поляны - вместе с землей попались кусочки красного кирпича, остатки скитских печек...
На обратном пути к деревне Елфимово основательно покопались в кучах камней, собранных старыми землепашцами при расчистке по¬лей, нашли несколько хороших обломков печных изразцов восемнадца¬того века. В Елфимове напились колодезной воды изумительного вку¬са - и это. несмотря на то, что вокруг одни болота! Причем и колодцы здесь сработаны на совесть: срубы либо из толстых бревен, вертикально врытых, либо из современных железобетонных колец. Все они обязательно накрыты дощатой крышкой, а от непогоды защищены монументальной крышей. Тут же, у колодца, разговорились с местной древней бабушкой (по извечной русской безалаберности не спросили ни ее имени, ни отчества. Прости нас, Человече!). Она поведала историю местных скитов, в общем-то обнаружив знание романов Мельникова-Печерского, вернее, подтвердив правдивость всего им напи¬санного. Посоветовала сходить в соседнюю деревню Трофилиху, где тоже были знаменитые скиты, обитель матери Фотиньи. Рассказала об ее образовании: "Шла Богородица по небу и увидал ее один знатный селянин, побежал он вслед Божественной поступи. Где остановилась Она, там бысть озарение Божие мужику деревенскому, дабы поставить в месте том обитель и непрестанно молить Бога о спасении души че¬ловеческой".
Из истории обители известно, что зачинательницей ее была мать Фотинья. Сохранилась ее могила посреди большого раскольничьего кладбища на окраине деревни Трофилиха. Когда-то на этом месте и был скит. Могила находится в деревянном срубе, обнесена обкладкой из деревянных плах. Состояние ее плачевно. Крыша давно рухнула, стены держатся, на честном слове, собственно мотала, обнесенная плахами, заросла сорной травой, кресты разрушены... А ведь это редчайшее сохранившееся старообрядческое захоронение, дошедшее до нас! На Дмитриевской открытке 1913 года "Могила матери Фотиньи" мы видим типичный домик-амбар (что-то вроде амбара у Комарова), вокруг - мора старообрядческих крестов и голбецов., ограда. Кресты, конечно, и сейчас есть, в основном они сварены из арматурного железа. На многих сохранились медные образки: место довольно отдаленное, туристы еще не добралась. Мы попытались сделать современный фотоснимок с той же точки, что снимал Дмитриев в I9I3 г. Пришлось залезать на громадную кучу навоза, навороченную бульдозером, а передний план все равно заслонили заросли репья - татарника.
Из Трофилихи пришлось вернуться в Елфимово, на рейсовый автобус в город Семенов. Что ж, видели место Комаровского скита. Одними из последних застали "мертвую" деревню Комарове, унаследовавшую скитское имя. Судя по старинным фотографиям, скит располагался на противоположной стороне реки Линды, а современная деревня - на правом, низком берегу. Андрей Печерский подробно описывает историю этого места. Скит "основал раскольник Комар, пришедший на Керженец из Тверской губернии". Было это в начале ХУШ в. Им основана мужская обитель с настоятелем старцем Ефремом. В середине века в скиту жил раскольничий писатель Иона Курносый, ставший после смерти Ефрема ее настоятелем, и тогда обитель получила название "Ионина", Существовала она до 1832 г., до смерти последнего настоятеля отца Павла, тайного православного. Все скитское имущество - книги, иконы, утварь - он завещал в церковь села Пафнутово. Там все и погибло... Постройки и часовни в скиту разломали окончательно в 1650 году, во время последних крупных гонений на староверов.
Рядом с Иониной обителью находилась знаменитая Манефина, Bот что говорит о ней в романе автор: "В лесах Черной Рамени, в верховьях реки Линды, среда лесов и топких болот, выдался сухой ост¬ров. Каменным Вражком его зовут. Еще недавно на Каменном Вражке стояло обширное селение". Что ж, все это мы видели. Камней здесь тьма-тьмущая, а "сухой остров" - это и есть возвышенное место, где ныне осталась одинокая Манефина могила. Ведь "островом" в старину называли отдельно стоящий лес. Все сходится с описанием и сейчас вполне узнаваемо, мало изменилось, хоть и прошло более двух столетий с первых описаний. "Две, три, иногда до десяти стай с раз¬бросанными между ними простыми деревенскими избами, амбарами, погребами ... обносились особой изгородью. Это составляло особую общину и называлось "обителью". Несколько таких обителей состав¬ляли "скит". Были и часовни. Вместо колоколов применяли "било": подвешенную еловую доску, в которую ударяли палкой". Подобные скиты существовали до середины прошлого века.
В 1905 году, хоть и был принят закон "О началах веротерпимости", в древнем виде скиты не возродились. В Городце, скажем, Бугровский скит, называемый "Часовня", представлял собой церковь, не отличимую от православной. "На Каменном Вражке в последнее вре¬мя было до двадцати общин, "обителей", стоящих отдельно", - пишет Печерский. Каждая обитель имела свое собственное кладбище. Теперь лишь эти кладбища и напоминают о былых здесь скитах. То, что сто¬ит на месте Иониной обители, видимо, скоро исчезнет, никто уже не ходит на те могилки. А вот два, даже три, около Елфимова еще долго просуществуют, за ними ухаживают.
Не нашли мы "Ионину ель", видимо, нет уж ее следов. "Ионина ель" - предмет почитания старообрядцев. Ствол ее чуть не весь из¬грызен, Страдающие зубной болью приходят сюда, молятся за умершего или умершему и грызут растущее над могилой дерево в чаянии исцеления. И верующие, как сказывают, исцеляются", - так говорит Печерский о "лекарственной" могиле. Есть фотография старинная -могила на пригорке. Наиболее похожее место - кладбище с могилой "Мать Манефа, 1934 год", но там в центре огромная погибшая береза.
Кем же были раскольники по "государственному" определению? Мельников-Печерский считал раскол "дикостью и темнотой", а ведь все они были грамотными. Духовные ценности, что сумели они сберечь и не только сберечь, а постоянно ими пользовались, до сих пор слу¬жат нам, и это будет продолжаться вечно (хотя бы "Сказание о граде Китеже" и "Житие протопопа Аввакума"). Часть из них называют себя "староверами", то есть живущими "по старой вере". Другие столь же упорно считаются "старообрядцами": дескать, вера у всех одна, а вот обряды правильно соблюдают лишь они. Как бы то ни бы¬ло, современная Русская Православная церковь на Поместном соборе 1971 года признала ошибку, сделанную Никоном и приведшую к расколу, а реформы его - незаконными, так как они «не имели ни канонических, ни исторических оснований.